ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Апрель 18, 2017

Из Техаса в «Царское Село»

— Я редко сейчас куда выхожу, приезжайте ко мне домой, записывайте адрес, — откликнулся на просьбу об интервью 78-летний Арнольд Локшин. Но поставил одно условие: чтобы в статье были отражены его взгляды на «демократию» США и опасность американского империализма для России.

Комплекс цековских домов около метро «Новые Черемушки» найти несложно. В народе это место носит название «Царское Село». Здесь в советское время расселяли генералитет, а также сотрудников аппарата ЦК КПСС и Совмина. В одной из добротных, кирпичных высоток семья Локшиных и получила в 1986 году 4-комнатную квартиру.

Это сейчас никого не удивишь апартаментами с двумя лоджиями, большими панорамными окнами и двумя санузлами. В СССР такое жилье было доступно только избранным.

Но сейчас у двери в квартиру Арнольда Локшина обветшалый вид. Звонка нет, на криво приклеенном листке написано: «Стучите очень громко!»

В четыре руки вместе с фотокором барабаним в дверь. Через минуту показывается хозяин. Статный, поджарый, в клетчатой отглаженной рубашке. Арнольд по-прежнему темноволосый, седина лишь слегка тронула виски.

В комнате из радиоприемника доносится классическая музыка.

— Я люблю произведения Баха, Моцарта, Скрябина, Прокофьева. В детстве, в Ричмонде, я брал частные уроки. Будучи школьником, исполнял Первый концерт Чайковского. И сейчас нередко сажусь за инструмент, — говорит Арнольд, показывая на пианино, которое занимает добрую половину просторного холла.

Хозяин приглашает нас в гостиную. Комната обставлена старинной мебелью. На столе — русско-английский словарь, книга «О государственной гражданской службе РФ», объемный справочник по фармацевтике. Окна плотно закрыты жалюзи.

Когда-то в этой квартире кипела жизнь. Дочери Локшиных Дженнифер, когда семья приехала в Советский Союз, было 15 лет, сыновьям Джеффри и Майклу, соответственно, 11 и 5.

Сейчас Арнольд Локшин живет один.

Прошло больше 30 лет, но Арнольд Локшин хорошо помнит день 5 октября 1986 года, когда в их квартире в Хьюстоне раздался телефонный звонок из советского консульства. И голос с легким акцентом сообщил, что их семье предоставлено политическое убежище в Советском Союзе. В аэропорт они отправились с 17 коробками и чемоданами, бросив в Штатах дом, машины, компьютеры… Опасаясь преследований, билеты на самолет из Хьюстона до Вашингтона оформили на вымышленные фамилии.

— Как решились на переезд?

— У нас не было другого выхода. Мы с Лорен были активными членами Коммунистической партии США. Из-за наших политических убеждений и действий стали объектом тайных преследований и террора. Против нас была развернута настоящая психологическая война. ФБР прослушивала наши телефонные разговоры. Мы получали письма и звонки с угрозами физической расправы. Однажды, когда я переходил улицу, из-за угла резко вырулил и устремился на меня грузовик. Я чудом не попал под его колеса. Другой раз сосед Норманн Йели, когда меня не было дома, ломился к нам в дом с револьвером в руках. Лорен внезапно отказали в работе. Я также был уволен из лаборатории онкологических исследований больницы святого Иосифа в Хьюстоне, где был руководитель фармакологического отдела. Мои подопытные мыши были забиты. Наши дети также находились в состоянии серьезной тревоги и изоляции. Нам готовили драматическую развязку — самоубийство. Могли также подстроить «несчастный случай». В США действует мощный аппарат тайной полиции, демократия там допустима лишь в строго ограниченных пределах.

— Почему выбрали для пристанища Советский Союз, а не, например, соседнюю Кубу?

— Куба была вторым вариантом. Я успел побывать на Кубе в декабре 1960 года с одной из последних неофициальных групп американцев, которым разрешили посетить эту революционную страну, прежде чем правительство США наложило запрет на поездки. Мне был 21 год, я чуть-чуть говорил по-испански. А Советский Союз выбрал потому, что мои предки были из России. Мои бабушка с дедушкой покинули в начале века царскую Россию, когда там прокатилась волна еврейских погромов. Мои родители родились на севере Китая, в Харбине, мама — в 1913 году, отец — в 1908 году. Они жили в русской колонии и хорошо говорили по-русски.

