Ольга Мичи – фотограф и путешественница. Она ездит по миру в поисках мест, где практически не ступала нога цивилизованного человека. Её интерес – испытать на себе все прелести первобытного образа жизни. И помочь нам всем задуматься: что приобрёл и чего лишился человек, сделавший ставку исключительно на прогресс?
Дважды за годы своих странствий я обращалась к высшим силам: «Помогите остаться целыми и невредимыми!» Я же путешествую не одна, поэтому просила не только за себя, но и за тех, кто рядом. Первый раз – когда мы прилетели во время военного переворота в Центральноафриканскую Республику и нас захватили военные. Могло это закончиться чем угодно, потому что аэропорт, в котором каким-то чудом приземлился наш маленький самолётик, был совершенно пуст, ни одного свидетеля. Нас спасло имя человека, к которому мы направлялись. Вернее, мы летели в национальный парк Дзанга-Санга, чтобы увидеть равнинных и лесных горилл, лесных слонов и людей племени ба’ака. Это такая уникальная народность – пигмеи с удивительными голосовыми данными. Всё, что они делают в жизни, они сопровождают пением. И среди них, изучая их, вот уже более двадцати лет живёт белый учёный-этнограф Луи Сарно. Луи пригласил нас принять участие в охоте вместе с ба’ака, чему мы были несказанно рады. Его имя и спасло нас от гибели, потому что Луи очень уважают в тех местах. Представьте, бросил человек спокойную, сытую жизнь в Америке и приехал защищать маленьких африканцев, потому что влюбился в этот народ! Причём произошло это совершенно случайно: однажды зимней ночью 1980 года Луи услышал по радио записи песнопений ба’ака, которые буквально загипнотизировали его. Этого оказалось достаточно, чтобы он оставил прежнюю жизнь и приехал в самое сердце Африки. Сейчас он женат на женщине из этого племени, они усыновили нескольких детей... Надо сказать, что в своих поездках я часто встречаю учёных со всего мира, работающих с различными этносами, но, как правило, они живут не в самом племени, а по соседству, носят цивильную одежду и по возможности пользуются всеми благами цивилизации. Всё это кардинально отличается от образа жизни Луи. Может быть, потому, что изучение племени – не только дело всей его жизни, это и есть сама его жизнь. Все средства, которые Луи зарабатывает своими книгами, он тратит на нужды ба'ака. Он живёт очень просто, осознавая, что всё самое ценное и необходимое для счастья у него уже есть, а остальное – побочный и не настолько уж и необходимый, как может показаться, продукт современного общества, зависимого часто от множества совершенно бестолковых вещей...
А второй раз я молилась о спасении в Новой Гвинее год назад. Мы пришли в племя караваев, а они – каннибалы. Они загнали нас в хижину и пригрозили убить, если мы не заплатим им крупную сумму денег, которой у нас не было и быть не могло. Ничто не могло помешать им выполнить угрозу. Ведь никто не знал, в каком именно месте мы находимся, в какой семье (а племя у них – семья). Нас было трое − две беззащитные женщины и молодой парень-оператор. А к смерти караваи относятся очень просто. У них постоянно кто-то погибает. Позже выяснилось, что подговорили караваев на шантаж наши носильщики, которые видели у меня деньги и, видимо, решили, что мы очень богаты. Для самих караваев деньги бесполезные бумажки − что на них купишь в джунглях? А до ближайшего населённого пункта три дня сплавляться по реке. Караваи живут тем, что дают джунгли. А если охотятся, то не ради охоты, а сугубо для выживания. Вообще, суть существования этих «маленьких людей» (их рост не больше 140 см) – повседневная борьба за жизнь. Но тогда об этом мыслей не возникало, надо было спасаться. Помню, я с двумя проводниками-переводчиками и с ножом, на случай если придётся себя защищать, отправилась к вождю на