ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Янв. 21, 2022

Знаки

— Неужели — 75? — восклицаем мы.

— Да, — грустновато усмехается наш герой.

— Не верится.

— Я сам не верю!

— Ширвиндт нам говорил: «Иногда мне по ощущениям 60. А назавтра может быть 115». Сколько вам — по ощущениям?

— Всем товарищам сказал: «Когда исполнилось 60 — включил обратный отсчет...» Так что сегодня — 65! Хотя последние два года были для меня тяжелыми. Травмы!

— На татами?

— В хоккей играл. Дорвал связки голеностопа. Прежде там был перелом — все срослось неправильно. Теперь нужна операция.

— Мы обратили внимание — прихрамываете.

— Вот-вот.

— С хоккеем завязали?

— С хоккеем — точно!

— На татами нога тоже не пускает?

— Ну куда мне сейчас на татами? Так... ОФП! Гантельки, резиночка, отжимания. Элементарные вещи. Зато ежедневно.

— Дни рождения отмечаете так, что Рублевка ваша вздрагивает?

— После шестидесяти особо не отмечаю. Вот 60 отпраздновал так отпраздновал! Артисты, спортсмены, бизнесмены, каскадеры. Этот вечер в «Крокус-сити» до сих пор вспоминают. Собралось человек сто, потом говорили: «Так классно прошло!» Были Абдулов, Ярмольник, Карелин, Маршал...

— 75 размахом не уступит?

— Уговорили меня провести вечер в Доме кино. Такой междусобойчик. Вас тоже приглашаю.

— Спасибо.

— Будет интересно. Хороший концерт с каскадерами. Лошади на сцене, мотоциклы. Приедет Тамара Гвердцители, с которой недавно вдвоем записали песню, получился симпатичный клип.

— 25 января — день рождения Высоцкого. Которого вы знали.

— В 1979-м мы даже справляли вместе! Совершенно случайно оказались 25 января в ресторанчике гостиницы «Белград». Не договариваясь! Ну и отпраздновали сообща.

— Лев Дуров нам рассказывал, что вы не пьете. Но Лев Константинович мог и приврать.

— Почти не пью. Мало и редко. С каскадерами бокал вина — разве это «пью»? Когда-то мог себе позволить с Ленькой Ярмольником немножко виски. Встречались дома — то на бильярде сыграем, то в карты. Чуть-чуть денег на кону, ажиотаж... Как без виски?

— Никак.

— Но в обычной жизни — нет необходимости.

— У каждого была тяжелая встреча со спиртным.

— И у меня была! Школу уже закончили — но продолжали собираться классом, кучковаться. Как-то возвращался с соревнований. Выступил по самбо плохо, проиграл. Шел печальный — вдруг вижу: все наши около метро «Автозаводская»!

— Отметили поражение?

— Отправились к кому-то на квартиру. Наскребли копейки, купили что могли. Водку, портвейн, хлебушек, колбаску. А я голодный — вес гонял. Ну и принял хорошо. Утром просыпаюсь...

— Хоть дома?

— Да. Открываю глаза — потолок наш. Вещи мои висят. Ничего не помню! Оглядываюсь по сторонам — кажется, все нормально. Живой. Пытаюсь подняться — шатает... Бум! Сползаю по стенке!

— Господи.

— В это время матушка открывает дверь. Квартира коммунальная, у нас одна комната. Говорит участливо: «Саш, может, тебе за четвертиночкой сбегать?» — «Мам, ты что? Я в жизни больше пить не буду!» Следом батя появляется: «А ты часы-то зачем разобрал?» — «Какие часы?» — «Да будильник...»

— В самом деле — зачем?

— Я понять не могу — о чем речь? Какие часы? Сую руку под подушку — а там полностью разобранный будильник. Руками! До винтика!

— Романтично.

— Все, думаю. Приплыли. Отец рассказывает: «Ночью ты меня будил. Помнишь?» Из тумана что-то начинает выплывать. Как иду в туалет, дверь вижу — а она не открывается. Грудью в нее бьюсь! Батя приподнимается: «Саш, ты чего?» — «Да в туалет войти не могу...» — «Это не туалет, а книжный шкаф!»

— Может, и стоит после такого бросить. На время.

— Добила меня другая история. Я долго занимался гимнастикой, отправились на сборы в Подольск. Было нас пятеро. Товарищи попросили: «Ребята, прихватите винца». Набрали бутылок десять портвейна. Самого дешевого. Причем я никогда этим делом не увлекался!

— А тут прорвало?

— В поезде открыли одну бутылку, вторую... Пока доехали — выпили всё!

— Знакомая история.

