31 января президент России Владимир Путин в Государственном Кремлевском дворце (ГКД) участвовал в торжествах по случаю десятилетия патриаршей интронизации и обещал, несмотря на недопустимость любого вмешательства в церковную жизнь, защищать права человека и свободу его вероисповедания там, где они нарушаются. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников задается вопросом, как это будет выглядеть практически.
На празднование десятилетия поместного собора и патриаршей интронизации собралось много заинтересованных людей. Фойе, где играли отчего-то «Времена года» Вивальди, а не, к примеру, «Всенощное бдение» Рахманинова, что, возможно, было бы логичней (хотя, с другой стороны, разгар же дня в январе был, так что «Концерт №4. Зима» разве не был еще логичней?), казалось переполненным до тех пор, пока не прошла молва, что наверху заработал буфет. И почти сразу среди засквозивших в толпе брешей уже можно было рассмотреть, например, митрополита Кишиневского и всея Молдовы Владимира и спросить его, что, в конце концов, он думает о событиях на Украине.
— Молимся,— кивнул он.— Просим Всевышнего и руководителей земных, чтобы не было пагубного разделения.
На осторожный вопрос, кого он почитает как руководителей земных, митрополит отвечал туманно, а в конце концов стал, по-моему, малодушно намекать на глав некоторых российских регионов, от которых тоже что-то да зависит.
Я тогда обратил внимание на стенд «Палехский иконостас». Это был единственный стенд в фойе. Здесь делились православным календариком на 2019 год, это было гуманно (тем более что в буфете бутерброд с рыбой стоил 300 руб.). Девушки возле стенда были приветливы и словоохотливы. Они рассказывали про знаменитую палехскую школу иконописи, хоть и не спешили объяснить, чем она так уж знаменита.
— Первый заказ,— призналась одна из них мне,— мы получили 10 августа 1996 года от Никиты Сергеевича Михалкова на роспись одного подмосковного храма (она не стала уточнять какого, просто добавила, что в одном селе.— А. К.). С тех пор расписали больше 200 иконостасов!
Что ж, не стоит и объяснять, какая легкая рука у Никиты Сергеевича Михалкова, какой бы тяжелой кое-кому ни казалась.
— К тому же прадед нашего руководителя был иконописцем,— добавила девушка.
Я обрадовался и хотел расспросить губернатора Ивановской области Станислава Воскресенского, который вот-вот должен был подойти к стенду, каким же именно был его прадед (тем более что фамилия, прямо скажем, идеально подходит для иконописца... Может, даже больше, чем для губернатора Ивановской области…). Но оказалось, девушка имеет в виду руководителя «Палехского иконостаса» Анатолия Влезько, дочерью которого она к тому же является.
Неподалеку стояли казаки. Один, из лосиноостровских, объяснял мне, что «мы — воины Господа и даем присягу в храме», так что казаков ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов.
— Церковь и государство — единое целое,— констатировал он.— Ведь Русь, не забывайте, святая!
И только я подумал, что он сейчас должен был бы обязательно сказать что-нибудь вроде того, что церковь должна наконец прислушаться к голосу казаков, как он сказал:
— Церковь должна наконец прислушаться к голосу казаков!
Невозможно было обойти (вниманием) лидера КПРФ Геннадия Зюганова. В благодарность за это он пояснял, что главная его озабоченность сегодня состоит в том, что «англосаксы в конце концов пошли в атаку», причем «сразу на три основные ветви». И только одна из них оказалась той, о которой я подумал.
— Да, президент,— кивнул Геннадий Зюганов.— И кроме того, церковь и сильная оппозиция. Против них все и направлено. Поэтому пора забыть старые проблемы и сплотиться вокруг власти.
Я не верил своим ушам. Разве задача коммунистов сплотиться вокруг Владимира Путина? Что это? Закономерный финал?..
— Святейший сказал, что основой единства может быть державность, святая Русь и советская справедливость! — добавил Геннадий Зюганов.— Да! И сегодня Кирилл — это одухотворенность против насилия!
— А вы верите? — спросил я лидера КПРФ.
Он понял.
— У меня вера — более широкое понятие,— рассказал Геннадий Зюганов.
— Разве может быть что-то более широкое, чем вера? — удивился я.
— Может,— заверил он.— Вера… Надежда… Любовь… Я верю в свою державу, в народ… В нашу звезду! Без нас будет плохо…
Я понимал: он уже допускает, что последующее может быть без нас.