переговоры. Объясняла: мы пришли с миром, мы остались здесь с вашего разрешения, ходили с вами на охоту, ели вашу еду, лечили ваших детей – за что же нас убивать? Всю ночь мужчины племени совещались. А мы не спали, ждали их решения в своей хижине. Я понимала: попытаемся сбежать или проявим агрессию – нас точно не пощадят. В результате выкуп они уменьшили до приемлемой суммы, и мы договорились, что сразу отдадим им половину, а вторую передадим их человеку, когда будем в безопасности. Всё обошлось! Опасное получилось приключение. Но сейчас знаю: сама виновата, сама спровоцировала караваев. Теперь, когда поеду к ним, буду умнее. Есть у меня чувство, что не узнала я об этих людях чего-то важного – ситуация быстро приобрела агрессивный характер и это помешало им перед нами раскрыться. Понимаете, я ведь совершаю свои экспедиции не ради развлечения, адреналина. Наверное, если бы только ради них, я бы прыгала на тарзанке с небоскрёбов, ещё придумала бы что-нибудь из этой серии. Мне же очень хочется донести до людей, живущих в цивилизованном обществе, простую в общем-то мысль. Мне кажется, ненормально считать, что только наш путь – единственно правильный. Западная цивилизация сейчас выбрала общество потребления. Считается, что это чуть ли не идеальный путь, которому нет альтернативы, а остальные – просто недоразвиты. Мы убедили себя, что разумны и это мы венец эволюции. Нам всё подвластно. Да с чего мы это взяли?..
Думаю, страсть к путешествиям мне передалась по крови. Я и родилась во время «экспедиции» моих родителей – на Кубе, в Гаване, где служил отец. Семья постоянно кочевала по гарнизонам. География – вся наша огромная страна, включая союзные республики. Я пошла, конечно, дальше всех. Кстати, ничто не предвещало! Мечтала стать дипломатом, отучилась в МГИМО. А понять, чем хочу заниматься на самом деле, помогло, как ни странно, счастливое замужество и рождение сына. Не успев окунуться в дипломатическую работу, я оказалась домохозяйкой с ребёнком на руках. Многие женщины мечтают о такой жизни, а я страшно затосковала, поняла – ну не моё! Для меня это тупик... Жизнь иногда так хитро расставляет ловушки, что ты оказываешься перед дилеммой: или сделать так, как считаешь нужным, так, как тебе подсказывает чутьё, и это может не всем понравиться, или сделать так, как всем понравится, а тебя потом будет ломать и крутить от этого компромисса. Я тогда сделала выбор, о котором нисколько не пожалела: это моя жизнь и я должна её прожить так, как подсказывает мне интуиция.
А ведь первое моё путешествие было самое что ни на есть стандартное: типовой маршрут, классические достопримечательности, которые я фотографировала простой «мыльницей». Зато после этого появилось непреодолимое желание побывать в тех уголках планеты, куда туристы не ездят, где живут люди, не похожие на нас. Захотелось не просто увидеть – показать другим. Фотографией я увлеклась ещё в раннем детстве, когда запиралась с дедушкой в тёмной ванной и наблюдала, как он проявляет плёнку и печатает фотографии, – какое же это было волшебство! И вот – мне было 25 лет – всё сложилось в чёткую картину: я должна показать другим, что мы, население западного мира, стали слишком близорукими − нам интересны только мы сами, наш стиль жизни. Какая ошибка!..
Скрывать не буду: поначалу я решала свои личные проблемы. И надо сказать, решила их довольно быстро! А потом я увидела, что мои снимки и мои рассказы интересны и полезны другим людям. И тут со мной произошла окончательная перенастройка. Я стала терпимее, внимательнее, сострадательнее. Кстати, именно эти качества в первую очередь помогают выживать в экстремальных условиях, а не физическая сила и агрессия. Именно их, как я выяснила на собственном опыте, правильно «считывают» и животные, и люди, живущие по законам природы.
