— Митя, 14 января на ТНТ выходит новое шоу с вашим участием — «Выжить в Самарканде». Первый раз побывали в Узбекистане?
— Нет, конечно. Я не раз ездил туда на гастроли. И пару лет назад, предвосхищая тренд на этнику, снял клип на песню «Удивительная» в трех сказочно красивых городах — Ташкенте, Самарканде и Бухаре. Так что местный пейзаж мне знаком. А вот испытания, через которые пришлось пройти в шоу двум командам — «звездной» и «народной», были непривычными... Конкурсы все сложные — на силу, ловкость, скорость, сообразительность. Самое главное в таких экстремальных шоу — оставаться собой. Как только начинаешь подстраиваться под кого-то, прогибаться, тебя уносит куда-то не туда. И зритель сразу чувствует фальшь. Да и невозможно ходить в маске 24 часа в сутки — мы же все время под камерами…
— Это зависело от результатов испытаний. Если выигрываешь, остаешься ночевать в пятизвездочном отеле со всеми благами мира. Разве что девушек с опахалами там нет. А вот проигравших привозят в очень живописную местность в горах (включена ЮНЕСКО в число объектов всемирного наследия). Это настоящее место силы, там потрясающие закаты и восходы. Но для жизни нет ничего. И юрту, чтобы переночевать, надо было самим построить. Питание скудное, настоящий детокс: плошка риса, чуть-чуть сухофруктов и орешков, немного овощей. Впрочем, сложные условия жизни меня не пугают: для людей, которые родились в СССР, ничего не страшно. Вот и я, когда строил юрту, думал только о том, как себя мотивировать, как распределить работу в нашем маленьком коллективе. Кстати, наша «звездная» команда явно быстрее соперников собиралась с силами, слаженнее работала…
— С кем из участников вы были уже знакомы, с кем вам было комфортно, а кто-то, может, разочаровал во время шоу?
— Знаком был почти со всеми, кроме Сержа Горелого и Назимы. Мне кажется, у «звездной» команды был максимально гуманный подход — мы особо не гнались за победой, но и не давали себя в обиду. При этом пытались вести себя человечно по отношению к «народной» команде. Переживали, когда проигрывали, и радовались за победы друг друга до последнего момента, даже когда борьба шла уже за себя.
С Вики Одинцовой у нас «старые счеты» еще с проекта «Звезды в Африке». Больше всего подружился с Юлией Паршутой, мы с ней много шутили, проводили время вместе, объединялись на состязаниях. Она стала самым близким человеком на проекте для меня. А вот кто разочаровал — смотрите в эфире.
— В январе, когда на ТНТ начнут показ шоу «Выжить в Самарканде», вам исполнится 50 лет. Как будете отмечать юбилей?
— Масштабного застолья не планирую, зато будут концерты. Перед каждым днем рождения даю себе слово выдержать какую-то аскезу, хотя бы месячишко побыть в ограниченных условиях. Например, обойтись без алкоголя, чтобы потом праздник стал праздником. А тут решил продержаться даже дольше — до сольного концерта в Сочи 19 января и юбилейного в Москве в Vegas City Hall 27 января. На него летят зрители со всей страны! И я еще не делал концертов такого масштаба и уровня организации. Хочу к нему нагулять сил, напитаться энергией, сконцентрироваться. Поэтому буду много репетировать, в Сочи еще кататься на лыжах. А 17 января, в сам день рождения, позволю себе максимум один бокал в компании самых близких людей.
— Прошлым летом вы отметили и важную творческую дату — четверть века работы на эстраде, начинали в группе Hi-Fi. Как рано вы осознали, что хотите стать певцом?
— Моя мама — инженер-патентовед, папа был кандидатом технических наук, доцентом Новосибирского электротехнического института связи. При этом он очень хорошо играл на гитаре, был душой компании. А я всегда хотел стать артистом. Картинка из детства: мне лет семь, родители уходят на работу, а я включаю проигрыватель «Вега», ставлю пластинки — у нас дома их было очень много — и выступаю перед зеркалом. Исполнял все подряд. Как-то сестра в фирменном магазине «Мелодия» купила двойной альбом «Сборник зарубежной эстрады», и там были Boney М, Мирей Матье, АВВА. Я тут же стал петь их песни.
— Так любили музыку?
— Скорее, я просто всегда представлял себя в центре внимания. Понятия не имел, что мне больше подходит: кино, цирк, эстрада. Поэтому пел, писал сценарии, костюмы рисовал. А иногда брал свой детский стульчик с отверстием (под такими ставят горшки), поднимал на стол, переворачивая так, чтобы отверстие превращалось в воображаемый экран телевизора, и «выходил в эфир»...
