ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Апрель 5, 2022

«Гисдоль мог бы попрощаться, организовать ужин для команды, объяснить ситуацию. То, как он себя повел, — это некрасиво»

— Как ты узнал, что Маркус Гисдоль покинул «Локомотив»?

— Приехал на тренировку, спросил: «Где главный тренер?» Мне сказали, что он нас покинул. Даже не попрощался с командой.

— Ты видел, как отъезд Гисдоля интерпретируют в медиа?

— Пишут, что он трус?

— Что у Гисдоля оставалось три месяца контракта, он плохо подготовил команду на сборах и, понимая это, уехал. При этом в Германии такой жест одобрят из-за политики, а с «Локомотивом» он вроде и не провалился. То есть ситуация win-win.

— Честно, думал о том, что он мог бы попрощаться, организовать ужин для команды, объяснить ситуацию. То, как он себя повел, — это некрасиво. Каждый человек поступает так, как хочет.

Такие мысли были у меня в первые дни, но потом перестроился и вообще не думал об этом. Он так поступил — значит, так ему было выгоднее. А то, что ты озвучил... Возможно, отчасти так и есть.

— Пабло тоже уехал молча?

— Нет, он собрал всех в раздевалке, объяснил все, попрощался и спокойно уехал.

Когда все началось, мы еще были в Испании на сборе. По Пабло было видно, что он очень сильно переживает. Я догадывался, что он уедет.

«При Гисдоле были самые легкие сборы за всю мою профессиональную карьеру»

— Константин Генич в интервью «РБ Спорт» сказал про сборы «Локо» при Гисдоле: «Нагрузки были, мягко говоря, не запредельные, а после второго сбора еще немаленькое окошко. Внутри сбора были выходные, и собралось 12-14 дней, когда команда не тренировалась». Это правда?

— Да, так и было. Нагрузки были не особо интенсивные, выходных было много. Такого у меня в карьере еще не было, но у каждого тренера свой подход.

— Ты воспринимаешь это как подход или безразличие?

— Это его подход. Гисдоль всегда выкладывался на тренировках. Но нагрузки были слабые. Самый легкий сбор за всю мою профессиональную карьеру.

— Говорят, что «Локомотив» плохо готов к весне физически.

— По играм все видно. Но можно форму и через матчи набирать. Сейчас прошло два-три тура, думаю, не должно быть никаких проблем у нас в плане «физики».

— Ты сразу понимал, что новым тренером станет Марвин Комппер?

— Плюс-минус, да.

— Комппер работает по технологии Гисдоля? Или использует что-то свое?

— Изменения есть, но они небольшие.

— 0:4 от «Енисея» в Кубке — что это было?

— По шапке нам дали. Что я могу сказать? Ты сам все видел. Ты хочешь, чтобы я это на всю страну сказал?

— С «Химками» у тебя две крутейшие голевые.

— Бывает. Разбирали соперника, нам говорили, что «Химки» высоко поднимаются, надо делать передачи за спину. Ребята хорошо открывались, мне надо было только исполнить. Получилось.

— Ты чувствуешь, что «Локо» прогрессирует? Есть улучшения? Opta приводит данные, что вы — команда с самым высоким показателем интенсивности прессинга.

— По прессингу — это еще, наверное, от Гисдоля осталось. А Марвин вставляет к этому свои наработки. Нам надо быть чуть гибче: допустим, два раза пошли в прессинг — не получилось, [значит, нужно] уже встречать из другой зоны. У Марвина есть такие наработки, он нам это все объясняет.

Мы стараемся играть в тот футбол, который нам ставят. Это дает свои плоды. В Грозном мы проигрывали к 55-й минуте — 1:2: играли без моментов, но никто не опустил руки. За пять минут забили два гола и перевернули матч. Команда бьется до конца!

Как раз с такими играми приходит понимание всей команде, что надо сражаться до последнего, что «Локомотив» должен побежать в каждом матче.

