Ночь для томичей выдалась беспокойной: на улице захлебывались лаем собаки. Кто-то, не выдержав, распахивал окна — кинуть в них чем-нибудь, может, разбегутся? Вдруг сквозь лай донесся звонкий женский голос: «Пресвятая Богородице, спаси нас! Все силы небесные, херувимы и серафимы, молите Бога о нас!» «Так это Домна Карповна, — узнавали горожане и отзывались, — блаженная Домна, помолись за нас!» И, успокоившись, закрывали окна: Домна Карповна город в обиду не даст.
Если бы кто-то оказался в тот час на улице Томска, то увидел бы, что посреди своры бродячих собак прямо на мостовой сидит женщина. Впрочем, ее бесформенный силуэт больше походил на темный сугроб. Тело ее прикрывали маленькие, связанные между собою мешочки. Женщина проворно перебирала их, развязывала, завязывала, меняла местами. Собаки скулили и жались к ней — очень уж привлекательно пахли мешочки хлебом и мясом. Шавки принюхивались, а блаженная гладила их, трепала за холку, доставала из-за пазухи еду, давала то одному, то другому псу по кусочку и что-то приговаривала им на ухо.
У одного худого с перебитой лапой косматого барбоса на шее болталась веревка. Она была не оборвана, а аккуратно обрезана. Пес вилял хвостом и старался пробиться поближе к женщине, всем своим видом показывая, как благодарен своей спасительнице. Ведь это она пробралась во двор к его хозяину и обрезала веревку, на которой он столько лет сидел.
Домна Карповна — юродивая, блаженная, Божий человек. В Томске ее знали и не просто не гоняли — наоборот, всячески привечали. Как появилась она в городе, точно никто не знал. Говорили всякое: и что каторжница она беглая — служанку, мол, свою убила, а теперь совесть гложет; и что она голубых кровей; и что родом откуда-то с юга, издалека. Никого она, конечно, не убивала. Но кем же на самом деле была блаженная Домна Томская, которая по ночам молилась под вой бродячих собак?
Большую часть сведений о юродивой мы можем почерпнуть из воспоминаний протоиерея Николая Митропольского. В середине XIX века он служил в церкви села Вознесенского в Томской епархии. Там каждый год была ярмарка, и блаженная жила в Вознесенском и окрестных сёлах до осени. Заметки отца Николая «Юродивая Домна Карповна» были опубликованы в газете «Томские епархиальные ведомости» в 1882 году. Именно их взяли за основу составители жития святой — в 1916 году ее имя внесли в «Сибирский патерик», в котором были перечислены все претенденты на официальное включение в собор Сибирских святых. Но только 10 июня 1984 года блаженная Домна была канонизирована.
Под суд — из-под венца
Сама святая о себе рассказывать не любила. О многом окружающим приходилось догадываться по ее случайным оговоркам. Речь Домны Карповны выдавала в ней уроженку Малороссии. В списке Томской экспедиции о ссыльных (учреждении, где вели учет осужденных) Домна числилась как Мария Слепченко, которую судили в Полтавской губернии за бродяжничество и сослали в Сибирь на поселение.
Сведения о возрасте Домны тоже приблизительны. Отец Николай писал: «Просил я своего знакомого, иткульского волостного писаря, г. Борисова, прислать мне копию со статейного списка (документ полицейского учета. — Ред.) Марьи Слепченко; но оказалось, что волостное правление в 1840 году сгорело. А с ним вместе сгорел и статейный список Марьи Слепченко. Какими-то судьбами уцелели ревизские сказки (документы о переписи населения. — Ред.), составленные в 1834 году, в которых Марья Слепченко значилась под № 18 и 30 лет».
Из этого свидетельства можно предположить, что родилась блаженная в 1804 году. Однажды в разговоре с мещанкой Татьяной Поповой Домна обмолвилась, что родителей у нее не было, а жила она у тетки. Судя по всему, девочка рано осталась сиротой, но семья родственников, которая ее приютила, была небедной, возможно, даже дворянской, и образование она получила хорошее. Правда, сама блаженная старалась свою образованность не показывать, но был один любопытный эпизод.