— Я дал ответ? — честно переспросил Геннадий Зюганов.
— Вопрос был о личном,— все-таки сказал я.
— Слушайте,— воскликнул Геннадий Зюганов,— давайте тогда так! На II съезде КПРФ я сумел доказать, что должна быть гарантирована свобода совести! И мы убрали пункт, что коммунист не может верить в Бога! У нас треть коммунистов в партии — верующие! За меня голосовали 40%!
Да, Геннадию Зюганову удалось консолидировать вокруг себя верующий не только в него электорат.
В том числе и в фойе ГКД. Здесь люди, в огромном количестве пришедшие на десятилетие интронизации патриарха, мечтали сфотографироваться с лидером КПРФ. Оставалось надеяться, что на ближайшем партийном коммунистическом юбилее такой же популярностью в фойе будет пользоваться патриарх всея Руси.
А ко мне подошел неброский человек, которого звали Сергей Фокин. Впрочем, как только он заговорил, все оказалось гораздо многозначительней.
— Я с Дальнего Востока,— объяснил он мне.— В свое время владыка Питирим благословил меня на все это дело…
— На какое? — удивился я.
— Раскручивать бренд дальневосточный,— пожал он плечами.— Я и на пост президента выдвигался, подстраховывал его…
— Кого?
— Президента. Дальневосточный гектар, честно говоря, мой проект. А сейчас хочу реализовать проект «Кавказский транзит». Хочу вернуть всех арабов на их родину.
— Удастся ли? — засомневался я.
— Мы им сделаем рай на земле, и кто же откажется? — переспросил Сергей Фокин.— Очищаем от ила Волгу и по пульпопроводу отправляем в пустыню, преображаем ее. Ну и немного воды даем.
— Почему немного? — уточнил я.— Вам жалко?
— Много не надо. 1% хватит,— отрезал Сергей Фокин.— В общем, они все возвращаются.
Его бы молитвами, подумал я, смущенный масштабностью планов, которые он так беспечно обрушил на меня.
Тем временем оставалось всего несколько минут до появления на сцене Владимира Путина и патриарха Кирилла. Пока здесь толпились в основном депутаты Госдумы (и что-то ни одного члена Совета федерации).
— У вас ведь такого быть не может? — на всякий случай спросил я спикера Госдумы Вячеслава Володина.
— Какого? — на всякий случай уточнил он.
— Как вчера у коллег.
— У нас — никогда! — торжественно заверил Вячеслав Володин.
Конечно, у них — только харассмент.
А врио губернатора Петербурга Александр Беглов подошел поздороваться к митрополиту Крутицкому и Коломенскому Ювеналию.
— А знаете что? — сказал ему митрополит.— Говорят, у вас выборы там… А я вас уже выбрал!
По Александру Беглову было видно, что он согласен с этим нелегким выбором.
Я подошел к патриарху Болгарскому, митрополиту Софийскому Неофиту. Здесь, в ГКД, были главы нескольких поместных церквей, в том числе и, к примеру, сербской. Но, к примеру, не было представителя греческой, и его отсутствие бросалось в глаза (возможно, поэтому и состав прибывших нарочито не афишировался).
— Нам странны стремления Константинопольского патриархата,— вздохнул патриарх Неофит.— Да, ситуация на Украине сложна и многогранна… Но такое грубое вмешательство ни к чему хорошему не приведет…
— С чьей стороны? — недопонял я.
— Со стороны Киева,— не ошибся он.
— То есть вы против,— не выдержал я.
— Мы не за,— уточнил он.
— А на интронизацию в Киев поедете? Говорят, уж скоро…
— Такого приглашения не было…— хмуро ответствовал патриарх Болгарский.
— А если будет?..
— Надо молиться…— начал он.
Чтобы не было, подумал я. Но договорить он, слава богу, не успел: начиналась церемония.
Сначала мы посмотрели небольшой (но и не маленький) документальный фильм о том, как любовь, ключевой принцип мироздания, вместе с православием приходит туда, где ее уже, кажется, и не ждут, то есть к ненцам.
Кадры сопровождались мыслями патриарха, высказываемыми вслух.
— Когда Бог пришел,— говорил он,— его проглядели все, кроме умных волхвов!
Гордость за волхвов пересиливала чувства к остальным.
Между тем в фильме подробно перечислялись поездки патриарха и его встречи с людьми. Признаться, настораживало, что качество богослужений патриарха мерилось, казалось, прежде всего их количеством.