В этом году я сделала фильм о масаях. Он состоит из двух частей: первая рассказывает о моей жизни с масаями, вторая о том, как я привезла шестерых масаев, молодых мужчин, которые никогда не выезжали из своей деревни, в Москву и что из этого вышло. Кстати, ещё вопрос, кому было сложнее: мне – там, в Кении, или им – здесь! Я говорю «мне», хотя к масаям отправилась не одна, а с верной подругой.
Что это была за жизнь? Мы вставали рано утром, пасли и доили коров, коз, ходили за водой, делали масайские украшения. Полностью погружались в их быт. И я очень хорошо поняла, как все эти простые дела могут заполнять жизнь человека, ничуть эту жизнь не унижая, а, наоборот, придавая ей смысл. Это мы, цивилизованные, образованные, напичканные разными страхами, в том числе страхом «не состояться», недополучить того, чего заслуживаем, оказаться менее успешными, чем сосед, – это мы почти всегда пребываем в страдании. А вот они, нецивилизованные, у которых мозоли на руках и скудная еда на столе, они избавлены от этого. Да, у них нет библиотек, кинематографа. Зато есть традиции, и, кстати, почти все предметы, которые они делают своими руками, – это произведения искусства. Нет, они не вне цивилизации, у них просто своя цивилизация.
Масайская деревня – это мазанки, сделанные из коровьих лепёшек. Для европейца, горожанина жить в таком доме – барьер, через который надо переступить. Домики эти маленькие и чёрные – в них не проникает свет. Масаи так делают для того, чтобы мухи не залетали. А вместо входа – узкая лазейка, чтобы во время дождя коровы вдруг не забрели внутрь. У нас там были наставницы, временные мамы, как мы их называли, которые нас и приютили. Они обучали нас бисероплетению, объясняли все премудрости масайской красоты... Я привезла потом маме баночку масайского крема. «Фу, какая вонь! Не смей мазаться, ты привлечёшь сюда мух!» – только и сказала она. Кроме шуток, а чем ещё должна пахнуть настоящая масайская женщина? Конечно, коровой. Тем более что у них это практически незаменимое животное. Они не едят ни яиц, ни мяса птицы, у них в рационе только говядина, ягнятина, молоко и кровь. Вот, к примеру, они нас научили готовить масайский суп. Взяли две ёмкости. В одной варился ягнёнок, причём целиком – с головой, с копытцами, с кишками. Во второй варились всякие растения − алоэ вера, акация. Растения они используют не только в кулинарии, но и в лечебных целях: что-то помогает при расстройстве желудка, что-то – сильный антисептик. Есть дерево, корой которого они чистят зубы… Так вот, потом в это варево добавляется немного коровьей крови и молока. Всё смешивается. Мужчины оставляют себе рёбрышки, ляжки − самые питательные части. Мужчины же воины. Остальное – голову, кишки и прочую требуху − отдают женщинам. Нас, конечно, угостили этой похлёбкой, но я смогла осилить только кусочек мяса, и то он показался мне безумно жёстким и безвкусным. А вот жидкость, бульон то есть, выпить не смогла. Предлагали и кровь попробовать – тоже отказалась. Мы не рисковали – пили то, что привезли с собой. Зато не отказывались от любой работы: на реку за водой ходили вместе с другими женщинами (9 км туда, 9 км обратно!), чтобы было чем поить коров. Кроме того, ходили с мужчинами пасти скот и даже брали кровь у телёнка. Это выглядит так. Приводят телёнка, перевязывают ему шею жгутом. И старейшина племени острой стрелой из лука (причём тут ещё нужен помощник, который придерживает лук) одним метким попаданием перебивает животному артерию. У нас с первого раза не получилось. Мы этого бедного телёнка, честно говоря, просто измучили. Привели второго, и только с третьего раза... Нет, это не смертельно. Потому и перетягивается шея жгутом – чтобы животное не истекло кровью. Потом рана промазывается навозом, и это останавливает кровотечение. Вообще, навоз у них панацея, лекарство от всех болезней. Если сам масай поранился, тоже навозом спасается. А пьют они коровью кровь, потому что она даёт иммунитет. Кровь – источник микроэлементов и витаминов, которые корова получает из травы. Так что понятно, почему корова для них незаменимое животное.
