ТОП 10 лучших статей российской прессы за
May 6, 2021

Работала она превосходно. Пела в кадре романс собственного сочинения. А в перерывах много рассказывала о себе. Озвучить героиню актрисе не довелось — она ушла из жизни, когда я еще монтировала фильм. И неожиданно мне предложили написать книгу о ней. Я с радостью согласилась. Любовь Сергеевна была очень Настоящая. Своя. Если бы не эта наша встреча, я бы, наверное, не сняла свою популярную картину «Серафима прекрасная», которую любят простые люди, — тоже про сильную русскую женщину. Именно Любовь Сергеевна подвела меня к мысли, что зритель не терпит фальши, ему нужны истории о людях добрых и честных. А она была именно такой... Читатели очень тепло приняли книгу. Она называется «Любовь Соколова, королева эпизода». И это действительно так.

подарок от кадочникова носила как оберег
Ролей у нее было немыслимо много — 389, это абсолютный актерский рекорд, в этом качестве Любовь Сергеевна отмечена в Книге рекордов Гиннесса. Но крупных работ у всенародно любимой артистки всего три — в картинах «Путь к причалу», «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж» и «Три сестры». Первой ее заметной ролью стала Варвара в картине Александра Столпера «Повесть о настоящем человеке» (1948 год). Роль маленькая, но партнером был сам Павел Кадочников. Он подарил начинающей актрисе иконку, и с тех пор она всегда ее носила с собой как оберег. Не забывала она и уроки мастерства от Кадочникова. Чтобы сыграть Маресьева — летчика с обмороженными ногами, Павел Петрович перед съемкой набивал валенки шишками и целый день так ходил. Боль была жуткой — но так он добивался от самого себя достоверности в этом образе. Свой эпизод правдиво сыграла и Соколова, ее в этой роли заметили. Правда, в последующие восемь лет она снималась всего дважды — просто пять из них Любовь Сергеевна проработала в труппе Драматического театра Группы советских войск в Германии. Зато когда в 1956 году вернулась в Москву, роли посыпались как из рога изобилия. Соколова сыграла в таких знаковых картинах, как «Летят журавли», «Тихий Дон», «Хождение по мукам», «Баллада о солдате»… А в 1960-м сыграла мать Васи в совместной картине своего второго супруга Георгия Данелии и режиссера Игоря Таланкина «Сережа». Первую роль матери в кино.
Сколько потом было сыграно этих матерей… И сыграно так, что актриса для нескольких поколений стала настоящей «киномамой». Во время озвучания картины «Люди на земле» второй режиссер, разыскивая Любовь Сергеевну, крикнул: «Никто не видел всесоюзную маму?» И все сразу поняли, о ком идет речь. Казалось, что играть матерей в кино было определено ей самой судьбой. «Сережа», «Путь к причалу», «Я шагаю по Москве», «Мать и мачеха», «История Аси Клячиной…», «Доживем до понедельника», «Самая обаятельная и привлекательная» и, конечно, мама Нади из «Иронии судьбы, или С легким паром!». Получив приглашение в эту картину, Соколова радовалась, что предстоит сыграть характерную комедийную роль — именно так она была выписана в сценарии. И на репетициях Рязанов ее просил: «Смешнее! Еще смешнее!» Но на премьере смешных сцен Любовь Сергеевна не увидела. Вырезали их… Видимо, картина из острокомедийного перешла в лирическое русло. И в новой концепции гротеск в образе матери стал неуместным. Поэтому обожаемый зрителями фильм для самой Соколовой любимым не стал — она жалела, что осталась без комедийной роли. В «Иронии судьбы...» Любовь Сергеевна сыграла настоящую ленинградскую интеллигентку. Образ которой, возможно, списала со своей первой свекрови…
Еще в детстве получила пророчество от цыганки