В семь лет родители отвели меня в музыкальную школу № 8: типичное советское заведение с паркетом, огромными портретами композиторов, пожилыми фикусами, тяжелыми гардинами. Сольфеджио мне нравилось, а вот техника фортепианной игры оказалась моим слабым местом. На экзаменах я неважно играл этюды Черни или Гедике, но отрывался на других музыкальных произведениях. Педагоги ставили мне положительные оценки и говорили: «Эмоциональный и музыкальный мальчик, перспективы есть». Когда я начал самостоятельно сочинять музыку, мама отвела меня к профессору консерватории. Он сказал: «Ребенка надо учить композиции». С этим как-то не сложилось, но диплом музыкальной школы я получил. И по-прежнему мечтал о сцене, хотя и не думал, что эта мечта реальна, достижима. Тогда Новосибирск не был такой меккой искусства, как сейчас. Артисты казались чем-то далеким, я их воспринимал как небожителей. Притом что двоюродным братом папы был известный актер Борис Хмельницкий, их мамы родные сестры. У нас на книжной полке стояла большая открытка с размашистым, крупным автографом дяди Бори. Хмельницкий тогда был звездой: играл в прославленном Театре на Таганке, много снимался. Папа очень гордился братом. Но расстояние от Новосибирска до Москвы так легко, как сейчас, еще не преодолевалось. Созвониться — и то было сложно, целая эпопея: «Боречка, ты меня слышишь?! Плохо? И я тебя плохо... Что ты говоришь? Не слышу...» Наша семья, затаив дыхание, слушала рассказы Бори и от него узнавала, как там столица. Потому что мы жили совсем другой, немосковской, незвездной жизнью...
— В итоге куда вы решили поступать после школы?
— Папа хотел, чтобы у меня была техническая профессия. Поэтому из всех командировок привозил мне сборные модели кораблей, самолетов. Я их собирал, эта военная техника ездила и летала по квартире. Но мне самому больше нравилось возиться с животными. У нас дома обитали собаки — всегда пудели, а еще аквариумные рыбки, морские свинки, ежи, змеи, говорящий попугай. Я даже посещал кружок юных натуралистов в Новосибирском зоопарке. Так что, когда мама спросила, кем хочу стать, ответил, что буду лечить зверей. Но в те времена не было такой индустрии ухода за домашними животными, как сейчас. Тогда ветеринаром считался тот, кто занимается животноводством и сельским хозяйством, лечит коров и лошадей. Поэтому мама сказала: «Если ты хочешь лечить, то будешь лечить людей». Мы переехали в другой район, и родители устроили меня в сильную школу № 42, прикрепленную к Новосибирскому мединституту, в профильный медико-биологический класс. В этот же мединститут я и поступил, а в свободное время подрабатывал санитаром в НИИ травматологии и ортопедии. Но после третьего курса решил взять академический отпуск: уже понимал, что медицина — не мое. Переживал: «Мне уже 20 лет, а еще ничего, о чем мечтал, не сделал». И тут мне помогла «религиозная интервенция»…
— Что вы имеете в виду?
— К тому времени общество долго существовало без религии и веры, Русская православная церковь еще не расправила крылья. И в СССР из-за границы косяком потянулись адепты самых разных конфессий — кришнаиты, протестанты, католики. Я всегда был любознательным, а тут новые знания, интересные люди из-за границы. Времени было много, хватало меня на всех. Сначала примкнул к католикам. Вскоре меня как особо активного и молодого прихожанина направили в паломническую поездку в Польшу (это был мой первый выезд за рубеж). Мы прилетели в Москву, потом доехали на поезде до Бреста. А оттуда неделю пешком шли в Ченстохову, где в монастыре хранится одна из главных польских святынь — чудотворная икона Божьей Матери. Пока шли, каждый вечер останавливались где придется, обычные люди нас кормили, давали ночлег, а утром мы отправлялись дальше.
Видимо, я хорошо себя зарекомендовал, потому что вскоре мне предложили поехать в американский город Денвер на встречу с папой римским! Представляете?! На громадных автобусах мы несколько дней ехали почти через всю страну — от Нью-Йорка до штата Колорадо. Кстати, встречей с папой то мероприятие было сложно назвать: громадный стадион, я сижу наверху, в последнем ряду, а понтифик выезжает на папамобиле, делает круг по арене, машет всем ручкой и удаляется.