А если бы вы видели, как мои масаи, оказавшись в Москве, обнимали пластмассовую корову на Арбате! Помните, стоит там макет такая пеструха в полный рост? Ничто не вызвало у них таких сильных эмоций – ни Кремль, ни Третьяковская галерея, ни метро − только эта корова.
Я старалась погрузить ребят в свой быт, включая езду по пробкам. Конечно, им было много сложнее, чем мне в масайской деревне. Нашу баню они сначала восприняли как нечто поистине страшное и ужасное. На их месте, наверное, я бы тоже испугалась: открывается дверь, оттуда валит пар, выбегает бородатый мужик, голый по пояс, ныряет в снег (это было минувшей зимой), обливается ледяной водой, а потом орёт во всю мощь: «Добро пожаловать!» Как отреагировали на это масаи? Развернулись и побежали в разные стороны. Мы их с трудом остановили и всё ж таки уговорили войти. Но потом они сами уже смело обтирались снегом, прыгали в сугробы и ели наши шашлыки. Поначалу наша еда была для них дикостью – пельмени, блинчики… Борщ показался невозможной кислятиной. Всё было очень невкусно. Поэтому на завтрак они просили просто стакан молока. Говорили: «Можно нам чаю с молоком?» Это означало: молока и немножко чая.
А вот что меня поразило во время «московских каникул» моей шестёрки масаев: ребята не выдвигали никаких условий – мол, вот мы поедем, разрешим себя снимать, а вы нам заплатите. И здесь не попросили ни копейки. Наоборот, всячески старались нас не обременять, нам помогать. Понимаете, они очень чистые, в них нет злобы, зависти. Люди простые, маленькие, но безумно добрые и воспитанные. С большим сердцем. И эта черта присуща многим африканцам.
В прошлом году я была в самых нищих трущобах ЮАР. Называются «трущобы Александра», это в Йоханнесбурге. Там протекает самая грязная река в мире. Я поехала туда поснимать эту реку – как пример экологического бедствия. Трущобы эти возникли стихийно. Туда приезжают люди из самых нищих уголков Африки – из Сомали, из Южного и Северного Судана, из Мали. Бегут люди из своих стран в поисках лучшей жизни, а оказываются в западне, потому что паспортов нет. Мне там рассказывали: им приходится выживать на доллар в месяц! Естественно, криминал процветает. Людям же надо как-то существовать. Они пьют из этой реки, потом всё туда же сливают, рядом – грандиозная свалка, дети копошатся во всём этом мусоре... Когда я сказала, что иду в «Александру», моя подруга, африканка, взмолилась: «Не ходи, это опасно!» – «Нет, пойду». – «Тогда сними с себя всё, что представляет хоть какую-то ценность, и не бери камеру». Пошла я всё-таки с камерой. Без неё какой смысл? Так вот, стоило нам с проводником только шаг ступить по этому району, как нас обступили большие чёрные парни: «А что эта белая здесь забыла?» Проводник объяснил: «Она фотограф, хочет сделать несколько снимков, рассказать о вашей жизни». И что бы вы думали? Они с удовольствием меня принимали, приглашали в дома, разрешали снимать, рассказывали о себе. Никакой агрессии. Что я тогда поняла? Что все люди отзывчивы на добро, что они умеют прощать, готовы прощать, что нет у них внутри злобы. Это всё пропаганда разжигает между белыми и чёрными ненависть, так же как она её разжигает между жителями разных стран, людьми разной веры... На самом деле самые разные люди могут найти общий язык, главное – какой посыл от тебя исходит. Искренность, бескорыстие оценят даже дикие каннибалы-караваи.
1.0
60.00