— Какими были первые впечатления, когда приехали в Москву?

— Мы испытали огромное облегчение, радовались, что наконец избавились от всего этого ужаса. В московском аэропорту нас встречали два представителя советского Красного Креста. Первое время было, конечно, непросто. Я по-русски знал только несколько слов: «здравствуйте», «до свидания» и «я тебя люблю». Но приняли нас очень радушно. Председатель Президиума Верховного Совета СССР Громыко пригласил нас с Лорен на встречу. Сказал, что мы здесь среди друзей и можем жить нормальной жизнью.

Вскоре Арнольда Локшина познакомили с академиками Блохиным и Трапезниковым, которые руководили Всесоюзным онкологическим научным центром Академии медицинских наук СССР.

— Лаборатория, которую вам предложили возглавить в научно-исследовательском институте экспериментальной диагностики и терапии опухолей, была оснащена современным оборудованием и реактивами?

— Все было отсталое. Но мне все-таки удалось опубликовать несколько научных статей в европейских журналах. Сказывался и языковый барьер. В лаборатории был только один сотрудник, который хорошо говорил на английском языке, но ему не нравились мои взгляды на политическую обстановку в стране. Многие сотрудники были уверены, что я здесь ненадолго и скоро вернусь в США.

— Как изменилась ваша жизнь после того, как вы приняли участие в знаменитом телемосте СССР — США, который вели Владимир Познер и Фил Донахью?

— Это было большое дело. Проявляя откровенную враждебность, Донахью, конечно, немедля взял нас за горло... Но после того как передача прошла по центральному российскому каналу, мы получили огромное количество писем с выражением поддержки и симпатии от простых людей. Нас приглашали в гости во все уголки страны. В то время как в Америке нас объявили параноиками. Газеты писали, что «в Советский Союз могли уехать только психи, доведенные до отчаяния».

— Насколько сложно было адаптироваться в Советском Союзе вашим детям?

— Им было адаптироваться легче всего. Дочери Дженнифер было 15, она еще в Штатах начала учить русский язык. Джеффри было 11 лет. Они оба пошли в обычную среднюю школу №3, которая располагалась рядом с домом. Учились очень хорошо. Джеффри был даже избран в органы школьного самоуправления, активно играл в шахматы, баскетбол.

Младшему сыну Майклу, когда мы приехали, было 5 лет, он пошел в детский сад, а в 88-м году — в 1-й класс школы. Все дети быстро выучили русский язык. Лорен стала писать статьи для журналов, в частности, в одном из материалов она сравнила повседневную жизнь работающих женщин — матерей двух стран. Постепенно наша жизнь вошла в нормальную колею, мы жили так же, как многие москвичи. Отдыхали в Крыму. Наши дети ездили в пионерские лагеря. И им это нравилось.

— К суровому климату долго привыкали?

— После того как я окончил с отличием Калифорнийский университет в Беркли, я учился в аспирантуре при Висконсинском университете в Мэдисоне. Там тоже были холодные зимы. В России зима длится чуть ли не полгода. Но за 30 лет я к этому привык.

«Живу на пенсию в 20 тысяч рублей в месяц»

Убежденный коммунист Арнольд Локшин целенаправленно ехал в социалистическую страну. Но Советский Союз вскоре шагнул навстречу демократии. Грянула перестройка с ее кооперативами, многопартийностью, девальвацией рубля, межнациональными конфликтами, пустыми полками в магазинах... Внутренние связи были нарушены, а новые еще не созданы.

Арнольд не хочет вспоминать, как на новой родине окунулся в политическую борьбу, как коллеги из лаборатории накатали на него жалобу за косные, антиперестроечные взгляды. Локшина видели на трибуне учредительного съезда Коммунистической партии, на пикетах у музея Ленина. Он разъезжал по стране, предупреждая с трибун: «Наша страна катится в пропасть».

Но именно при Ельцине, в июне 1992 года, Локшины получили российское гражданство. В это же время пришлось потуже затянуть пояса.

