Для кого-то неожиданно жёсткие заявления президента России на саммите в Астане (а для кого-то, наоборот, ожидаемые, если не долгожданные) знаменуют собой новый этап игры, когда все карты открыты, а ходы предсказуемы. Доигрываем партию – и поглядим, чья карта бита?
«Процессы и события», о которых молчат
Обратили внимание, сколь жёсткой стала риторика президента России, когда речь заходит об украинском конфликте? «Главарь киевского режима» «клянчит у своих хозяев» военную технику. И больше ни слова о переговорах – ибо «в Киеве засел неонацистский режим». А его «преступные главари» «утратили свою легитимность». Путин произнёс это в минувший четверг, в первой половине дня, а утром того же дня российские ракеты ударили по газохранилищам на Западной Украине и по одесским портам. Конкретно – по тем причалам, по которым до этого никогда не били, как предполагалось в рамках неких непубличных договорённостей. Новая реальность? Вот и саммит ОДКБ в Астане, как с чисто женской проницательностью подметила политолог Каринэ Геворгян, происходил в некоем новом политическом контексте, о котором публично высказываться в России пока вроде как не принято. «Накануне этого визита в Казахстане происходили процессы и события, которые заставили президента Токаева отдать приказ взять под особую охрану стратегические объекты в связи «с изменившейся международной ситуацией», – тонко намекает эксперт. – Было понятно, что внутренняя ситуация в Казахстане может опять дойти до того, что было в 2022 году. Мы помним, как стремительно это происходило». Речь, конечно же, о попытке государственного переворота, когда помогло лишь своевременное и недвусмысленное вмешательство России. Тем не менее Британия (наряду с КНР) сохранила своё влияние в Казахстане, равно как и нефтегазовые активы на Каспии, а со временем обеспечила себе стабильные, если не доминирующие, позиции во взаимодействии с новыми властями республики на внешнеполитическом контуре. К чему это привело, можно догадаться по сказанному Каринэ Геворгян. Но, как видно, негативное для России развитие ситуации удалось заблаговременно упредить и купировать. «Я предполагала, что визит Путина принесёт политические изменения, – отмечает она, вновь прибегая к полунамёкам, – в том числе в плане атмосферы двусторонних отношений. Не знаю, насколько быстро организовали этот визит и когда было принято решение. Может быть, он и был в планах, не знаю». То, что политическое значение происходящего ещё предстоит оценить по достоинству – очевидно. Британскому влиянию в Казахстане приходит конец? Возможно. А что это изменит в прикаспийском экономическом раскладе, мы узнаем уже совсем скоро.
Как видно, за происходящим вокруг Астаны «недоглядели» китайские партнёры. После событий 2022 года влияние Пекина на Казахстан стремительно возросло, и, возможно, у казахского руководства возникла иллюзия беспроигрышности их «многовекторного» курса с оглядкой в первую очередь на КНР и Британию. Но сегодня китайским товарищам явно не до Казахстана. На протяжении нескольких лет у политического руководства КНР росло, скажем так, недопонимание с военным руководством Народно-освободительной армии Китая (НОАК). Наглядной иллюстрацией этого недопонимания стали регулярные чистки генералитета, хотя и не только они. Третий подряд министр обороны КНР, как сообщает Financial Times, угодил под следствие по подозрению в коррупции. Официально Пекин это опровергает, но точно так же китайские власти опровергали и предыдущие коллизии. Весной минувшего года под следствием оказался министр Вэй Фэнхэ, а осенью «под колпак» угодил его сменщик, Ли Шанфу. Оба министра в итоге стали фигурантами уголовных расследований, обоих исключили из партии в связи с обвинениями в коррупции, разжаловали, а их дела передали военному суду. А нынче, похоже, настал черёд их сменщика, адмирала Дун Цзюня. Проще всего (как это делают англичане в своих публикациях) было бы предположить, что дело в системной коррупции. Но нет, проблема несколько шире, чем кажется. В политбюро ЦК КПК у товарища Си «созрел» влиятельный оппонент – генерал Чжан Юся. Их отношения предельно обострились после визита генерала во Вьетнам в конце октября – по сути, Чжан Юся заявил о себе как о политической фигуре, оппонирующей Си Цзиньпину. Год назад, завершив зачистку оппозиции в политбюро, Си Цзиньпин, казалось, одним махом решил все проблемы своего безусловного лидерства, но оказалось, что одним оппонентам на смену пришли другие. Тем временем нерешённый вопрос Тайваня обостряет кризис. В общем, не до Казахстана нынче китайским коммунистам. Да и вообще системный, длящийся второй год кряду кризис военно-политического руководства страны как бы семафорит: а не переоценивают ли в мире статус и перспективы КНР?
