Она не смотрит фильмы, в которых играла, а внимание прохожих и папарацци ей кажется странным. Она отказывается от роли, если героиня названа «красивой» или «сексуально привлекательной», и она не считает, что должна получать огромные гонорары. Встреча с Эммой Стоун, которая оценивает себя и мир в совсем других категориях.
Кажется, она из тех девочек, которых любят в школе. Она из тех девушек, с которыми хотят дружить другие девушки. Она становится женщиной, которая не может не очаровать: открыта, трезво оценивает реальность и старается, чтоб всем вокруг было легко. Вот и сейчас она предлагает передвинуться, чтобы венецианское солнце не било мне в глаза, и собирается угостить меня дорогущим вином. Здесь, в ресторане отеля Hungaria на Лидо, где проходит Венецианский кинофестиваль, другого и не закажешь (отчаянное ар-деко, изразцы, витражи, танцевальная площадка в центре), и я бы вполне обошлась водой, но она настаивает. И даже притопывает черной туфелькой на плоской белой подошве – таким вероломным кажется ей мой отказ. «Не буду я пить одна! А я вина люблю выпить», – признается она. И я соглашаюсь в тайной циничной надежде, что вино расслабляет.
Но надежда моя беспочвенна. Эмме Стоун не нужно расслабляться, потому что она не напряжена. Она свободна, спокойна, улыбчива и… переменчива: по ходу разговора строит рожицы, разыгрывая разных людей, своих героинь и свои разновременные эмоции. Или вот вчера на премьере открывавшего фестиваль «Бёрдмена» Алехандро Гонсалеса Иньярриту была в темно-зеленом газовом платье с откровеннейшим декольте, а сегодня на ней строгая чуть не униформа: черная трикотажная кофточка с белыми полосками по горловине и меланжевые сероватые брюки-трубочки… Это свое превращение она определяет иронически: «Приоделась в гамме шахматной доски, а вчера-то была Феей Драже». Столь же иронически, как и смену стиля, она оценивает и свой статус селебрити, заработанный к 25 годам. У нее явно какой-то особый взгляд на жизненные достижения. И, даже под угрозой ее обиды, я решаю выяснить, что это за взгляды.
«ОСКАР» ЭКСТЕРНОМ
Закончив экстерном школу, Эмма Стоун так же экстерном «освоила» и награду Американской киноакадемии, став одной из самых молодых номинанток на «Оскара». И номинирована она в категории «Лучшая женская роль второго плана» за «Бёрдмена». Это драматическая роль – дурнушки, отчаянно противостоящей авторитету отца-звезды и мучительно изживающей травму, нанесенную его звездностью. И вы, наши читатели, уже, наверное, знаете, получила ли Стоун «Оскар». Завидую. В. Б.
Psychologies: А вы правда не любите смотреть фильмы с собой?
Эмма Стоун: Понимаете, иногда это прекрасные фильмы. Вот «Бёрдмен»… И я бы хотела такие фильмы смотреть и наслаждаться, и думать потом о них. Я с детства привыкла всерьез думать о кино – папа приучил, он страшный синефил, и мы просмотренное всегда обсуждали. Но я на экране… Это другое. Скучновато, если честно. Вот вам бы хотелось глазеть на себя два часа?
Вы не я, вы же актриса, вам естественно оценить свою работу…
Э. С.: Слушайте, я уже работала над этой работой. Я долго готовлюсь к фильмам. Изучаю характер, сопоставляю с литературными героинями, мучаю режиссеров и сценаристов, хожу за консультациями к психологам. В какой-то момент работу надо заканчивать. И ждать следующей работы.
Но вам было бы приятно. В конце концов, вы талантливы, вы красивы и элегантны, у вас прекрасные глаза, ни у кого таких нет…
Э. С.: …И вот тогда просмотр фильмов с собственным участием был бы чем-то вроде, извините, мастурбации. Нет, приятностей я ищу в других зонах.
В каких же?
Э. С.: В тех, где главное – совсем не я. В нормальной жизни, где не важно, что ты стала звездой.
Что такое нормальная жизнь для того, кто постоянно под лучом софита?
Э. С.: Нормальные отношения и сохранение нормальных реакций. Я с 14 лет жила в Лос-Анджелесе. В городе, где все заняты шоу, все оценивают друг друга с точки зрения перспективности для шоу-бизнеса, определяют успех по степени твоей «видимости». Я всем обязана Лос-Анджелесу, но три года назад бежала из него в Нью-Йорк. Конечно, к Эндрю (Эндрю Гарфилд – актер, партнер Стоун по фильму «Новый Человек-паук», ее бойфренд. – Прим. ред.), но и потому, что там всем по барабану, чего ты добился и насколько известен. И главное – там у людей есть ценности выше успеха. Вот за мной по улице тут шел парень, ну совершенный хасид. С фотоаппаратом. Я в спортивных брюках, в кедах, волоку рюкзак с йоги. А он – оп! – и фотографирует. Я ему: «Ну к чему это? Это, в конце концов, нечестно». Папарацци из Лос-Анджелеса устроил бы мне скандал, чтобы спровоцировать агрессию для следующей красочной картинки, или сбежал бы, не ответив. А этот: извините, но журналу «Тайм» нужны три ваших фото на улице. Ну, я и говорю: ладно, валяйте, щелкайте. Понимаете, в Нью-Йорке возможен нормальный человеческий контакт даже с подосланным застать тебя врасплох фотографом. И он может быть хасидом. И отреагировать на твое недовольство по-человечески, объясниться… Вот такие приятности я и люблю.