— Впереди «Спартак».

— Я на все матчи настраиваюсь одинаково, но «Спартак» всегда ждешь с особым предвкушением. Дай бог, чтобы ничего не помешало мне сыграть.

«Некоторые могут думать: «Здесь я ошибусь, а там за меня отработают»

— Прямо сейчас ты один из самых опытных игроков в команде.

— Нас осталось немного из старой гвардии — Антоха Миранчук, Рыбус, Гиля, Боря Ротенберг. С тех времён, когда мы чемпионами были. Рифат тогда уходил в Казань и вернулся позднее.

— Одно дело, когда ты играешь рядом с Крыховяком и Денисовым, но сейчас все иначе. Тебе комфортно?

— Такие обстоятельства. Я рос как футболист рядом с Гариком Денисовым, Димой Тарасовым. Много было ребят на моей позиции, я к ним прислушивался, они мне подсказывали. Крыха тоже суперполузащитник. Конечно, мне и сейчас хочется расти, прогрессировать — это желание любого спортсмена. На данный момент в центре поля я вожак команды.

— Готов к этому? Даже не ментально, а в игровом плане?

— Конечно, я пытаюсь донести, бывает, и на повышенных тонах. И Беке, и Маре (Марадишвили. — Прим. «СЭ»), и Бабкину. Они прислушиваются. Плохого им не посоветую. Хочу, чтобы они прошли через тот опыт, через который прошёл я. Говорю не только про центр поля, а про всех молодых. Хочу донести до них то, что мне старшие товарищи говорили, чтобы они понимали: «Локомотив» — клуб не из второй восьмёрки, а команда, которая всегда борется за Лигу чемпионов, за первое место, за еврокубки.

— Чувствуешь, что кто-то этого не понимает?

— Есть такое. Думаю, что это приходит с возрастом. Сейчас, в силу своих лет, некоторые могут думать: «Здесь я ошибусь, а там за меня отработают».

— Тарасов, Денисов и Крыховяк — кто оказал на тебя наибольшее влияние?

— Каждый внёс свой вклад. Дима поражал своей работоспособностью. Человек на тренировках просто умирал, выкладывался полностью. С Гариком мы очень много разговаривали, он всегда просил, чтобы я его слушал на поле. Бывало, что я уже убежал, а он мне кричит от чужих ворот: «Бара, правее! Бара, левее!» Ну и, конечно, его футбольная карьера говорит сама за себя. Думаю, что даже сейчас нет русского опорника, который был бы сильнее, чем Гарик Денисов, когда он был в своих лучших кондициях. Крыха работоспособный, тоже очень много разговаривает на футбольном поле. И, наверное, он почувствовал уверенность во мне, а я в нём. Потому что я больше времени проводил в обороне, а он стал чаще подключаться в атаку. Помню, был период, когда он чуть ли не в каждой игре забивал. Наверное, из всех троих, кого назвал, Крыха профессиональнее всех.

«Сейчас задача — не прикасаться к алкоголю от Нового года до Нового года»

— Знаю, что ты не употребляешь алкоголь во время сезона. Откуда это взялось и когда началось?

— В первую очередь ужесточил самоконтроль после травмы «крестов». С августа прошлого года и до декабря не употреблял алкоголь. Наверное, только за неделю до отпуска выпил бокал пива после матча.

— Почему?

— Не знаю. Не то чтобы я поставил ультиматум себе, просто так решил. Сейчас задача — не прикасаться к алкоголю от Нового года до Нового года.

— Как ещё тебя изменила травма, кроме этой истории с алкоголем?

— Я стал проводить больше времени в тренажёрном зале, и питание изменилось. Многое исключил. Допустим, за сборы ел макароны только в дни матчей. Еще изменения в питании связаны со сборной. Стараюсь придерживаться тех рекомендаций, которые приняты по питанию, восстановлению.

