Одно из таких важных дел, неразрывно связанное для меня с образом сада, — это общение с детьми. Взрослые, закоренелые соловчане часто говорят, что «Соловки уже не те» (что в 80—90‑е), что поселок безнадежен и дальше будет только хуже. Когда я смотрю на детей, то понимаю, что Соловки не могут быть «те» или «не те». Дети помогают это понять и постоянно напоминают об этом.
Я сама росла здесь. Мне одинаково интересно было и гулять в одиночестве, и играть в воображаемые миры с друзьями, и ходить куда-то на занятия. В восьмом классе наша семья переехала в Архангельск, и расставание со школой было очень непростым. В первый месяц в Архангельске я рыдала каждый вечер.
Одной из любимых игр на Соловках (особенно в плохую погоду) была игра «В школу». У нас были учителя, на которых хотелось быть похожими. В Архангельске тоже было несколько повлиявших на меня учителей, с которыми поддерживаю связь до сих пор. В Петербурге я поступила сначала в герценовский университет, но учителем быть не собиралась, хотя и думала, что очень полезно будет какое-то время поработать в школе. После 3‑го курса ушла в СПбГУ и хотела сменить специальность. Но все время я не переставала думать о том, как на Соловках живут и учатся дети. Эти мысли не давали покоя, наверное, поэтому получилось так, что я вернулась на заочное отделение герценовского филфака и уехала на Соловки. Хотела работать в музее, но все вышло иначе. Позвонили из школы: вспомнили, что я играю на фортепиано и аккордеоне, — в детском саду нужен был музыкальный руководитель. Так я вернулась в мир соловецких детей.
Весной стало ясно, что меня уже ждут и в школе.
Мне достался, пожалуй, самый интересный класс, пятый. Девять мальчиков и столько же девочек. Очень разные по успеваемости и скорости соображания, потому как на Соловках нет возможности распределять детей в разные классы. За последние годы это один из самых многочисленных классов в школе. То, что мы оказались вместе, я считаю удачным совпадением. Мое появление в школе совпало с их переходом на новую школьную ступень. Многие дети были мне знакомы по кружкам соловецкой школы ремесел, в которой я иногда помогаю вести занятия. В том числе поэтому я была не против за них взяться.
Всю начальную школу они прошли под руководством замечательной опытной учительницы, именно благодаря ей в тетрадях присутствует какой-то порядок, правда, у всех разный. Я как-то сразу стала их настраивать на то, что все будет серьезнее, чем раньше, и просила задавать вопросы или говорить, если я выражаюсь непонятно. Вопросы задавать они не любят или пока не умеют, поэтому мне приходится постоянно за собой следить и упрощать язык.
Они уже не верят в Деда Мороза и, когда мы проезжали мимо монастыря после нашего первого пикника, спрашивали, верю ли я в Бога. Сами же на этот вопрос продолжали тему про Деда Мороза. На уроках зачастую отвечают примерно так же: охотно, но не совсем по делу. Каждый урок напоминаю, что, когда кто-то отвечает, другой должен подождать. Пока не научилась за этим следить (да и сейчас, конечно, не вполне), класс почти все время гудел. Этот гул продолжался потом в моей голове, поэтому после первых уроков могла только спать.
Поговорить вообще любят, практически все в первый же совместный вечер рассказывали мне какие-то семейные истории. Очень гордятся дедушками и бабушками, рассказывают про их награды.
Радует то, что все обычно хотят что-то сделать на уроке. Даже те, кто обычно прячется и отмалчивается, начинают реагировать на мои вопросы. Приятные неожиданности иногда обнаруживаются в тетрадях у некоторых буянов: красивый почерк, качественно выполненные задания, логичные ответы на вопросы или даже мини-сочинения (спасибо их первой учительнице). Конечно, это бывает нечасто, под настроение. Часто они вообще не слышат, какое было задание. Очень много переспрашивают. Так я вспомнила, что домашнее задание нужно писать на доске. И вообще стала чаще ею пользоваться.
Поначалу у меня было забавное ощущение, что я «играю в школу», как в детстве: настолько хорошо я помню себя в этом возрасте. В первое время старалась вспоминать себя и свой класс на уроках в 5‑м классе. Несколько ребят в классе — братья и сестры моих школьных приятелей. С удовольствием я обнаружила, что они не кажутся мне какими-то другими, «современными», они очень на нас похожи. Боясь, что они начнут пользоваться тем, что мы неплохо знакомы, с самого начала я пыталась держать необходимую дистанцию. От этого у некоторых сложился очень официальный стиль общения со мной, что меня встревожило (хотя при этом они не перестают шуметь на уроках). Больше всего хочется быть учителем и при этом «своей». Когда я вижу, что они понимают это мое стремление, появляется надежда на то, что у нас что-то получится. Я еще не представляю, как это может быть. Не знаю хитрых психологических приемов. То, что я все время пытаюсь представить себя на их месте и смотреть на ситуацию их глазами, помогает мало. Наверное, потому что я безнадежно взрослею.
Очень боюсь непонимания с их стороны и, может быть, еще больше — собственного отстранения и привычки держать их в рамках. Верю в то, что самое интересное в них может раскрыться, только если они будут чувствовать себя свободными. Что, конечно, не избавляет меня от необходимости научить их правильно себя вести. Поэтому часто своей главной задачей я вижу поддержание баланса между сохранением комфортной для них атмосферы на уроке и удержанием ее в рабочем состоянии.