Государственное финансирование науки прекратилось, руководители НИИ предложили сотрудникам самим искать заказы на исследования.

— Временно я преподавал английский язык, занимался переводами, — рассказывает Арнольд. — Лорен в это время зарабатывала гораздо больше меня. Она занималась английским языком с сыном известного банкира. За ней каждый день присылали машину. В бедности мы никогда не жили. У нас оставались еще кое-какие сбережения.

Вскоре в лаборатории, которую возглавлял Локшин, не осталось нужных реактивов, один за другим стали уходить сотрудники, а потом уволили и его самого. Мириться с этим ученый не стал. Арнольду пришлось обратиться в суд, чтобы его восстановили на работе. Хозяин показал мне исполнительный лист по гражданскому делу к Российскому онкологическому научному центру имени Блохина. 18 января 1998 года суд постановил восстановить его в должности и взыскать заработную плату за время вынужденного прогула в размере 2700 рублей.

— Но я хочу отдать должное своему научному центру, — говорит Арнольд Локшин. — Когда 9,5 года назад у меня была тяжелая операция, обнаружили злокачественную опухоль, удалили половину толстой кишки, все анализы в онкоцентре мне сделали бесплатно. Затем я прошел курс химиотерапии. И сейчас регулярно хожу туда на осмотры.

— Как строится ваш день?

— Я свободный человек. С одной стороны, не очень хочется жить в одиночестве. Но, с другой стороны, я делаю то, что мне хочется. Хочу есть — сажусь за стол, готовлю я редко, в основном в моем рационе свежие овощи и фрукты. Хочу гулять — отправляюсь в парк. У нас очень хороший, зеленый район. Рядом с домом — храм Иоанна Кронштадтского.

У меня нет дачи, как утверждают некоторые журналисты. Про меня вообще столько уже было сказано и написано неправды, а ответить на это невозможно...

В основном же я работаю на компьютере, пишу, веду блог, «Живой Журнал». Моя главная задача — бороться, предупредить, что американский империализм — это зло. Протестному движению в России доплачивает ЦРУ. Это делается, чтобы развалить страну. Идет антироссийская истерия, по накалу не уступающая временам холодной войны. Может быть, все это я зря пишу. Но я просто чувствую себя обязанным это делать.

Арнольд даже писал письмо Владимиру Путину с просьбой помочь опубликовать свои статьи о реалистическом портрете о США в центральных газетах.

— В Интернете я получаю много комментариев, среди которых есть и оскорбительные. Но меня этим не проймешь. В то же время ко мне в соцсетях приходит очень много запросов на добавление в друзья, что меня, конечно, радует.

— Какая у вас пенсия?

— Около 20 тысяч рублей. Мне хватает. США отказываются платить мне причитающуюся пенсию, хотя я проработал там 30 лет, все эти годы у меня удерживали четверть моей зарплаты. Это мои деньги. Было дело, я получил временную пенсию по старости из США, но потом поступления прекратились.

— У вас есть какие-то домашние животные?

— Сейчас нет. Но долгое время у нас жила беспородная собака, которую подобрала на улице дочь. Она же придумала ей имя — Rag, в переводе с английского — «тряпка», «лохмотья». Но мы, конечно, ее отмыли. Он стал презентабельным псом.

— С американскими родственниками связь поддерживаете?

— Нет, ни с кем не переписываюсь и не перезваниваюсь. Моя мама умерла в Ричмонде от рака молочной железы в 1981 году, еще до нашего отъезда в Союз. Это был по-настоящему дорогой и близкий мне человек. Мама отличалась прогрессивными взглядами, ей ненавистна была сама мысль о войне и человеческих страданиях. Ее звали Маруся, на американский манер — Мэри. Она меня во всем поддерживала.

Отец Лео меня предал. Последний раз, когда мы с женой были у него в гостях, он призвал нас к конформизму, говорил, что в противном случае мы пожалеем о своих взглядах. То, что мой родной отец оказался втянутым в кампанию против нас, говорит о жестокости методов ФБР. Потом он признавался родственникам, что на него оказывали давление, чтобы заставить выступать с клеветой против меня. В марте 1988 года мы узнали о странных обстоятельствах его смерти. Лео был найден у себя дома с огнестрельной раной в области шеи. В официальном полицейском протоколе было написано, что это самоубийство.