Ленинград для Соколовой не был родным городом. Любовь появилась на свет 31 июля 1921 года (в этом году актрисе исполнилось бы сто лет) в Иваново-Вознесенске, где поколениями жили ее предки. Бабушка по матери была крестьянкой и родилась еще при крепостном праве. Красавица приглянулась барину, и тот взял девушку силой. Она забеременела. Так на свет появилась старшая тетка Соколовой. Потом бабушка вышла замуж за лавочника, у них родились еще дети, в том числе мать актрисы Прасковья. До революции Прасковья служила горничной у местных фабрикантов, а после начала работать в сфере торговли. Ее супругом стал Сергей Соколов, столяр-краснодеревщик. Семья была дружной и счастливой, о родителях и младших братьях Любовь Сергеевна отзывалась с любовью и нежностью. Но при этом о детских годах актриса вспоминала так: «Часто, оставшись одна в нашем маленьком домишке в Иваново, я уносилась сердцем и мыслями куда-то вдаль, подальше от тревожного тоскливого гудка… Я чувствовала, что должна куда-то уехать, познать что-то большое и трагическое, — и это меня пугало и манило». Она мечтала о будущем, как мечтают многие девчонки в ее возрасте, но именно наличие таланта (который, как говорят, на одну треть — интуиция) подсказывало ей, что будущее это безоблачным не будет. Оставаясь дома, Любочка открывала старинный сундук, из которого доставала все содержимое, и творила для себя наряды. Больше всего ей нравилось разыгрывать эффектные сцены смерти перед зеркалом в прихожей. Ей казалось, что в этот «последний миг жизни» она особенно красива, и еще хотелось, чтобы ее пожалели. Позже она разучилась себя жалеть. Просто это были ее первые — совершенно неосознанные — актерские этюды.
Однажды Любочка за воротами повстречала цыганку, и та предложила погадать по ладони. Сказала: «Ты будешь знаменитой!» Соколова запомнила это предсказание. Тщеславной она не была, но мечтала о сцене, грезила театром. В школьной театральной студии дела у нее шли неплохо, и за роль Агафьи Тихоновны в гоголевской «Женитьбе» Любочка была премирована поездкой в Киев. Но поступать на актерский не решилась. Зато по совету любимой учительницы по литературе отправилась в Ленинградский педагогический институт на филфак. И триумфально сдала экзамены.
Осенью в Ленинграде объявили набор в актерскую школу Сергея Герасимова. Конкурс был огромным. Как потом написали в одной ленинградской газете: «Из 1200 подававших заявление к экзамену были допущены 360 человек, приняты 22 человека. Среди них рабочий Рубер, монтер Лебедев, студентка Соколова…» Люба в ту пору была красавицей: прозрачно-голубые глаза, вьющиеся волосы, заплетенные в тугие косы, — редкая, подлинно русская красота. Из недостатков — чуть отличавшийся от столичного ивановский говор. «Но это мы легко устраним», — решил Сергей Аполлинариевич. Люба успешно совмещала учебу на филфаке и в актерской школе, умудрялась подрабатывать, еще и по театрам, музеям бегала. А апофеозом всех этих счастливых обстоятельств стала первая настоящая любовь.
Своего будущего мужа Георгия Араповского Соколова встретила в актерской школе. Он был старше на десять лет. Высокий, статный... В мае 1941-го они поженились, и Люба из общежития перебралась в квартиру к Георгию. Попала в семью настоящих ленинградских интеллигентов: мать — заведующая библиотекой, отец — бывший директор фабрики (правда, отсидевший десять лет как «враг народа»), младший сын — студент консерватории. В семье помнили Скрябина, который приходил к ним в дом. А если рядом не было чужих — рассказывали и о мазурке, которую друзьям семьи доводилось танцевать на императорских балах. О дворянском происхождении в те времена не распространялись. А Араповские корнями и не кичились, приняли Любу с открытым сердцем. Счастье Соколовой в новой семье, казалось, было полным и нерушимым. Но через месяц с Балтийского вок­зала на фронт провожали брата мужа, скрипача. Больше его никто не видел...