Претензии партнёров и реакция России
Подготовка к новому глобальному переделу сопровождается обострениями даже там, где, казалось, всё отрегулировано и решено. В Сирии первое за почти пятилетку серьёзное военное обострение. Антиправительственные войска наступают на Алеппо, сирийская армия несёт потери, ставя под сомнение свою обороноспособность, – так, во всяком случае, на происходящее реагирует арабская пресса. Отмечают также, что-де антиправительственные силы – турецкие «прокси». А основные потери, мол, несёт Россия, не столько военные, сколько политические. Отчасти это, возможно, и так – с марта 2020-го, когда Башар Асад достиг с Анкарой неких договорённостей, в Сирии действовал режим перемирия (что-то похожее подспудно до недавнего времени предлагалось и России на украинском треке). А у России тем временем появилась более серьёзная военно-политическая проблема, отвлекающая ресурсы, – Украина. Одновременно иранские партнёры убеждали, что в сирийском урегулировании они нынче и сами с усами, управятся и без российской поддержки. И Москва, по всей видимости, уступила Тегерану. Возможно, именно эта уступка и повлекла за собой нынешнее обострение, за которым недвусмысленно проглядывается Анкара (а за ней традиционно и Лондон).
Вопрос, однако, несколько шире, нежели сама по себе нынешняя эскалация. С января 2022-го Россия и Иран готовят договор о всеобъемлющем стратегическом партнёрстве. Который, как на днях подчеркнули в российском МИДе, «охватит сферы обороны и безопасности». То есть речь в первую очередь идёт о военном союзничестве, отмечает востоковед Руслан Сулейманов. И вот тут-то и возникают сложности, которых, отметим, не возникло у Москвы и Пхеньяна. С Северной Кореей у России всё проще пареной репы и нет характерных, сугубо ближневосточных перипетий. Предположим, в свете изменяющихся отношений с Россией в Иране стабилизируется ядерная программа и даже, не исключено, появляются некие новейшие центрифуги – это не констатация, а лишь допущение. При этом Москва, заметим, не ставит ребром вопрос «а что взамен?». Но Тегерану, видимо, нужно больше: теперь от нас требуют определиться с поддержкой Израиля. Для Ирана этот вопрос чуть ли не самый болезненный. Но у Москвы с Тель-Авивом как раз всё неплохо, особенно в сфере военно-политического взаимодействия. И в назревающем ирано-израильском противостоянии выбирать, чью сторону занять, как-то несподручно. Тем временем Иран заявляет о себе как о региональном центре силы – аналогичного статуса добивается и Анкара. Итог – взбудоражили Сирию и поиграли на нервах у российских военных. Теперь понятно, почему Россия не спешит ввязываться в полноценное союзничество с не вполне стабильным партнёром, как об этом, кстати, трубят иранские издания, укоряя нас за медлительность и нерешительность? «Получается так, что Москве придётся воевать на стороне Ирана в случае его прямого конфликта с Израилем, – отмечает Сулейманов. – А Кремль всё-таки не хотел бы испортить свои отношения с еврейским государством, несмотря на все противоречия». И, как показывают текущие события в Сирии, Иран едва ли накачал достаточно мускулов, чтобы сыграть роль адекватного союзника России, действуя с нами на равных.