Потом в Новосибирске я познакомился с американскими протестантами. По воскресеньям ходил к ним на службу в «Кобру» (так в Новосибирске называли Дом культуры имени Октябрьской революции): играл на органе, маракасах. Ходил не ради службы как таковой, а из-за креативных, творческих людей. С одним из прихожан — латиноамериканцем Марио — мы устраивали концерты в моей комнате: я бряцал по клавишам «Красного Октября» и исполнял песни собственного сочинения на русском, а он их же — на английском. Мне все больше хотелось выступать на сцене. Но в России шоу-бизнес только зарождался, найти приличную студию звукозаписи — и то было проблемой. И в какой-то момент я сказал: «Марио, мы должны поехать в США и записать нашу музыку». Взял академический отпуск, и мы собрались в Чикаго...
— Многие тогда использовали любую возможность остаться за границей…
— Нет, у меня никогда не было желания эмигрировать, я всегда вольготно чувствовал себя в родной стране. А вот путешествовать любил и до сих пор люблю... Так вот, незадолго до моего второго визита в США я попросил Марио сделать приглашения нескольким моим новосибирским друзьям. Они уехали, а потом начали названивать мне: «Работы нет, денег нет, мы живем впроголодь, втроем снимаем комнату в большой квартире, где еще обитает несколько человек. Здесь ужас, не приезжай...» Я задумался: что делать, лететь или нет? И тут раздался звонок от друга-переводчика, который жил по соседству: «Не хочешь поехать в Лондон? Там есть работа — ухаживать за собаками и выгуливать их». И через четыре дня я уже был в Лондоне. Полгода прожил в Англии, получил огромный опыт общения с другой культурой, влюбился в английский юмор. А потом, будучи дураком и недальновидным молодым человеком, все-таки отправился в Америку, где получил иной, непредсказуемый, но тем не менее ценный опыт. Через полгода вернулся домой, окончил медвуз, получил диплом и на следующий день полетел в Москву, чтобы поступать на актерский факультет.
— И как, успешно?
— Да! Я поступил во ВГИК на курс Иосифа Райхельгауза. Кстати, тогда худрук актерского факультета Алексей Баталов дал интервью программе «Время», в котором рассказывал: «К нам абитуриенты приезжают отовсюду. Поступают и люди с профессиями. Один мальчик приехал из Новосибирска, он окончил мединститут, но хочет стать артистом». Этим мальчиком был я! Однако все-таки актером мне не было суждено стать...
— Почему?
— Во-первых, я на каждом углу трубил о своем медицинском дипломе, хвастался, что не буду тратить время на общеобразовательные предметы, а полностью посвящу себя будущей профессии. И тут выяснилось, что второе высшее образование бесплатно нельзя получить, придется идти на коммерческое отделение. Во-вторых, именно в тот момент продюсер и поэт Эрик Чантурия и композитор-аранжировщик Павел Есенин, с которыми я уже работал в одном проекте ранее в Новосибирске, предложили мне стать участником группы Hi-Fi — новой, пока еще никому не известной. Я прикинул: мне 24 года, окончу ВГИК в 29. Ну и кому будет нужен начинающий актер Митя Фомин?
— Кстати, вы всегда предпочитали быть Митей, а не Димой?
— Когда люди говорят, что у меня редкое, нестандартное имя, я улыбаюсь. В России традиционное русское имя Дмитрий предполагало упрощенное — Митя. Почитайте Чехова, Бунина, Достоевского: Митя Карамазов, «Митина любовь». Вы никогда не найдете там Дим. Дима — это неологизм советского времени. В общем, всю жизнь откликаюсь только на Митю, а сейчас еще на Дмитрия Анатольевича...
— Вернемся к группе Hi-Fi, благодаря которой к вам пришла популярность...
— Прекрасное время, хотя 25 лет назад и шоу-бизнес, и вообще жизнь были совершенно другими. За 10 лет мы объездили весь мир, выступали на многотысячных стадионах и площадях. Мы успели полетать на гастроли еще на допотопном четырехмоторном самолете «Ил-18», не говорю уж про «Як-40», «Як-42», «Ту-134», «Ту-154». А в каких жутких гостиницах нас селили! Сейчас прилетаю в те же места и вижу, как страна поменялась в лучшую сторону.