Самого Георгия не призвали: у него было очень слабое зрение, да еще и нестандартный для тех времен рост — 195 сантиметров. Пока оставалась возможность выехать, Люба уговаривала новых родственников покинуть город, но свекровь наотрез отказалась. Вскоре киношкола закрылась, а жители города вышли на работы… Сперва Люба рыла противотанковые рвы под Ленинградом, потом с мужем и свекровью трудилась на авиационном заводе слесарем, вытачивала детали для военных самолетов и двери железных печурок, которыми согревались оставшиеся без отопления ленинградцы. Из цеха порой не выходили сутками, работали до тех пор, пока не отказывали руки или не настигал голодный обморок. По рабочим карточкам получали 250 граммов хлеба на человека в сутки.
загадочная встреча
В день рождения Люба со свекровью отправились в пригород на рынок, чтобы раздобыть хоть что-то из еды. Пока ждали обратный поезд, к ним подошел незнакомый мужчина в одежде рабочего, кареглазый, с бородкой. Посмотрел пристально на Любу и вдруг сказал: «Есть тебе придется вот по стольку (и показал кончик пальца), но останешься жива и будешь счастлива». — «Ах, какой вы ей подарок сделали! — воскликнула свекровь. — Ведь у Любы день рождения». — «Вот и хорошо… — продолжил незнакомец. — Только выучи, девочка, молитву «Отче наш» и еще вот эти слова…» Он произнес фразу по-немецки. Как Люба выяснила позже, она означала «помоги мне, мать». На прощание незнакомец сказал: «Зовут меня дядя Николай, и если будет что-то очень нужно, обратись ко мне». После чего скрылся за стоявшим неподалеку забором. «А ведь это Николай Чудотворец был!» — как сквозь сон услышала Люба голос свекрови. Соколова бросилась бежать к тому забору, но за ним не увидела ничего, кроме голого пустыря… Когда вскоре после этого случая Любовь оказалась в храме на Фонтанке, была потрясена, узнав на одной из икон того самого незнакомца.
Молитву Люба выучила, как и немецкую фразу, которая и помогла ей выжить. Позже она вспоминала: «Осенью 41-го я ездила в пригород, где издавна и до тех пор еще жили наши российские немцы. Произносила те слова, которым Николай Угодник на­учил. Мне вручали лопату и пускали на огород. Я там поработаю, и глядишь, то несколько картофелин дадут, то морковки или свеколки, а то и молочка нальют… «Кормилица ты наша!» — восклицала свекровь. Зимой стало хуже... Дома выгорали от коптилок, возле которых пытались согреться жители. По улицам люди еле передвигались от голода и от того, что обматывали ноги одеялами, становясь похожими на бесформенные тюки».
Люба, пытаясь подбодрить родных, говорила: «Ничего, скоро Невский запляшет огнями!» Но свекровь возражала: «Не огнями — мертвецами!» Еще она говорила: «Любочка, прости, но, если я уйду, я тебе сына не оставлю!» Так и вышло: Георгий угас следом за матерью. Обессиленная Люба осталась с двумя окоченевшими телами в пустой холодной квартире и не знала, что делать… Ей всего-то было двадцать лет. О похоронах и речи не могло быть — в блокадные зимы людей хоронить было некому. И тогда Люба сложила свои пожитки в чемоданчик и, волоча его на веревке по обледенелым улицам, пошла к бывшим однокурсницам в общежитие… Слава богу, девочки оказались на месте. Топили роялем, разломав его на куски. А питались затирушкой из снега и муки. Молодой организм сдюжил, пророчество незнакомца сбылось — Соколова выжила. Когда частично была снята блокада, она получила эвакуационный билет. А прибыв на Финляндский вокзал, увидела страшную картину: сотни людей сидели и лежали неподвижно. Казалось, они спят, но это были трупы, которые свозили сюда со всего города. Сама же Люба с подругами погрузилась в грузовичок и Дорогой жизни по Ладоге под непрерывными бомбежками добралась до «большой земли»… Всю оставшуюся жизнь гастрольные поездки в Ленинград стоили Соколовой огромных душевных сил — слишком много скорби и ужаса было связано с этим прекрасным городом…