А как не утратить человеческих, как вы говорите, реакций, если ты успешен?
Э. С.: Рецепт есть, но не универсальный. Внимание, правильный ответ… Надо иметь моих родителей! Па-пам! Нет, правда. Мои родители никогда не воспитывали нас с братом в том духе, что нужно достигать и иметь. Им важнее «быть». Они всегда оценивали нас и оценивают не по тому, чего мы достигли, а по тому, кем мы являемся. Папа никогда не выскажется в духе, что здорово, что мой гонорар повышен, он скорее скажет, например, про мою «Отличницу легкого поведения»: «Та сцена с имитацией секса у вас смешно получилась». Он не обратит внимания на мою фотосессию в глянцевом журнале, но может сказать в какой-то момент, что я хорошая дочь. Мама тут недавно похвалила меня за моих друзей – а они сплошь гражданские активисты. Что я истолковала как то, что я, с ее точки зрения, умею находить правильных людей и поддерживать с ними отношения. И это для меня, родители знают, лучшая похвала. Для родителей важно, кто я, а не насколько успешна. Я выросла на такого рода принципах, с ними и умру, надеюсь.
И как же такие прекрасные, разумные люди позволили вам начать актерскую карьеру в 14 лет?
Э. С.: Пытались приставить меня хоть к какому-то делу! Шучу, конечно. Мне тут Эдди Редмейн (британский актер поколения Эммы Стоун. – Прим. ред.) рассказывал, что, когда он в 16 лет решил стать актером, его папа-финансист разубеждал его статистикой. А по статистике только каждый сотый из актеров добивается того, чтобы жить исключительно на профессиональные заработки. Понимаете, жить актерством уже успех! Поэтому я спокойно отношусь к размеру гонораров и считаю, что наши голливудские «сверх» – сверх необходимости. Хорошо еще в нашей стране есть прогрессивный налог на доходы! Не шучу. Я правда убеждена: то, что я получаю деньги за занятие тем, что люблю, тем, что называется творчеством, – уже привилегия. А родители мои да, они не были против. Понимаете, я была несносным ребенком, громким, порой истеричным. Очень громким и доставучим. Возможно, поэтому сейчас стараюсь всех радовать и не доставать ни в коем случае. Правда, моя истеричность выражалась и в том, что я пыталась быть смешной, чтобы меня всерьез не принимали. В 8 лет со мной случился приступ паники. И я избавилась от этих состояний только благодаря психотерапии. Но когда я репетировала в детском театре, куда ходила лет с девяти, или выходила на сцену – все страхи, вся неуверенность улетучивались. Понимаете, я хотела быть смешной, чтобы меня не считали мной, я боялась быть собой – вдруг не справлюсь. А на сцене я естественным образом отделялась от себя. И успокаивалась. Поэтому родители и поняли, что актерство для меня, возможно, лучший выход.
Но в 14 лет! В Голливуд!
Э. С.: Ну, во-первых, в 15. И я же не одна поехала. Мама временно оставила папу и Спенсера, моего младшего брата, чтобы поехать со мной.
А что это за история про презентацию в PowerPoint, которой вы якобы убедили родителей, что вам действительно нужно в Голливуд? Мифология?
Э. С.: Какая мифология! Я просто ужасно волнуюсь, когда нужно сконцентрироваться, когда нужно сделать что-то важное. И мне удобнее доверить дело какому-то медиуму, промежуточной инстанции между мной и воспринимающим. Вот я и сделала для родителей презентацию. Там звучала песня Мадонны «Голливуд» и был монтаж слайдов: чем вызвана необходимость моего переезда, каковы возможные последствия и результаты, примеры подобных решений – имелись в виду успешные дети-актеры… Ну и убедила. Я вот теперь думаю: если бы мой ребенок такое учудил, ни за что бы не поддалась. Но родители всегда серьезно к нам относились. И мы с мамой приехали в Лос-Анджелес. Я бросила школу и потом ее закончила уже с учителями «на дому», экстерном.
Не было соблазна объяснить успехи своей избранностью?.. Ангелом-хранителем, например?