— Сколько я общался с игроками сборной, каждый говорит: «Я стал питаться правильно, я исключил эти продукты, стал восстанавливаться». Почему так?

— Нам четко говорят: «Мы вам скажем, а это уже ваше дело: соблюдать или нет. Плохого мы не посоветуем, хотим, чтобы вы становились лучше и лучше». Видимо, каждый попробовал, понял, что это работает, и все стали этого придерживаться.

«Сказал Рангнику: «Все супер, но я хочу ещё попробовать свои силы в Европе»

— Ты всегда говоришь: «Я хочу уехать в Европу». Что не получается?

— Много нюансов... Ну, или немного.

— Назови.

— Наверное, большие отступные.

— 15 миллионов евро?

— Примерно так.

— На брифинге сборной ты сказал: «Если футболист хороший, то его и сейчас заберут».

— Реально в это верю.

— Но ты же видишь тотальный запрет всего русского.

— Все равно верю! У нас есть ребята за границей: Саня Головин, Леха Миранчук. Они спокойно играют, тренируются, их никто не прессингует. Если европейскому клубу понадобится русский футболист, они найдут пути, как его забрать.

— Зимой ты мог уехать?

— Процентов на 70 это было реально.

— Что пошло не так?

— Насколько я знаю, клуб хотел арендовать меня на полгода. Я выступал за полноценный трансфер. Недавно звонили с той стороны моему представителю Паше Банатину, говорили, что все в силе на лето, что заберут не в аренду, а полноценным трансфером. Но пока это все разговоры.

— Почему ты не пошел в аренду на полгода? Это же шанс показать себя и заслужить выкуп.

— Думал об этом. Но представь, если бы я не смог сразу начать играть, сел бы на лавку, а у нас должны были быть стыки в марте. Никто не мог тогда предположить, что все так сложится.

— Ты разговаривал с руководством? Ты же понимаешь, что «Локомотиву» должно было быть выгодно тебя продать. Они бы могли пойти на уступку европейскому клубу, который тебя хотел...

— Я ни с кем не разговаривал по этому поводу. Ещё когда пошли слухи о том, что нас всех хотят распродавать, Рангник нас собрал и сказал: «Ребята, не верьте, что пишут, это неправда. Я вижу в вас лидеров (я не буду фамилии называть, нас два-три человека было), поэтому вы с нами, и мы вместе будем добиваться результата». Я сказал: «Да, все супер, но я хочу ещё попробовать свои силы в Европе». Он сказал: «Надо хорошо сыграть в Лиге Европы, чтобы быть на виду. Если от меня какая-то помощь понадобится — сказать, посоветовать, — это должно получиться». С новым руководством я не разговаривал по этому поводу.

«После продажи Мурило и Смолова в голову сразу же полезли дурные мысли и настроения особо не было»

— По поводу того списка на выход. По сути, тот летний лист, который Нобель Арустамян анонсировал в своем инсайде, почти весь распродан.

— Но я же здесь.

— Ты пока да.

— Значит, меня не было в том списке.

— Все равно давай вернемся к самому началу. Распродают большинство лидеров, которые могли делать разницу, с опытом, которые и знают, что «Локомотив» должен бороться за Лигу чемпионов. Твоя реакция на это?

— Когда начались зимние продажи — Мурило, Федя, — мы ещё были в отпуске, но в голову сразу же полезли дурные мысли, настроения особо не было. Потом в какой-то момент сидел с семьёй, и мама мне такие же вопросы стала задавать: «Сынок, а как же теперь всё будет? Кто же будет забивать? А кто будет в защите играть? Полсезона ты отыграл в защите, а сейчас ещё и защитника продают». Семья же тоже переживает, понимаешь? Они переживают, где я нахожусь, где работаю. Я кормлю свою семью.

И я задумался, в голове каша. Федя, мой близкий друг, уходит... Такова стратегия клуба: дать шанс молодым ребятам. В моё время такого не было. Играл всегда более опытный.