На восстановление блокадников повезли в Ярославль. Самым трудным в первые дни оказалось не набрасываться на еду. Изголодавшиеся люди не могли переварить даже пшенную кашу, у многих открывалась жуткая рвота, иные умирали, досыта наевшись. Но Люба и это вынесла. И вскоре отправилась в родное Иваново, где, к бесконечной своей радости, застала мать. Остальных членов семьи война раскидала…
Оправившись от пережитого, Люба вновь задумалась об учебе. И в начале лета 42-го года поехала в Москву, спрятавшись в грузовике под тюками с тканями: мать Соколовой сопровождала партию ивановского ситца и у нее был пропуск в столицу, жившую по законам военного времени. В Москве девушка хотела узнать, как ей поступить во ВГИК. Она слышала, что блокадников принимают в институты без экзаменов. Любовь даже попала на прием к министру кинематографии Большакову, где получила разрешение на обучение. Правда, самого института в Москве не оказалось — его эвакуировали в Алма-Ату. Больше двух недель Соколова добиралась на поездах. И вот наконец мечта сбылась: она стала студенткой ВГИКа, на курсе знаменитых педагогов Бориса Бибикова и Ольги Пыжовой.
Легкой жизни не было и в Алма-Ате, от которой война, казалось бы, так далеко. Скудных студенческих пайков катастрофически не хватало. Еду выдавали по талонам, а в столовой кормили той же затирухой, которой Соколова спасалась в Ленинграде. Общежитие располагалось у подножия гор в не­отапливаемом здании кинотехникума (а морозы зимой доходили до минус 50 градусов). От голода и мрачных мыслей спасало кино — в институт привозили трофейные фильмы. Потом отключили и электричество, и двое студентов насмерть замерзли в общежитии… Это было уже из ряда вон! Электричество институту сразу вернули, а вскоре для поддержания вгиковцев в Алма-Ату пришел специальный состав с едой — крупой, маслом и колбасой.
Ответила Данелии взаимностью
В 1943 году ВГИК вернулся в Москву и занял крыло Киностудии имени Горького. Студенты бегали на студию подрабатывать — снимались в массовках. Как ни странно, не снималась в то время только Соколова — она репетировала в Театре Моссовета у самого Юрия Завадского роль Нины Заречной в «Чайке». Однако в итоге что-то не срослось, спектакль был выпущен с другой актрисой. По окончании института в 1946 году Любовь Сергеевна поступила в Театр киноактера, где и прослужила до конца дней (не считая пятилетнего перерыва на работу в театре в Германии). А первое время и жила в театре, спала на сдвинутых стульях.
Понадобилось больше десяти лет, чтобы ее жизнь в столице наладилась. На съемках картины «Хождение по мукам» Любовь познакомилась с начинающим режиссером Георгием Данелией, который проходил практику у мэтра — Григория Рошаля. Данелия начал активно ухаживать, и Соколова ответила взаимностью. Но Гия скрыл свой возраст, Любовь Сергеевна думала, что они ровесники. Так она стала женой мужчины на девять лет моложе себя. Наверное, это в чем-то предрешило исход этого брака. Но все же они прожили вместе четверть века, и это были самые счастливые годы жизни актрисы. Четверть века счастья — блокадники как никто умели ценить подобные подарки судьбы.
Свою творческую судьбу Соколова тоже считала вполне состоявшейся. Несмотря на то что главных ролей ей почти не доставалось, ярких эпизодов было предостаточно. Напри­мер, в фильме Льва Кулиджанова «Преступление и наказание», где Лю­бовь Сергеевна сыграла Елизавету — младшую сестру ростовщицы, тоже погибшую от руки Раскольникова. К роли она готовилась очень серьезно. Чтобы не расплескать накопленные эмоции, ни с кем не общалась, даже с семьей. Дома закрывалась в комнате. Сцену убийства, психологически и физически невероятно тяжелую, снимали долго. Было много дублей, искусственная кровь раз за разом проливалась не вовремя — либо с задержкой, либо опережая удар топора. Когда, наконец, сцена была снята, Соколова, опустошенная, но счастливая, отправилась домой. Свекровь, Мери Анджапаридзе, встретила ее словами: «Ну слава богу, наконец-то тебя убили!»