— Приезжаем в лагерь, там праздник песни. Появляемся уже тепленькие, усаживаемся в первый ряд. Слышим: «Кто желает выступить?» Разумеется, мы желали! Вскарабкались на сцену, я взял гитару...

— Умели?

— Вообще не умел. Не знал, как брать-то правильно. Начали исполнять. Народ думал, что дурачимся — а потом стало доходить. Когда наш солист упал со сцены в первые ряды. Терять было нечего — тем же вечером продолжили гульбу. Ночь встретили в лесу за речкой. Костер развели до небес. Тренеры бегали, ловили нас — а мы от них...

— Каким же было утро?

— Ненамного легче, чем тогда, на Автозаводской. Стою, держусь за брусья. Мимо девочки из легкой атлетики. Мне машут, смеются: «Саня, привет! Как дела?» А я их знать не знаю!

— Надо же. Какая популярность.

— Смотрят на меня: «Мы же всю ночь гуляли вместе!» Переспрашиваю: «Да-а?» Это был звонок номер два. На утреннем построении половину лагеря отчислили. Команду легкоатлетов, боксеров, еще кого-то...

— Вас тоже?

— Я проскочил — чудом! И завязал — с тех пор крепко не выпил ни разу.

— А с гимнастикой почему закончили?

— Однажды на соревнованиях подо мной сломалась перекладина. Лопнул гриф, прямо в руках. С железом такое редко, но случается. Усталость металла. Я сильно улетел!

— Покалечились?

— Полпальца разорвало, разрезало этим грифом. Плечо повредил. Когда восстановился, полез на кольца — и порвался трос! Нормально?

— Это уже знаки. Как с выпивкой.

— Снова травмировал плечо. Переключился на борьбу — и через год про гимнастику забыл.

Сетчатка

— Мы прочитали много заметок про вас — и убедились: вы не раз по грани прошли.

— Было!

— Давайте и читателей порадуем историей.

— Снимали фильм «Крестоносец-2». Работали на Николиной горе. Я на своем катере догонял другой, которым управлял Саша Микулин, легендарный каскадер. Уже начиналась зима. Из-под его катера ледяная вода столбом — ни черта не разглядеть!

— Какая задача?

— Я должен догнать — и прыгнуть на катер. Саша зачем-то повел меня вдоль берега. Где свисали ветки. Мне-то их не видно из-за брызг! Привстал — и в этот момент ветка ивы прилетела в лоб!

— Как выжили-то?

— Спасло одно: наступили холода, ветка была подморожена. Сломалась!

— А иначе?

— Кирдык. А так — даже сознания не потерял. Сломал веточку — поехал дальше. Продолжили съемки. На фильме «Борис Годунов» ситуация была совсем жесткая. На меня упала лошадь.

— После такого выживают?

— Сижу же я перед вами!

— Это аргумент.

— А та лошадка из обоза весила с полтонны. Сцена такая: бой между поляками и стрельцами. Я изображал поляка. По сценарию заваливаюсь с лошадью вместе, подбегает стрелец, закалывает меня копьем. Первый дубль отыграли нормально. Но оператор недоволен: «Саш, сместился бы ты на пару метров в сторону — и все было бы отлично».

— Второй дубль?

— Да. Возвращаюсь на исходную — а ребятам забыл в спешке сказать, что смещаюсь. Они-то работают по точкам! Падаю, лежу. Но вместо стрельца вижу над собой лошадь — и эта туша на всем ходу обрушивается на меня. Тяжеленный водовоз! Можете представить?

— Не можем, к счастью.

— Сдавило так — вдохнуть не могу! Теряю сознание. Меня сразу в автомобиль, в госпитале — укольчик. Пришел в себя. Ничего не поломал! Повезло — было много снега. Только это спасло! А так бы позвоночник точно раздробило.

— После какого-то эпизода вы едва не ослепли.

— Это 1981-й. Центральная школа карате, сидел на коленях, разминался. А сзади парень решил вдруг обозначить удар мне в голову. Не рассчитал — и со всей дури засадил в затылок!

— Ногой?

— Да. А я же не видел! Поворачиваюсь: «Ты дурак?» — «Сань, извини...» Вскоре уезжаю на съемки. Зима, окунаюсь в прорубь. Потом играю на бильярде — какой-то у меня дискомфорт. Не могу понять, в чем дело! Уже в Москве иду гулять с псом — и на ветки натыкаюсь!

— Ой.