— Русские друзья появились, с кем-то общаетесь?

— Есть знакомые, которые ко мне дружески относятся. Иногда мы с ними встречаемся. Очень многие из тех, с кем я раньше плотно общался, уже умерли. Что касается соседей, то из пяти квартир у нас на этаже в четырех никто не живет. Они стоят пустыми. Вам не кажется это странным?

— Хотите сказать, что и здесь за вами следят?

— Я этого не исключаю. Я много знаю, в частности, какую роль сыграл КГБ в развале Советского Союза. Я не раз убеждался, что электронная почта до меня не доходит.

— С Эдвардом Сноуденом не виделись?

— Нет, но я с удовольствием бы с ним пообщался. Он сделал великое дело, разоблачив американские спецслужбы, которые организовали по всему миру тотальную слежку.

«Дети выросли патриотами России»

После паузы, задумавшись о чем-то своем, Локшин подводит итог нашей беседы:

— Несмотря на то что я испытал в жизни большие трудности, я счастливый человек. У меня хорошее настроение.

Но до конца в это не верится. Ловлю себя на мысли: за время разговора Арнольд ни словом не обмолвился о том, чем живут его дочь и два сына.

Все трое детей Локшиных — достаточно успешные люди. Все живут в Москве и хорошо зарабатывают.

Дочь Локшиных Дженнифер до недавнего времени преподавала английский язык в Высшей школе экономики. Студенты отмечали, что она очень трогательно общалась со своим братом Джеффри, довольно известным экспертом в области физики, математики и экономики.

— Джеффри с детства хорошо разбирался в математике, — говорит Арнольд. — После школы окончил инженерный факультет Московского государственного университета тонких химических технологий, защитил кандидатскую диссертацию.

Затем Джеффри преподавал в Высшей школе экономики статистику и математику. Был заместителем директора Международного института экономики и финансов, самого дорогого факультета ВШЭ, где обучение ведется на английском языке. Как лучший преподаватель, получил премию «Золотая вышка», также побеждал в конкурсе, организованном благотворительным фондом Потанина.

Студенты отмечали его отменное чувство юмора, особый талант преподносить сложный материал легко и доступно.

«Джеффри — один из самых крутых преподавателей «вышки». Вел у нас матан. Язвителен, с острым умом и острым языком, он разработал систему оценок, которая практически не зависела от посещений», — писали о нем студенты на форуме.

Потом он уехал в Казахстан, открывал с нуля университет имени Нурсултана Назарбаева в Астане. Сейчас Джеффри готовит школьников к поступлению в зарубежные школы по программам IGCSE, A-levels, IB, AP, к экзаменам SAT, GMAT, GRE. Заполняя страничку в соцсети, в графе «любимая музыка» он в свое время указал: Billy Joel, любимым телешоу назвал CNN World Report, любимыми книгами — «Академию» Айзека Азимова, «Пикник на обочине» Стругацких, «Шагреневую кожу» Бальзака, «Курс современного анализа» Уиттекера и Ватсона.

Младший сын Локшиных Майк, больше известный как Михаил Локшин, — талантливый режиссер.

Майкл окончил психологический факультет МГУ, а потом Высшие курсы сценаристов и режиссеров. Майкл разрабатывает видеоинсталяции для различных театральных постановок, успешно снимает клипы, а также рекламные ролики для российского телевидения, в одном из которых Дэвид Духовны учил русских гордиться своей страной.

— Майкл зарабатывает хорошие деньги. Его работы известны во всем мире, — с гордостью говорит Арнольд. И тут же сникает. — Ни с женой, ни с детьми я не поддерживаю отношения, — признается хозяин. — Мы разошлись по идейным соображениям. Они перешли на другую сторону баррикад. Им так выгодно… Я один остался верен своим убеждениям.

Возможно ли примирение? В конце концов, родители часто ссорятся с детьми и по более серьезным поводам.

«Это больше чем ссора», — вздыхает хозяин.