Надо просто работать, тренироваться, становиться лучше. Закрыл для себя эту тему. Думать, отвлекаться на то, что происходит, — того продали, этого купили, — это не моё дело. Моё дело — тренироваться и играть в футбол.

— Ты помнишь свои слова о том, что не перейдешь в другой российский клуб?

— Помню.

— Не жалеешь, что это сказал? Это же очень сильно связывает руки.

— Я никогда ни о чём не жалею. Говорю: как будет, так будет. Прийти к руководству и сказать: «Отпустите меня, я не хочу играть в «Локомотиве»? Я так никогда не сделаю. Буду работать, тренироваться, выкладываться. Я как рядовой солдат. К себе требований не снижу и то, что от меня зависит, что от меня требуют, всегда буду выполнять.

— В клубе все понимают, что ты главный лидер.

— Я чувствую это.

— Сейчас что-то изменилось? По твоим ощущениям.

— Поменялось много футболистов, ушли те, кто тоже был лидером на поле. Первым ушёл Крыха, и постепенно-постепенно началось омоложение команды. Немного у нас сейчас таких, кто может сильно напихать, гаркнуть, где-то прям до мата. Наверное, сейчас это могу сделать только я. Ну, и своим примером показывать, как надо тренироваться, выкладываться и расти как футболист. А не то, что в клубе такая позиция, что должны играть молодые и они могут думать: «Раз у клуба такая политика, то несмотря на то, как мы будем тренироваться, мы всё равно будем играть». Ну уж нет, такого не будет, пока я в «Локомотиве».

— Когда последний раз ты напихал кому-то?

— Прям сильно я не пихал, но с матом было. Перед зимним отпуском на какой-то тренировке сказал молодому, а он мне ответил: «Я знаю, что делаю». Я чуть-чуть подзавёлся, пришлось ругаться на повышенных.

— Осенью вы часто разговаривали с болельщиками после неудачных матчей. Ты понимал, что тебя снимают в эти моменты?

— Да. Нас снимают не только когда мы разговариваем с болельщиками, нас везде снимают. Сложилась ситуация, когда болельщики должны были сказать своё мнение, а мы им — своё. Считаю, что это был хороший урок для всех. Но он не пошёл на пользу. Думаю, если бы все футболисты поговорили и каждый бы высказал своё мнение, мы бы с болельщиками в те моменты нашли общий язык.

— Ты чувствовал, что его нет? Кроме недовольства на трибунах были какие-то проявления того, что напряжение очень серьёзное?

— Напряжение чувствовалось, но было много людей, которые поддерживали в сложные моменты. Люди-то понимают, что идёт перестройка, омоложение команды. Я разговаривал с ними, и один парень задал мне вопрос: «А почему, когда команда выигрывает, к трибунам подходишь только ты? Команда проигрывает — подходишь только ты?» Сказал ему, что уже приучил себя к этому. Вне зависимости от результата, вы за нас болеете, платите деньги, приходите на стадион. И я приучил себя, что как бы матч ни сложился, сыграли плохо или хорошо, проиграли или выиграли, надо поблагодарить болельщиков.

— Была история со Смоловым, когда он сказал болельщикам: «Как тренируемся, так и играем». Как эту фразу воспринимать?

— Наверное, что-то не понравилось в тренировках, поэтому он так и сказал.

«Уход Николича — удар»

— Твоя реакция на уход Николича?

— Удар. Это было неприятно и неожиданно для меня. Супертренер, суперчеловек. Про него и его помощников могу сказать только самое лучшее. Наверное, в плане человеческих качеств и отношения ко всей команде (не к каким-то отдельным футболистам, а ко всему коллективу) он один из лучших тренеров, которые были в «Локомотиве».

— Пример?