Дали слово Владимиру Путину. Он сказал очень много добрых слов про патриарха и тоже отчего-то упирал на цифры:
— Знаю, как много было сделано за последние годы для расширения социального служения церкви… Этот труд бесценен, он не измеряется статистикой, но все же позволю себе привести несколько цифр. В 2009 году в России был всего один церковный приют для женщин с детьми, попавших в трудную жизненную ситуацию. В прошлом году — уже 58! Открылось более ста новых центров гуманитарной помощи! Развиваются службы патронажного ухода и социальной реабилитации…
Да уж ясно было, что на самом деле все и здесь, как на встрече с членами правительства по средам, измеряется цифрами.
— Особые слова благодарности патриарху Кириллу и церкви,— отметил Владимир Путин,— за духовное окормление российского воинства. Ваши искренние, идущие от сердца напутствия помогают солдатам и офицерам с честью защищать Родину, вселяют в них уверенность в своей ратной силе и нравственной правоте!
Да, солдатам и офицерам сейчас есть где применить свою ратную силу и быть нравственно правыми, и напутствия им действительно нужны — возможно, даже как воздух.
Владимир Путин подбирал все новые и новые слова для характеристики служения патриарха, и, надо сказать, зашел далеко:
— Подчеркну, такое честное, безупречное служение, которое демонстрирует патриарх Кирилл,— это пример истинной любви к Отечеству и к нашему народу, а достигнутые на этом поприще успехи закладывают основу для развития церкви на десятилетия вперед.
Если бы к патриарху Кириллу были хоть какие-нибудь вопросы (или хотя бы один вопрос), формулировки были бы не такими безудержными.
Мог ли Владимир Путин не коснуться ситуации на Украине?
— Спекуляции,— рассказал он,— политиканство, паразитирование на вопросах религиозной жизни ведут к разобщению людей, провоцируют злобу и нетерпимость. Именно такой проект, не имеющий отношения к вере, а насквозь фальшивый, завязанный на борьбу за власть, реализуется сегодня на Украине. Прискорбно, что в него оказался втянут и Константинопольский патриархат. По сути, происходит грубое вмешательство в церковную жизнь! Его инициаторы словно учились у безбожников прошлого века, которые изгоняли верующих из храмов, травили и преследовали священнослужителей.
Формулировки были настолько жесткими, что производили впечатление выстраданных.
— Хочу вновь подчеркнуть: государство, власти России считают абсолютно недопустимым любое вмешательство в церковные дела. Мы уважали и будем уважать независимость церковной жизни, тем более в соседней суверенной стране,— добавил при этом Владимир Путин.
И я подумал, что речь эта теперь может стать беспрецедентной. Так и должен был, по моим представлениям, говорить человек, возглавляющий страну, где не только церковь отделена от государства, но и, главное, государство — от церкви. И что бы там ни произошло в последнее время, как бы ни хотелось добавить от души, принцип важнее.
— Тем не менее оставляем за собой право реагировать и делать все для защиты прав человека, в том числе и на свободу вероисповедания,— добавил Владимир Путин.
Только интересно, как теперь реагировать и как делать все. Потому что теперь надо реагировать и надо делать все.
Речь патриарха была без преувеличения блестящей. Он много говорил про любовь и веру, слова были небанальными и, если говорить просто, брали за душу. Потом патриарх тоже высказался про Украину:
— Мы сталкиваемся со сложнейшим этапом многовекового пути нашей церкви. Постоянное обострение политической обстановки начиная с 2014 года, усиление давления на каноническую Украинскую православную церковь со стороны властей, со стороны украинского раскола и радикальных политических сил. А затем и беззаконное вторжение Константинополя на территорию Украинской православной церкви, завершившееся предоставлением им так называемой автокефалии, созданное из раскольников и псевдоцерковных структур… Все это привело к нарушению прав верующих канонической церкви, захвату ее храмов.
То есть тех прав, защищать которые и пообещал Владимир Путин.
— Верю, что с непобедимой Божьей помощью (то есть при поддержке с воздуха, а также, как заверил Владимир Путин, и с земли.— А. К.) Украинская православная церковь устоит, а восстающие против нее силы рассеются, как рассеивается дым.
Он добавил, что церковь всегда справлялась с ересью и нестроением. Верилось, Господи.
Но все-таки с трудом.
0
75.00