Однажды через Вознесенское проезжала некая знатная дама. Она узнала Домну, остановилась в селе на ночлег, и они проговорили всю ночь. Случайные свидетели заверяли, что беседа эта шла… на иностранном языке! Отец Николай утверждал, что Домна знала даже не один, а несколько иностранных языков, была хорошо воспитана и в молодости, видимо, очень красива. Об этом свидетельствовали и ее собственные воспоминания: блаженная рассказывала знакомым, что в молодости уставала от назойливости ухажеров. Сама она замуж совсем не хотела, с юности вела благочестивый образ жизни, решив сохранить девство ради Христа.
Родственники, считавшие, что все это блажь, все же подвели дело к свадьбе, но невеста в последний момент сбежала! По ее словам, «гуляла в садике и убежала», переодевшись в простую одежду — то есть до того ее одежда была «непростая», что еще раз доказывает, что семья была состоятельная.
Отправилась беглянка из теткиного дома прямиком в монастырь. Назвалась выдуманным именем — Марья Слепченко. Но там девицу в рубище, без документов и с именем, которое ни в каких бумагах не значилось, не взяли. И она пошла в другой монастырь. Но и там не пришлась ко двору — приняли за умалишенную. Так девушка из приличного дома стала бродяжкой.
Скоро ею заинтересовалась полиция: в Полтаве забрали Марью в участок, допросили, никаких следов Марии Слепченко в месте, которое она указала как место своего рождения, не нашли, осудили за бродяжничество и сослали в Сибирь на вечное поселение в город Каинск — теперь это город Куйбышев Новосибирской области. Похоже, прибыла она туда еще молодой. Где потом была, как и чем жила — неизвестно, но от Каинска добралась до Томска. Вот там-то ее и стали называть Домной Карповной.
Не так проста, как кажется
Городские сумасшедшие, или, как раньше их называли, «местные дурачки» есть, наверное, во всех больших поселениях. Кого-то из горожан они забавляют, кого-то возмущают тем, что не желают вписываться в общие правила и стандарты.
Вот приходят томичи в праздник или в воскресный день в храм на службу, а там уже Домна Карповна хозяйничает: с места на место переходит, без конца что-то бормочет, со всеми разговаривает, свечи переставляет и гасит, а некоторые и вовсе снимает и прячет —сосредоточиться не даёт. И чем больше народу в церкви, тем больше от Домны суеты. Что ж такое!
Но со временем стали замечать, что так безобразничает «дурочка» только на людях. А если кому-то случайно доводилось увидеть её в храме в будни, когда людей там не было, картина представала совсем другая. Домна стояла на коленях где-нибудь в уголке и молилась — горячо, заливаясь слезами, отрешившись от всего вокруг. Правда, стоило ей заметить, что за ней кто-то наблюдает, она тотчас становилась нелепой суетливой городской сумасшедшей. Молилась Домна, судя по всему, и по утрам — днём такая словоохотливая, что собеседник иной раз и слово не мог вставить, утром она могла замолчать на час и даже больше, и ни на что не реагировать, только сосредоточенно перебирать свои узелки, видимо, погрузившись в глубокую молитву.
Зато потом, приветливая и улыбчивая, подходила к хозяевам:
— Доброе утро! Многая лета! Многая лета!
И осеняла их крестом и целовала.
А то еще начнет попрошайничать: хлеба просит, булок, калачей, молока — и клянчит, и клянчит, да так усердно, так настойчиво. А не дашь — так стащит потихоньку. Или пригласят ее в дом добрые люди, засуетится хозяйка, а гостья, пока не смотрят, соберет у хозяев все калачи да булки, схватит мяса кусок, кашу из горшка к себе переложит, — и была такова!