— Какой бы игрок к нему ни подходил, что бы ни просил (семейные обстоятельства, не семейные), он всегда шел навстречу. Мы командой подходили, просили выходной — он всегда шёл на уступки. Но говорил: «Ребята, сегодня вы командой отдыхаете, а завтра должны быть всей командой на тренировке. А не так, что вы отдохнули, один пришёл и «у меня тут чуть-чуть побаливает». Вот вы пошли 20 человек — и завтра придете 20 человек, и все 20 тренируетесь, работаете так же, как работали до выходного дня».

Много чего можно сказать. Думал, что он всё-таки возглавит либо ЦСКА, либо «Краснодар». У нас как раз с «Краснодаром» первая игра после возобновления чемпионата должна была быть. Я думал: «Вот, Мистер будет!»

Ни одного плохого слова не могу сказать. Когда его уволили, я с ним списался, поблагодарил его и помощников, потому что Горан (тренер по физподготовке. — Прим. «СЭ») восстанавливал меня после «крестов», очень много времени проводил со мной в тренажёрном зале и в беговой работе. Пожелал удачи и сказал, что жду его главным тренером в европейском чемпионате.

— Забрал бы тебя.

— Ну да. Ха-ха!

— Он лютый мотиватор — вспомни персональную беседу или речь Николича, которая тебя зарядила.

— Персонально он не говорил. Но да, он — мотиватор, перед игрой хорошо настраивал. Какую-то игру выделить не могу, но помню, когда уже начался чемпионат, мы играли дома с «Арсеналом» без зрителей, первый тайм проиграли 0:1. Заходим в раздевалку. Бывали моменты, что Марко мог с ноги сломать доску какую-нибудь или ещё что-то. А тут он постоял, посмотрел на нас на всех... И сказал: «Ребята, нет ни малейшего шанса, что мы сегодня не выиграем. Мы сейчас победим, у нас есть 45 минут. Если каждый выложится на поле, то мы забьём три мяча». Он это так спокойно говорит, а ты сидишь, слушаешь — и у тебя как будто какой-то прилив идёт с ног до головы. 82-я, 86-я и 90-какая-то минута — три гола. 3:1 выиграли.

— Когда ты рассказывал про отставку, то сказал, что для тебя это было неприятно и неожиданно. Как это может быть неожиданно, если примерно все понимали, что Николич работает до первой осечки?

— Знаешь, почему неприятно было? В-первых, мы проиграли «Ростову» — и в этот же день (или на следующий) нам надо было ехать в расположение сборной. Мы с ним друг другу руки пожали, он мне сказал: «Бара, удачи в сборной». Он не говорил: «Бара, всё, пока, я уезжаю, меня увольняют». Такого не было. И неожиданность в том, что мы находимся в расположении сборной, открываем интернет и узнаём, что Марко Николич покинул «Локомотив».

— Но давай честно: ты же понимал, что к этому идёт?

— Честно — понимал. Но опять же, что мы можем сделать? Ничего.

— Потом уходит Рангник, твои эмоции?

— Прочитал, что он уходит, потом спросил у тренерского штаба, правда или нет. Они сказали, что правда. Это не моё дело.

— Как только Рангник ушёл, тут же появилась новость, что тобой интересуется «МЮ». (В оригинале это был не инсайд, а аналитическая заметка.)

— Если бы это была достоверная информация, ко мне подошли бы из клуба и сказали об этом. А так я посмеялся. Мне, конечно, приятно было. Даже Федя сказал в шутку: «Бар, ну извини, не каждый день «Манчестер» интересуется кем-то». Все нормально отреагировали, многие из ребят спрашивали: «Ну что, когда уже в Манчестер?» Посмеялись, да и всё.

«Карточки? Наверное, я хотел играть в более жёсткий, агрессивный футбол, но не всегда успевал»

— Перейдем к сборной. Перед матчем с Кипром у тебя спросили про слишком частые жёлтые карточки. Тебя это взбесило, ты был недоволен.