Э. С.: Я не хохочу только потому, что боюсь вас обидеть. Но я полностью на стороне Вуди Аллена, у которого я играла в «Магии лунного света». А это комедия, и магия там равна шарлатанству. Обаятельному, но шарлатанству. Даже предположить подобное мне смешно. Собственно, как и то, что случившееся – исключительно моя заслуга. Ведь когда мы приехали в Лос-Анджелес, мне вообще ничего не предлагали – никаких проб, ничего. И я, почти в знак протеста, окрасилась – я же блондинка от природы – в брюнетку. И – хоп! – появилась первая роль. Будто цвет волос меняет все – мои способности и степень уместности! Люди так ограниченны порой… А потом на фотопробах к «SuperПерцам» режиссер Джадд Апатов вошел в студию, посмотрел на меня, бесстрастно дал указание: «Окрасьте ее в рыжую», – и мгновенно вышел. Я стала рыжей. И начались мои победы!
Ну разве не мистика?
Э. С.: Нет, комедия имиджа! Имидж наконец совпал со мной – я рыжая по натуре, а не по цвету волос. Я не боюсь быть клоуном. И мечтаю когда-нибудь стать мимом. Или сыграть роль без слов.
Известно про вот эту вашу татуировку на запястье – что у вашей мамы такая же и она знаменует ее исцеление от рака… Не оберег своего рода?
Э. С.: След от птичьих лапок... Мама обожает эту песню The Beatles – «Blackbird». Когда она заболела, 6 лет назад, – рак груди, я пообещала себе, что выпрошу у Пола Маккартни рисунок его рукой, вот таких следов, и подарю ей. Наступила ремиссия, я написала Маккартни, он, добрейший человек, прислал рисунок… А когда еще через 2 года мама была уже полностью здорова, мы сделали эти одинаковые татуировки – по паре птичьих следиков по эскизу Маккартни. Это не оберег. Это знак нашей нерушимой связи при любых обстоятельствах… Хотя, возможно, такая связь сама по себе мистика. Шучу.
Вы явно переживаете сейчас пик карьеры. Получается, что многое главное в вашей жизни к 25 годам уже случилось. Чего вам теперь хотелось бы: короткой, но супервостребованной жизни звезды или долгой жизни в амплуа характерной актрисы?
Э. С.: Да ведь у актеров нет будущего! В смысле – ты заканчиваешь сниматься и никогда не знаешь, пригласят ли еще. И какой тут может быть бизнес-план? У меня его точно нет. И потом, планы требуют выработки приоритетов. А у меня… Понимаете, в жизни для меня все равноценно. Вот когда я вела церемонию «Оскара», мне все говорили: Эмма, это такая честь! Свидетельство такого признания! А я… Выходя на оскаровскую сцену, я чувствовала абсолютно то же, что при выходе на сцену в нашем школьном театре в 12 лет: восторг и ответственность. Правда, потом ты смотришь с оскаровской сцены в зал и… елки-палки, это Мэрил Стрип! Но все равно: я уверена, в жизни все равноценно. А кроме того, мне близок этот принцип ранних рок-звезд: живи быстро, умри молодым. Умри в том смысле, что не важно, что потом тебя не будут, скажем, снимать. Но ты поймал энергию жизни, жил по полной, сыграл все, что хотел, понаделал фильмов, которые, может быть, кого-то изменили. Так что да, я выбираю большую карьеру, высокие пики, обеды в ночных дайнерах после съемок и полное следование тому, что сказал Билл Мюррей, мой самый любимый актер: «Жизнь – игра, и веселее, если играешь свою игру, не по чужим правилам. Так что не унывайте, расслабьтесь и играйте». А знаете, что делает Мюррей в Нью-Йорке? Подбегает сзади к незнакомым людям, закрывает им глаза руками, а когда они оборачиваются и видят его, говорит язвительно: «Ха-ха, все равно никто вам не поверит!» И быстро уходит. Вот это я понимаю!
ТРИ ЕЕ РЕШИТЕЛЬНЫХ ПОСТУПКА
Нашла работу
«Ну невозможно было сидеть на родительской шее!» – так Эмма объясняет, почему оказалась в собачьей пекарне «Три пса» в качестве помощника пекаря. После приезда в Лос-Анджелес она активно ходила на прослушивания, везде проваливалась, и найденный с трудом агент перестал ей в конце концов даже звонить… «Три пса» так и остались моей единственной настоящей работой», – улыбается теперь Стоун не без ностальгии.
Занялась вокалом
Как известно, Эмма была громким и крикливым ребенком. Но, вероятно, это еще щадящая формулировка. В младенчестве Эмма кричала так, что на связках образовались узлы, из-за которых у нее теперь приятно-хрипловатый голос. Из-за них же Эмма периодически голос теряет. Но она решила справиться с этой проблемой самым решительным образом: в ноябре дебютировала на Бродвее в мюзикле «Кабаре».
Конвертировала успех
Заметив однажды в ресторане, что их снимают, Эмма и ее бойфренд Эндрю Гарфилд сами устроили фотосессию на нью-йоркской улице. В замаскированном виде, но с внятными плакатиками: «Мы не нуждаемся во внимании. Зато вот эти прекрасные организации – очень». И привели список интернет-сайтов благотворительных фондов, занимающихся проблемами образования, аутизма и поддержкой онкобольных. В. Б.
131.0
119.00