Хозяйка только руками разведет:
— Да на что тебе? Ведь ты сыта!
А Домна в ответ:
— Да у меня слепеньких много. Голодом бедные сидят.
Какие еще слепенькие?
«Слепенькими» Домна Карповна называла странников — прохожих и проезжих. Им юродивая отдавала в дорогу и калачи, и мясо, и молоко. Любила она странников, приходила к ним, разговаривала, расспрашивала. А не оказывалось рядом «слепеньких», так она скармливала еду бродячим кошкам и собакам.
И не было для нее злых собак — любую, даже самую свирепую, умела так приласкать, что та ластилась к ней как к родной. И немудрено, многих из них Домна спасала от жестоких хозяев: ночами пробиралась во дворы, перерезала ремни и веревки, спускала псов с цепи. Если приходила в дом, где у хозяев была собака или кошка, обязательно спрашивала, довольно ли у собаки воды, а у кошки — молока. И не дай Бог, если воды не оказывалось!
— Тебя бы посадить на цепь! — сердилась Домна Карповна. — Каков бы ты был? Чем виновата бедная собачка?
«Машки» — так Домна Карповна называла служанок, — завидя ее на улице, тут же начинали скорей подливать кошкам в блюдца молока: а вдруг блаженная в гости зайдёт? Трёпку ведь задаст! Порой Домна забирала собак и уходила куда-то из города. Иногда на неделю — на две. Говорили, в лес или в поле — и там молилась.
Добровольная арестантка
А еще любила Домна Карповна разгуливать по улицам Томска и горланить духовные песни. Особенно возле полицейского участка. Полицейские, сколько могли, старались ее не замечать, но в какой-то момент вынуждены были брать возмутительницу спокойствия под стражу. А ей только того и надо было. Она доставала из своих мешочков еду и раздавала ее арестантам. Заслышав, что Домна опять в полиции, туда вереницей шли жертвователи — несли пироги, блины, оладьи, булки, чай, сахар. Как писал в 1882 году в «Томских епархиальных ведомостях» алтайский миссионер, протоиерей Михаил Путинцев: «Полицейские солдаты-надсмотрщики, думая, что у Домны Карповны есть деньги, усердно обыскивали ее рубища, но, кроме камней да опилков с навозом, ничего не находили. Когда же Домна Карповна выходила из-под ареста, то ее соузники иногда со слезами провожали ее и, в простоте сердца, желали ей поскорее опять попасть в полицию».
Словом, горожане скоро поняли, что Домна Карповна не умалишенная и не обычная нищая бродяжка. Она — юродивая. А юродство — это не дурачество, не шутовство, не просто бессмысленные речи и песни, бродяжничество и попрошайничество. Это служение. Подвиг. Большая работа души. Блаженные своим странным, подчас шокирующим поведением и непривычным внешним видом открывают людям правду Божью. Не зря юродивых зовут Божьими людьми или Христа ради юродивыми.
Что же шокирующего, вызывающего было в Домне Томской? Чем она пробивала самые закостеневшие панцири обывательских душ?
Узелки, мешочки, шляпки
Из всех странностей окружающим, пожалуй, больше всего запоминалась ее удивительная одежда, даже на иконах можно увидеть некоторые ее детали. Это одеяние Домна Карповна сама себе придумала, сконструировала и постоянно обновляла. Нижних рубах блаженная не носила. Максимум — могла надеть рубище, настолько ветхое, что оно едва держалось на плечах. Как пишет отец Николай, юродивая собирала всякое старьё: ветхую изношенную одежду, старое мочало, обувь, веревочки, ремешки, тряпочки, мешочки. Из всего этого вязала узлы, к одному привязывала другой, к тому — третий, составляя целые цепи из мешочков и узелков: «Таких цепей разного размера у ней было много. Из них-то она и строила себе одежду таким образом: одну цепь перекидывала она через плечо, другую через другое, также убирала она грудь, живот, руки и ноги или обертывала чем попало; сверх и подле этих узлов накладывала другие, меньшего размера, пока совершенно не закрывала обнаженное тело. Всего более у Домны Карповны было навязано на бедрах, от чего она очень походила на подчембарившегося крестьянина (чембары — очень широкие холщевые шаровары, в которые в морозы заправляли полы шубы или зипуна. — Ред.). Сверх всего этого у ней с боков и напереди между узлами немало было мешочков и маленьких узелков, в которых она постоянно носила с собою хлеб, квас, молоко, кислую капусту, чай, сахар, ладан, свечи, старые щи и многое множество других вещей, которых и перечислить невозможно».