— Не взбесило, просто у меня был такой период... Неудачный, можно сказать. Жёлтая, красная — пропускаешь игры... И вопрос этот часто задавали, мне уже надоело на него отвечать.

— Как ты объяснял происходящее? Это же случалось и в сборной, и в клубе.

— В сборной? Одну карточку я получил за все осенние матчи, в матче с хорватами в сентябре. После первого сбора национальной команды я перестал получать карточки.

— Хочу понять, почему карточки исчезли. Сразу все начали говорить, что Бара после травмы не успевает, стал медленным: агрессия осталась, а скорость ушла. Что было на самом деле, как ты это исправил?

— Да нет, ни скорость, ни резкость не ушли. Может быть, первые пять-шесть игр — да, этого не было. Но извини, не играть в футбол семь-восемь месяцев и не потерять форму? Не знаю, каким человеком надо быть. Каждый теряет форму и ещё набирает килограммов 15. Я ещё быстро восстановился. Из-за чего это всё было? Наверное, я хотел играть в более жёсткий, агрессивный футбол, но не всегда успевал.

А как всё изменилось? Наверное, мне надо было немного психологически перезагрузиться. Все эти моменты: в клубе удаление, жёлтая; поехал в сборную — опять жёлтая. Кстати, когда я в сборную поехал, меня в игре с «Динамо» удалили, а главный тренер [сборной] мне вообще ни слова про карточки не сказал. Наверное, я там и перезагрузился. Не мог же я приехать из сборной и вдруг стать быстрее и резче. Сменил обстановку — и это пошло мне на пользу.

— Почему ты решил играть жёстче?

— Если быть честным и откровенным, то Марко всегда требовал, чтобы я своим примером, каким-то отбором мог завести команду. И я сам всегда этого хотел, но не всегда получалось.

— Ты можешь объяснить, откуда у тебя эта злость на поле?

— Все началось в интернате «Сатурна». Я до этого играл нападающего, «десятку», а там тренер — Сергей Эльвирович Кищенко — увидел во мне опорника. Сказал, что мне надо играть только на этой позиции, все качества для этого есть и характер бойцовский. Мне тогда было лет 12, наверное.

— Некоторые игроки говорят, что их мотивирует семья. Они понимают, что футбол — это шанс обеспечить близких и надо с юношества выгрызать каждый мяч.

— Наверное, этот фактор тоже сильно на меня повлиял. Меня мама одна воспитывала. Понимал, что если не я, то некому будет построить дом семье, купить квартиру сестре.

«Я вернулся после «крестов» быстрее — не в тот срок, когда должен был. Держал в голове Евро»

— В сборной у тебя был непростой год. Начнем с весны 2021 года: мы находимся в Австрии на сборах перед Евро, ты в расширенном списке. И ты единственный из всей сборной, кто на брифинге сказал: «Я точно уверен, что буду в финальном списке». Почему так?

— Я уверенный в себе человек. Как раз был только после травмы. Но, как видишь, два матча в основе на Евро сыграл.

— Ты форсировал восстановление, чтобы вернуться под Евро? Или у тебя всё шло планомерно?

— Я вышел быстрее. Не в тот срок, когда должен был.

— Почему?

— Наверное, это было связано с Евро. Я в голове держал это.

— То есть ты просил, чтобы тебя начали выпускать пораньше?

— Да.

— Почему клуб на это пошел?

— Всё зависело от моей ноги.

— Объясни. Тебе было больно, но ты не говорил?

— Нет. Когда я говорил, что хочу, мне уже не было больно. Был страх в голове. И я благодарен Станиславу Саламовичу [Черчесову]. Когда я приехал в сборную, то ещё думал о травме. Прошла пара дней, мы где-то с ним встретились, и он говорит мне: «Сколько можно?» Я стою, смотрю в непонятках, а он: «Ещё раз говорю, сколько можно?» Я спрашиваю: «Вы о чём?» — «Сколько ещё можно думать о колене во время тренировок и игр? С сегодняшнего дня ты должен забыть об этом». И всё, на следующий день я вышел и уже вообще не думал, серьёзно.