— Утром тренировка. Прыгал, бегал, скакал. Сальто сделал. Думал, все на место встанет. Не помогло! Левым глазом вообще перестал видеть. Отключился! Позвонил товарищу, окулисту: «Слушай, какая-то ерунда...» — «Приезжай!» Я к нему в клинику. Осмотрел меня, изменился в лице: «Полежи-ка...» Появились двое с носилками: «Тебе двигаться нельзя». Аккуратненько погрузили — и в палату.

— Диагноз?

— Отслоение сетчатки. Заклеили мне оба глаза. Месячишко, говорят, придется полежать, не шевелиться.

— Вот это наказание.

— Я поражен: как это «месячишко»?! — «Так сетчатка должна лечь на место...» А я в сумасшедшей форме, организм просто «звенит»! Заикнулся про тренировки — когда, мол, можно начинать? Врач ободрил: «Какие тренировки? Ты теперь инвалид!» — «В смысле?!» — «Мы не знаем еще, будешь ли ты видеть после операции! Если будешь — ни приседаний тебе, ни наклонов. Поднимать не более 10 килограммов».

— Представляем ваше состояние.

— Месяц лежал без движения!

— С закрытыми глазами?

— С заклеенными. Потом прооперировали — и еще на две недели приковали к постели. Кругом темнота. Даже в туалет не сходишь — только «утка»! Худшие дни в жизни.

— Как тут с ума не сойти.

— Под конец было ощущение, что я в колодце, неимоверной высоты стены...

— Начались видения?

— Глюки. Когда пластыри сняли, обрадовался: «Доктор, я уже вижу!» Пробивался свет. А в ответ: «Это еще ничего не значит». Женщина-врач надела мне на глаза специальные конусы — смотреть через них в ма-а-аленькую дырочку. Сказала: «Вставать нельзя. Только сидеть, и то недолго». Ушла. А я в туалет. По-человечески сходить — такое наслаждение!

— Не заметили врачи ваши проказы?

— Возвращаюсь — она же идет по коридору. Видит меня: «Ты встал?!» — «В туалет» — «Как дошел-то? Это невозможно — люди неделю отлежат, потом месяц учатся ходить!»

— Зрение восстановилось?

— Не сразу. Левый глаз тогда видел на 15 процентов. Но я все равно потихоньку тренировался. Сначала элементарная гимнастика, бассейн. Полгода спустя работал в полную силу. А через год уже и дрался, и боролся. Был такой Квантришвили...

— Как же, как же. Отари Витальевич.

— Да, мой товарищ. Я все время ходил в зал на Цветном бульваре бороться с вольниками. Однажды играем в медицинбол. Знаете эту штуку?

— Мяч большой, тяжелый.

— Ага. Трое на трое. На коленях. Можно делать все! Толкать, кидать, хватать. Только не бить. Мы с Отариком в одной команде. Он у кого-то вырывает мяч. Я сзади пытаюсь помочь. У него рука соскакивает — и локтем мне в глаз!

— В больной?

— Да! Я — бам-с! Отвалился! Попытался открыть глаз, простонал: «Ни хрена не вижу». А Отарик знал про операцию. Аж ковер начал кусать: «Что я за дурак!»

— Новая операция?

— К зеркалу подхожу, приоткрываю пальцами веко — «Нет, вижу! Нормально!» Просто гематома расползлась огромная. А вечером мне в клинику ехать на обследование.

— Вот там обрадовались вашему виду, надо думать.

— Та же женщина-врач встречает. Привстает со стула: «Что с вами?» — «На тренировке дали локтем...» — «Какая тренировка?!»

— Женщину надо удивлять.

— Я и удивил. Говорю: «Стольничек уже жму. Хотите, сальто сделаю?» — «Что-о?!» Я раз — и сальто на месте!

— Цирк.

— Она за сердце хватается. «Посиди», — говорит и пулей из кабинета. Через несколько минут прибегают человек двадцать в халатах. Во главе какой-то профессор. До вечера меня крутили, вертели. Расспрашивали: «Что ты делал? Как?» Всё им описал: начал с таких-то движений, пришел к таким...

— Поражены были?

— Оказалось, с людьми, зацикленными на своей болезни, происходят странные вещи. У меня-то при выписке была вторая группа инвалидности!

— Официально?

— Да. Но никому не говорил, потому что в кино не пустят. Я уже трюки начал делать! А молодые ребята, баскетболисты и лыжники, которые со мной лежали в клинике, после выписки спотыкались — и новое отслоение!

— А у вас — ничего?

— В том-то и дело! Профессор стоит, репу чешет. Потом произносит: «Саш, не знаю! Может, так и надо? Продолжай прыгать, скакать! Если что — я тебе лично эту сетчатку пришью».