Расскажу только одну показательную историю. Группа Hi-Fi весной полетела на частном самолете «Ту-154» одного известного бизнесмена в Анадырь, выступать на местном конкурсе красоты, ведущим был Валдис Пельш. Сейчас в северных городах дома раскрашивают в яркие цвета, чтобы выглядели повеселей. А тогда летишь десять часов из Москвы, в иллюминаторе все время белый снег, и нет ни одного города. Вдруг в какой-то момент видишь крохотную дымящуюся точку на краю земли — Анадырь. Самолет садится, и ты обнаруживаешь, что аэропорта нет — вместо него просто неотапливаемый ангар. Нас встретила машина, едем, а по пути ни одного светофора. В городе все дома на курьих ножках — сваях, низенькие, серые, обшарпанные. В общем, унылая картина. По пути Тимофей и Ксюша (Пронькин и Олешко — участники группы Hi-Fi. — Прим. ред.) заехали купить шапки и шарфы. Сам-то я сибиряк и всегда зимой на гастролях одет тепло. Пока добирались, организаторы предупредили, чтобы после выступления мы держали чемоданы собранными и в любую минуту могли выехать в аэропорт. Там погода меняется мгновенно. И иногда благоприятной розы ветров нужно ждать неделю...
И вот привезли нас в ресторан, который был больше похож на столовую. Угостили олениной и корюшкой — и то, и другое я впервые попробовал. Вкусно! А потом кто-то из нас захотел вторую порцию борща. Приносят, человек просит: «А можно сметанки?» Одна официантка улыбается: «Сейчас принесу». Ее подружка в бок толкает — на Чукотке все продукты привозные, особенно молочные, на вес золота. В общем, вторую порцию сметаны так и не дали...
Поселили нас в общежитии фольклорного ансамбля «Эргырон». Я общаг не боюсь: повторю, что советскому человеку ничего не страшно. В детстве не раз бывал в пионерлагерях и спал на металлических кроватях со слежавшимися матрасами и сомнительной чистоты бельем. Так что спокойно лег на продавленную койку ансамбля «Эргырон». Лежу, рассматриваю афиши на промерзших стенах, оттопыренные обои — они напоминали бересту. Мертвая тишина, и вдруг от окна раздается какой-то сухой треск. Долго прислушиваюсь, приглядываюсь, а это огромный таракан спокойно сидит и лапой дергает за обои — как на варгане или комусе играет. С детства тараканов ненавижу, но что тут делать? Перевернулся на другой бок и заснул... Не помню, что привез оттуда на память, а вот Ксюша Олешко с гордостью демонстрировала огромный окаменевший член моржа. Такой вот сувенир... С удовольствием съездил бы на Чукотку еще раз и посмотрел, как она меняется к лучшему. Много об этом читаю в прессе.
— Вы один из примеров артистов, кто, уйдя из популярного коллектива, смог начать с нуля и добиться успеха. Сложно быть известным артистом без репертуара?
— Конечно, очень сложно... Но я сумел найти новых композиторов, в частности Алексея Романова, который написал для меня большинство моих сольных хитов. 17 января, в мой день рождения, выходит наша новая совместная работа — альбом «Артист», вдохновленный художественным миром Александра Вертинского, театром и кино. Один из синглов «Шляпник» — дуэт с суперзвездой отечественной сцены Ириной Понаровской. Для меня большая честь и настоящий подарок, что Ирина откликнулась на мое предложение и этот союз случился. За последние годы как сольный исполнитель записал много песен, выпустил шесть альбомов, снял десятки клипов, получил семь «Золотых граммофонов». А еще попробовал себя в роли телеведущего и даже драматического актера. У меня было три прекрасных спектакля: в Московском современном художественном театре сыграл в «Семейке Фани» на одной сцене с народным артистом России Владимиром Александровичем Стекловым, в театре «Русская песня» народной артистки России Надежды Бабкиной сыграл Голохвостого в постановке «За двумя зайцами». И еще был ввод в спектакль «Выход через спальню» — меня в этот проект привела моя подруга актриса Ольга Хохлова. Сейчас по разным причинам в театре не играю. Но мне очень хотелось бы попробовать еще раз, это же совершенно другой способ существования на сцене, общения с публикой.
Вот такие у меня мечты. Еще хочу всерьез заняться фортепиано — когда-то я неплохо играл на инструменте. Благо он стоит дома и наставник тоже есть. В новом году хочу подтянуть итальянский. Моя родная сестра-скрипачка давно живет в Италии. Когда приезжаю к ней в гости, неплохо понимаю местных жителей и общаюсь, но все-таки хочу знать язык лучше. И в новом году должен переехать в отремонтированную квартиру на Фрунзенской набережной. Живу там много лет, и вот затеял капитальный ремонт. Заменил все коммуникации, сделал полную перепланировку, даже лестницу на второй этаж в другую сторону развернул. Квартира стала и светлее, и просторнее — и я не планирую ее захламлять. Осталось только въехать! И отпраздновать полтинник...
0
25.00