Но нельзя не отметить, что и Анкара, в свою очередь, в очередной раз пробует северного соседа на «слабó». И в Дамаске понимают, что последнее слово, как ни крути, за Россией – оттого-то в Москву поспешил Башар Асад. Корпус стражей исламской революции, конечно, могучая сила, и партнёрство с Тегераном бесценно для Асада в сложившейся ситуации, но сирийский лидер явно не склонен переоценивать возможности Ирана в оппонировании Анкаре. А Россия – другое дело.
Дружим не с теми, с кем выгодно?
Так вот, в контексте вышеописанного – о большом торге. Дональд Трамп этот торг уже начал, не дожидаясь инаугурации. Вот смотрите: несколько дней назад заокеанская пресса раструбила, что «спецпредставителем президента США по украинскому урегулированию» якобы станет Борис Эпштейн, хорошо говорящий по-русски и со связями в Москве. Понаблюдали за реакцией – российская сторона от такого «предложения» явно осталась не в восторге. Тогда Трамп – или его команда – представил второго соискателя, отставного генерала Кита Келлога. Прямолинейного «ястреба» – в отличие от мягкого переговорщика Эпштейна – и сторонника военной поддержки Киева «до победного конца». Ах, и этот не нравится? Ну, тогда, может, всё-таки лучше Эпштейн? Трамп в вопросах поторговаться – дока. А Россия для него – ключевой элемент решения китайского вопроса.
Не идёт речь о том, чтобы спровоцировать российско-китайскую войну за американские интересы, отнюдь. Всё намного тоньше. Если Россия сможет, как раньше, продавать значительную часть своих энергетических ресурсов в Европу, то Китай не сможет скупать их по демпинговой цене, как сейчас, наращивая таким образом и свою обороноспособность, и ресурсную мощь. И дело-то за малым – отменить или ограничить санкции, восстановив поставки российских энергоресурсов в Европу. Ведь это же выгодно, не так ли? Россия, таким образом, не только не потеряет выручку, но ещё и отношения с Западом восстановит, а тема эта до сих пор болезненная для многих. Но такой поворот однозначно ослабит позиции Пекина в его экономическом противостоянии с США и претензиях на статус второй сверхдержавы в мире. И неспроста Трамп не преминул напомнить, что всегда выступал за восстановление отношений с Пхеньяном, нахваливая Ким Чен Ына как «своего парня», с которым проще простого «поладить». Возникшее как бы спонтанно стратегическое партнёрство России и Северной Кореи значительно ослабляет влияние на Пхеньян Пекина (а китайцы считали Северную Корею чуть ли не своим вассалом, который от них никуда не денется в силу особенностей географического положения) и, таким образом, играет на руку американцам.
С другой стороны, что-то непохоже, чтобы и Пекин, в свою очередь, предложил Москве какие-то зримые преференции – в связи с назревающей коррекцией международной обстановки. Как видно, китайцы вполне довольны тем, как у них с нами обстоят дела, и хотя бы отладить систему межбанковских расчётов с российскими контрагентами, увы, не торопятся. Не говоря о сворачивании торговли продукцией двойного назначения с Украиной или о пересмотре тарифов на российскую электроэнергию – шут с ними уже, с нефтью и газом. Тем временем в России так и не заработали китайские автомобильные производства – а ведь китайцы заверяли, что вот-вот заработают. Мало того, выбить запчасти для уже проданных в нашей стране китайских автомобилей – целая «Санта-Барбара». И, кстати, не с китайцев ли спросить за падение продаж легковушек – конкурентов из Южной Кореи, Индии и даже Ирана (!) китайские производители успешно вытеснили с российского рынка, а обеспечить поставки своих авто не смогли. И цены на предлагаемые автомобили – конские. Мало того, некоторые компании вообще наотрез отказываются поставлять машины на российский рынок – якобы из-за санкций. Как там у Высоцкого в песне про «гвинейского друга», который обошёл на круг советского марафонца: «Нужен мне такой друг?!». Определённо переговорные позиции у нас неплохие, вполне можно поторговаться, тем паче что нынче – самое время.
0
25.00