— Так просто?

— Да, как будто что-то щёлкнуло.

«В каких-то матчах мне даже нравилось, как я играл в центре защиты»

— У тебя в сборной была непривычная позиция — центральный защитник.

— Ничего, нормально.

— Но ты не хочешь играть на этой позиции, ты об этом говорил.

— Но это чемпионат Европы, тебя ставят в состав. Я же не мог подойти к тренеру и сказать: «Я не хочу играть на этой позиции. Поставьте другого, а я лучше посижу на замене». Никогда в жизни так не скажу — куда меня поставят, туда и пойду. Буду правым, левым защитником, нападающим. Вот если будет товарищеская игра и мне скажут: «Сегодня у нас на замене останутся центральные защитники, а ты будешь играть на их позиции»...

— После Евро ты говоришь, что центрального играть не готов, это не твоя позиция, — и кучу матчей осенью за «Локо» проводишь в центре обороны.

— Да, полчемпионата.

— Я понимаю, что ты сейчас скажешь: «Ну, если клубу надо, я выйду».

— Не так я скажу. Я скажу, что не было центрального защитника.

— Но все-таки что у тебя было в голове в тот момент?

— Знаешь, в каких-то матчах мне даже нравилось, как я играл. Честно тебе скажу.

— Например?

— Мне понравилось, как я сыграл с «Уфой» в последнем туре, тем более что мы выиграли. А когда проигрываем, особо ничего не запоминается. Порой мне нравится, что я получаю удовольствие, а не мучаюсь! А вот моментами прямо мучаешься на этой позиции. Особенно когда какой-нибудь Сашка Соболев попадётся тебе, вот такого роста, — с ним тяжело, конечно.

— Когда уехал Пабло, ты сразу понял, что опять придется играть в центре защиты?

— Ага, Тин Едвай сразу про это пошутил. Хорошо, что зимой взяли Мампасси. А так — да, если какие-то травмы или дисквалификации, буду опять в центре играть.

— Что не получилось на Евро? Что произошло?

— Что произошло, то произошло... Кто-то говорит, что на чемпионате мира в команде была атмосфера, а сейчас уже не так. Мне это неизвестно. Вроде общались все нормально.

— Какой Черчесов, когда ничего не получается?

— Злой. Он после игры очень злой. Вставляет хороших люлей каждому после матчей, но не всем.

— Тебе пихал?

— Мне — нет. После Бельгии нет, а с датчанами я не играл. После Дании он, конечно, зашел и сказал речь, но было видно, что опустошен.

«Хорватия? По-русски сказать: мы тогда обосрались»

— Один из худших матчей сборной был со Словакией при Карпине.

— Согласен.

— После игры Карпин сказал: «Я идиот, что перегрузил игроков». Потом он расшифровал и сказал, что именно ты не до конца понял, как действовать. Можешь объяснить?

— Могу. Изначально я как центральный полузащитник иду в прессинг. Прессингую на чужой половине поля. Когда они переходят на нашу половину поля, я должен садиться третьим центральным защитником. Ты понимаешь, что у меня в голове каша?

Я выхожу на игру. У меня в голове: как играть в обороне при стандартах, как играть в атаке при угловых, как играть в обороне при угловых, как располагаться при аутах, как идти в прессинг, когда мы прессингуем на чужой половине поля, как мне обороняться? Я вышел вот с такой головой! Ему я это рассказал, что когда вышел, у меня пухла голова. Ещё четыре разных розыгрыша угловых. Их тоже надо было запомнить. Это был для меня самый тяжёлый матч в плане восприятия, чтобы всё запомнить и всё перенести на футбольное поле.

— Что потом изменилось? Матч со Словенией — сборная раскрепощённая. Почему так вышло? Карпин упростил игру?

— Нет.

— А что?