Были у юродивой мешочки, кармашки, пазушки просто с камешками, стекляшками, песком и даже навозом. И это содержимое блаженная тоже ни на минуту не оставляла в покое: только положит что-то в мешочек, тут же вынимает и кому-нибудь дарит. Почитателей у Домны было достаточно, и каждый рад был получить от нее «сувенирчик», потому что считалось, что даже самая никчёмная мелочь, пройдя через ее руки, обретает особые свойства или несёт в себе какое-то значимое для ее нового обладателя послание.
Случалось, к празднику блаженная выпрашивала у кого-нибудь из своих любимиц, которые чаще других давали ей приют, платье — и даже надевала его поверх всех своих узелков. Но скоро проделывала в платье дырочки, перевязывала их ленточками, веревочками, мочалом. День-два ходила в этом шутовском одеянии, а потом и само платье раздирала на ленточки, которыми перевязывала новые узелки.
Многие святые, принимая на себя подвиг юродства, отказывались от приличной одежды. Некоторые примеры необычных одеяний вошли в историю. На иконах мы видим зеленую юбку и красную кофту или красную юбку и зеленую кофту Ксении Петербургской. Как известно, блаженная нарядилась в красно-зеленый мундир умершего мужа, решив «дожить» его жизнь и спасти его душу. Когда мундир износился, Ксения стала надевать юбки и кофты в цвет мундира. А железный колпак Василия Спасо-Каменского? А буденовка Аркадия Визинговского?А княжеские шубы Лаврентия Калужского и Николая Новгородского, а «плат на чреслех» святого Максима Московского? Были юродивые, которые носили на теле железные вериги, а были и те, кто вообще круглый год ходил нагишом, как Василий Московский.
Вот что пишет исследователь жизни блаженной, священник Сергий Голубцов: «Домна Карповна всегда ходила в изношенных сапогах, чирках или пимах. На голове она носила какую-нибудь повязку, чаще белую, украшенную крестом, ленточками и шнурочками».
Бывали у Домны и шляпки. Но тоже шутовские. Надевала их блаженная по две и даже по три сразу: или одну на другую, или одну — на голову, другую — на плечо, а третью пришпиливала сзади, ниже поясницы. Иную же, принятую в дар с благодарностью, приличную одежду Домна Карпов надолго у себя не держала, а, по обычаю многих юродивых, тут же раздавала нищим.
Особые отношения сложились у Домны Карповны с шубами, которые ей преподносили не раз: все-таки дело было в Томске, где сибирские зимы расслабляться не дают. И многие поклонники, желая помочь блаженной, дарили ей шубы. Домна от них не отказывалась, но если и носила какую сама, то или небрежно накинув на плечи, или просунув руку в один только рукав и непременно нараспашку. И никакая одежда даже в самый лютый мороз не прикрывала юродивую полностью — всегда оставались прорехи, открывавшие свободный доступ холоду. Так она, по ее же словам, «томила томящего» — изнуряла плоть «со страстьми и похотьми».
Однажды Томский епископ Порфирий (Соколовский), относившийся к юродивой с большой любовью, подарил ей новую архиерейскую шубу. Домна ее надела, показывая уважение к его сану, но не прошло и двух часов, как шуба оказалась на плечах какого-то нищего. Узнав об этом, преосвященный улыбнулся: «Дурочка учит нас, умников. О, если бы и мы додумались до такой любви к ближнему и до такого терпения ради Христа!»