Вообще, большинство своих эпизодов Соколова играла «одним дублем», потому что на съемку всегда приходила подготовленной. При этом умела импровизировать в кадре. И если попадался режиссер и партнеры, которые могли это оценить и поддержать, результат получался превосходный. Например, таким был дуэт Соколовой и Леонова в картинах Андрея Смирнова «Белорусский вокзал» и Александра Серого «Джентльмены удачи». В последней Любовь Сергеевна и Евгений Павлович сыграли коллег — заведующих детскими садами. Как забыть лукавые ироничные глаза и интонации Соколовой в сцене, когда герой Леонова в наколках и майке-алкоголичке приходит просить у нее денег взаймы. А она предлагает ему эти деньги честно заработать, освободив комнату от радиаторов, и заканчивает диалог словами: «Только учтите, мой милый коллега, замок будет крепким».
Но главной темой ее творчества, конечно, оставался образ матери. В жизни Любовь Сергеевна тоже с удовольствием взяла на себя роль мамы. Когда Соколову спрашивали, в честь кого она назвала сына, она отвечала — в честь свекра (отца Данелии) и… Николая Чудотворца. Она гордилась, что талантом сын пошел в отца. Георгий Николаевич замечательно рисовал — и Коля рисовал, лепил. Мальчик обожал книги, особенно когда их ему читала мама. «Надевай очки и читай!» — вот фраза, которую Любовь Сергеевна постоянно слышала от маленького сына. Он писал замечательные стихи — был даже издан сборник, но уже после смерти Николая. «У сына с юности была очень напряженная внутренняя жизнь. Я не всегда могла его понять», — признавалась Любовь Сергеевна в интервью… В 17 лет Николай женился на своей однокласснице. Соколова сама ходила в загс и просила, чтобы их расписали, — они еще не были совершеннолетними. Вскоре у молодоженов родилась дочь. Так Соколова стала бабушкой. Когда Коле исполнилось 18 лет, он поступил во ВГИК, на режиссерский. Будучи студентом, снял свой первый короткометражный фильм — «Моментальный снимок». После защиты диплома — вторую картину, «Эй, Семенов!». Николай Данелия был очень талантлив — это отмечают все, кто его знал. Но вырасти в мастера и реализоваться в творчестве ему не было суждено, «всесоюзная мама» лишилась единственного сына… «Коля был еще подростком, когда я снялась в картине «Исчезновение», где у меня пропадает ребенок, — рассказывала Любовь Сергеевна. — Это было как предзнаменование. Причина смерти Коли не установлена. Друзья нашли его в квартире. Залезли через балкон, а он мертвый, с телефонной трубкой в руке…»
И это была не единственная потеря. За два года до того Соколову оставил горячо любимый муж — Георгий Николаевич ушел в другую семью. И все же Любовь Сергеевна не сломалась. Каждый день находила в себе силы и причины жить дальше. Снималась в кино, выступала с творческими вечерами, где неизменно читала стихи сына. Обожала свою внучку — Маргариту… О покинувшем ее муже дурного слова никогда не сказала…
Как она смогла пережить все то, что обрушила на нее судьба? Разбирая архив и дневники Любови Сергеевны, я, кажется, нашла ключ к ответу на этот вопрос. «Обижаться никогда и ни на кого нельзя, — пишет она, — ни на судьбу, ни на Всевышнего. Что Господь дает, тому и радоваться надо. А силы… Любить надо. Тогда и силы будут. Любить, несмотря ни на что, всех и все, что нас окружает. Я радуюсь каждому новому дню, солнцу, деревьям, цветам, добрым людям, которые, слава Богу, окружают меня».