— На следующий день после Словакии было собрание. Он зашёл и сказал: «Ребята, вы все мне с первого дня в один голос говорили, что вы хотите играть в футбол...» Мы долго всей командой разговаривали по этому поводу. Он у каждого спрашивал мнение. Спросил меня — я не по игре сказал, что мы в говно играли, какие мы кривоногие и ещё что-то. Я попросил не вспоминать больше этот матч и готовиться к следующему.

— Потом были хорошие матчи со Словенией и Кипром, но Хорватия... Что произошло?

— Сложно. Если по-русски сказать: мы тогда обосрались. Сыграло ещё то, что нас устраивала ничья. Играть надо с настроем, что нужна только победа... Я думаю, если бы было так, мы бы играли, а не отбивались. Психологический фактор тоже очень сильно влияет. В этом матче так и произошло.

— Карпин говорит, что не хочет привлекать психолога. Как ты к этому относишься?

— Все индивидуально.

— Тебе нужен?

— Мне не надо.

— У тебя как будто вообще нет страха.

— Он есть у всех, но у каждого он разный. Допустим, у нас в команде есть Костя Марадишвили. Сейчас немного отступлю от темы. Он любит обострять игру. Два, три, четыре раза ошибся в передаче, я на него смотрю и понимаю: человек потух, «поплыл». В перерыве я к нему подошёл и говорю: «Начни второй тайм с передачи своему». Это было с «Уфой». Говорю: «Верни себе уверенность, и ты почувствуешь, как легче начнешь играть». И он забил.

Просто я через всё это проходил, и мне всё это подсказывали старшие товарищи. В сборной индивидуальный подход, если поработать с психологом — может быть, это поможет. А может, нет.

— Чувствуешь, что на тебе и, может быть, на Джикии ещё большая ответственность, что в Сплите вы не смогли успокоить команду, что-то сделать, чтобы переломить игру?

— На всех лежит большая ответственность. Не только на мне и Джикии — на Смолове, Дивееве. На всех ребятах, кто выходит в основном составе. И кто выходит на замену.

— Перед матчем с Хорватией на пресс-конференцию пришли Модрич и Далич и говорят: «Мы победим и выйдем на ЧМ». Карпин после Хорватии говорил, что наши игроки так не могут сказать, а если скажут и проиграют, то их потом сожрут.

— Это менталитет. Но я бы мог так сказать перед Хорватией. Мне кажется, я бы мог тогда сказать: «В завтрашней игре мы не проиграем, а выйдем с первого места и получим прямую путевку на чемпионат мира». Но понимаешь, что было бы, если бы случилось то, что случилось? Представь...

— Это твоя ставка. Ты так говоришь и вселяешь уверенность в команду. Она может сыграть, а может и не сыграть.

— Да, у Модрича с Даличем сыграла...

— Я вижу, что все в сборной классно взаимодействуют с Карпиным. Как ты это объясняешь?

— Георгич может собрать всех вместе часов в 10 вечера — просто будет сидеть с нами и разговаривать на любые темы. Допустим, я — Валерий Георгиевич, а ты — Баринов. Он тебя спрашивает: «Ты что хочешь в сборной? Играть в футбол, бить вперёд, играть только в обороне?» Чисто по-семейному. Все смеются, подшучивают друг над другом.

Георгич со своим штабом раскрепощает всех, чтобы все не были зажатыми. Нет такого, что ошибёшься — и тебе крышка. Он, наоборот, это разрешает делать и требует этого. Пробовать играть в футбол.

— Сначала был ковид — скомканный сезон. Потом ты «кресты» порвал, теперь — новая ситуация. Когда ты понимаешь, что все это приходится на лучшие годы карьеры, что ты думаешь?

— Такой путь. Честно, я не загоняюсь, стараюсь не зацикливаться на этом. Может быть, завтра все наладится.

Да, все могло быть намного лучше. Но это испытание. Надо его пройти и достойно с ним справиться.