«Берегите мою худобу!»
На что жила Домна Карповна? На подаяния. Но сама денег не просила и старалась не брать: «На что мне их?» А если и брала какую мелкую монету, тут же расплачивалась с подающим чем-нибудь более ценным. Лишь однажды жена губернатора сумела всучить Домне полуимпериал — 5 рублей золотом, немалые по тем временам деньги. Но золотую монету постигла та же судьба: полуимпериал Домна отдала купцу Курнину. Эту монету Иван Иванович бережно хранил до самой смерти юродивой, а после раздал ее денежный эквивалент нищим.
А вот за что юродивая радела и к сохранению чего относилась с большой ревностью — это ее «худоба». Так она называла ветошь, которую набирала целыми ворохами, приносила томским хозяйкам и отдавала, строго наказывая: «Берегите мою худобу!» И не дай Бог кто-то что-то выбросит или небрежно станет обращаться — блаженная обижалась, сердилась, забирала «имущество» и относила в другой дом. Назад, правда, Домна никогда «худобу» не забирала. Понятно, что через некоторое время всё это доставалось бедным. Отчета о вещах Домна Карповна не требовала и, видимо, на эту скрытую благотворительность и рассчитывала, исповедуя заповедь «пусть не знает твоя левая рука, что делает правая».
«Галька да картошка: кушай на здоровье!»
К концу земной жизни Домна Томская получила от Господа дар прозорливости. «Городские старожилы говорили, что она предсказала ужасные пожары, опустошавшие Томск в начале 1880-х годов, — пишет священник Сергий Голубцов. — Среди бумаг, оставшихся после смерти архиепископа Владимира Томского, была обнаружена выписка из летописных записок Томского Иоанно-Предтеченского монастыря, составленная священником монастыря Александром Сидонским. В ней он пересказал около 15 случаев, в которых проявилась ее проницательность. Когда Томский епископ Виталий (Вертоградов) спросил ее имя будущего Томского архипастыря, Домна предсказала, что им станет Алексий (Новосёлов)». Так и случилось.
С еще одним известным в то время томским юродивым по прозвищу граф Разумовский Домна как-то выступила ходатаем за местных жителей. Тогда в Томск c ревизией прибыл высокопоставленный чиновник, и Домна с Разумовским с низкими поклонами, юродствуя, поднесли начальнику по небольшому туго набитому мешочку: в мешочке у «графа» была галька с берега реки Томи, а у Домны — картофель. Генерал очень удивился: «Что это значит?» А юродивые ответили: «У нас здесь к начальству ни за чем нельзя ходить с пустыми руками. Купец ты или мужик, дурак или умный, если идешь к начальству — хоть с просьбой какой, хоть с праздником поздравить, неси деньги или что другое. Вот и мы, два дурака, пришли поздравить тебя с приездом и принесли тебе, что можем. Денег у нас нет; вот тебе вместо них галька, а вот тут картошка: кушай на здоровье!» Когда проверяющий уехал, блаженных за дерзость на несколько дней посадили под арест. Но и меры приняли: многих взяточников со службы уволили.
Когда священник Николай Митропольский, которого Домна ласково называла «папенька», спрашивал у нее: «Чего тебе надо?» — в ответ она всегда просила только, чтобы он научил ее спасаться. Из всех благ, доступных человеку, ей нужно было только это.
***
Умерла Домна 16 октября 1872 года. Тело ее погребли в Томском Иоанно-Предтеченском женском монастыре. На похороны собралось множество горожан и духовенства.
В советские годы монастырь был закрыт, захоронение юродивой разорили, а на месте кладбища построили студенческий городок Томского технологического института.
В 1996 году недалеко от предполагаемого захоронения блаженной Домны воздвигли часовню в ее честь.
0
150.00