Огорчает то, что им редко бывает интересно со мной всем вместе. Не всегда получается угадать, что их заинтересует и заставит вовлечься в процесс. Стали мы проходить устное народное творчество, и тут я решила воспользоваться своим фольклорным опытом и на первом же уроке придумала спеть им колыбельную. Надеялась, что так они утихомирятся после урока физкультуры. Попросила их «лечь спать», вышла в лаборантскую, надела рубаху, сарафан. Волновалась пуще, чем перед концертом. Одни стали храпеть и хрюкать, другие — на них шикать. Дождавшись относительной тишины, я вошла в класс и запела. Кто-то старался внимательно слушать, но это было сложно, потому что остальные продолжали веселиться. Когда допела и попросила открыть учебники, урок пошел более-менее сносно. Позже, когда мы на пикнике обсуждали первую неделю учебы, несколько человек все-таки сказали, что этот урок запомнился больше всего.
Слушать стали неожиданно. Снова литература. Начало урока было беспокойное — беседовали о сказках, которые читали, и опять говорили все наперебой. Потом я спросила, читал ли кто-нибудь сказку про Финиста — Ясного сокола, надеясь, что какой-нибудь молодец нам ее перескажет. Отличница Маша начала и спуталась, все забыла. Я стала рассказывать, думая уложиться в минуту, просто хотела напомнить им сюжет, и вдруг поняла, что все слушают внимательно, некоторые буквально раскрыв рот. Некоторое время я наслаждалась этой чуткой тишиной, потом сама что-то перепутала и тогда обещала продолжение на следующем уроке. Преодолев общее возмущение, пошли дальше. Попросила дома прочитать до конца, но, видимо, никто принципиально не стал этого делать. Досказывать пришлось мне же. Так что мне лучше всего запомнились эти уроки, вспоминать их приятно и поучительно.
Вторая удача тоже была случайной: на уроке, посвященном древнерусской литературе, я, не готовясь, стала рассказывать про академика Лихачева, после того, как мы прочитали его слова в учебнике. Слов «Дмитрий Сергеевич был на Соловках» оказалось достаточно, чтобы заставить их вслушаться. Про лагерь они знают, но не все и как-то смутно. Мы не стали заострять на этом внимание. Но то, что Дмитрий Сергеевич расстроился, когда приехал на Соловки в 90‑е и увидел реставрацию монастыря и беспорядочный поселок, на них подействовало. По крайней мере, дружно говорили, что не надо мусорить. И поняли, что «защищать родину» можно читая книги. Это они мне сказали сами. А после урока и классного часа «хулиганы» беспрекословно пошли собирать бумажки, которыми тихо оплевали весь класс, пока мы беседовали.
После первого учебного дня я ощутила, что жизнь моя и самоощущение вроде бы меняется, и мне это не понравилось. Прежде всего не понравилось потому, что пришлось столкнуться со школьной системой с непривычной стороны. На Соловках в школе работать проще и приятнее, чем в городе. И все-таки в первое время пришлось себя смирять и учиться порядку вместе с детьми. Дело вроде бы пошло на лад, и стало ясно, что у меня появилась новая отрада в жизни — когда детям интересно, когда они слушают, понимают меня и разговаривают со мной. Когда рассказывают о том, что они любят делать, куда они ходят гулять, как понимают жизнь и ее проявления.
Это очень важно для меня еще и потому, что в них хочется видеть единомышленников. На Соловках уже давно назрела необходимость создания общего образовательного пространства для всех детей, которые находятся на островах летом. В школе работает летняя площадка, но только для соловецких детей, и только один месяц, потому что не хватает учителей. Некоторые ребята ходят в школу юнг. Кто-то занимается в музейной школе ремесел. Все остальные либо разъезжаются, либо придумывают себе занятия сами.
До сих пор не образовалось такого места, где можно было бы собраться большой компанией детей и взрослых, играть в игры, ставить спектакли, делать выставки и концерты, хотя многим приходит в голову эта идея, и соловчане ждут этих встреч. Дом культуры уже несколько лет на реконструкции. Команда педагогов уже собралась за несколько лет, что мы думаем и говорим об этом, и постоянно встречаются заинтересованные люди, которые могли бы поделиться какими-то знаниями и умениями. Дело за тем, чтобы найти «дом» и «обживать» его. На Соловках непросто осуществлять большие затеи, не хватает сил и средств, постоянно одолевают сомнения, правильно ли это, и так ли нужно на самом деле.
Мне хотелось бы найти ответы на эти вопросы и разрешить противоречия, обращаясь к тем, ради кого мы все это придумываем. Детей нужно заинтересовывать, и не всегда они реагируют сразу, особенно наши соловецкие, «дети-острова». Но они живут здесь и что-то думают про это место. И иногда говорят неожиданные вещи, до которых не могут додуматься взрослые. Как-то раз для местной газеты задавали соловчанам один и тот же вопрос: «Если бы вы поймали в море золотую рыбку, что бы вы попросили у нее?» Дело было в конце 90-х, поэтому многие, не задумываясь, говорили, что попросили бы денег. Или здоровья. И только одна девочка сказала: «Чтобы в монастыре снова рос сад, как раньше»...
0
22.00