Штурмин

— Вы вспомнили Квантришвили. В день его похорон произошла ужасная история. Из Грузии привезли старика-отца. Тот лишь на кладбище узнал, что годом раньше погиб и старший сын. Отцу не говорили.

— Это правда. Между прочим, я должен был с Квантришвили в тот день париться в Краснопресненских банях.

— Да вы что?!

— Но не попал, уехал куда-то. Вдруг звонок: «Отарика убили» — «Как?!» А собрались в этой бане друзья-борцы. Все у них на глазах произошло!

— Кошмар.

— Мы с Отари дружили! По-настоящему дружили! В 1979-м я стал абсолютным чемпионом Москвы по карате, а Квантришвили было интересно. Постоянно тащил в зал: «Ну, покажи, покажи!» Работали вместе. Ставил удар его приятелям-борцам. А они мне — борьбу в партере.

— Легенда карате Алексей Штурмин тоже ваш товарищ?

— Да, многому меня научил. Дал базовую технику карате. В зале всегда была хорошая, рабочая атмосфера. Пахали! До карате я попробовал и дзюдо, и самбо, и бокс. Помню, на сборе в Подольске прихожу в зал — а там гимнасты балуются в перчатках, волтузят друг друга. Говорю: «Вы что делаете? Все неправильно!» — «А ты покажи...»

— Показали?

— Встаю против главного драчуна — и через пару движений демонстрирую свой любимый прием. Слева в печень — бам-с!

— Результат?

— Он на коленки. Второй — то же самое. С третьим разговор еще короче. Вся команда в нокдауне. На следующий день не выходят на тренировку! Не могут! Печень отшиб. Стали выяснять, собрали тренерский совет — ага, Иншаков поучаствовал! Вызвали меня на ковер, дали по голове.

— Штурмина в андроповские времена посадили за карате.

— Ему намотали все что могли...

— На суде слово «карате» звучало?

— Нет. По официальной версии сажали его за другие вещи. Но все понимали, что основание — карате. Дали семь лет. Помню этот суд. Я приехал после тренировки. В сумке нунчаки, ножи для метания...

— Неплохо.

— Ко мне подходят два из спецподразделения. Которые, оказывается, у меня тренировались. Говорят: «Александр Иванович, давайте, мы сумочку уберем...» — «А что такое?» — «Обстановка нехорошая. Могут спровоцировать». Готовились к тому, что Штурмина будут отбивать! Идиоты!

— Как держался Штурмин?

— Его вводят — а сопровождают тоже мои ребята! Воспитанники, спецназ! Коротко пообщались с Лешей глазами — и он уехал по этапу.

— Куда?

— В «Белый лебедь». Одна из самых злых зон. Там от звонка до звонка.

— Известного боксера Виктора Рыбакова осудили на шесть лет. Его как только не провоцировали на зоне. А Штурмина?

— Мы эту тему никогда не затрагивали. Знаю, что относились к нему с большим уважением. Но когда вернулся — настолько осторожным стал!

— Можно понять.

— Все взвешивает. Лишнего не скажет. Потому что за каждое слово там спрашивают. Цепляются! Вот этому зона научила.

ФБР

— Про вас самого что только не писали. Хоть раз мелькнула мысль — могут посадить?

— А за что?

— Так придумают.

— Что придумать могут — это ясно. Но не всегда получается. Я же не пальцем деланный! Умел ориентироваться в ситуации. А писали про меня действительно всякое.

— Что особенно задело?

— Да мне всегда смешно было. Черный пиар — тоже пиар... Первый раз все случилось в 1993-м. Собирался с фильмом «Крестоносец» лететь в Сан-Франциско на кинорынок. А меня не выпускают!

— Что услышали в посольстве?

— «По данным нашего департамента, вы собираетесь в США заниматься другими вопросами». Вскоре Володька Беркович, борец-классик, звонит из Америки: «Тут вышло «Новое русское слово», там про тебя статейка серьезная». Зачитал — у меня волосы дыбом. Все увязано с Иваньковым. Помню дословно — агент ФБР Лестер Макналти под присягой дал показания, что у Иванькова две команды киллеров. Той, что в Москве, руководит бывший каскадер по прозвищу Иншак. Моя правая рука — Виктор Сергеев, в прошлом офицер КГБ.

— Кто такой?

— Понятия не имею. На счету у меня то ли шесть, то ли восемь заказных убийств лидеров преступных группировок. За все это мне ежемесячно присылают по 100 тысяч долларов. Передаются деньги через солнцевских, подольских и измайловских. Как вам?

— Сильно. Ваша реакция?

— Смешно! Ну, знаю солнцевских с подольскими — и что? Все же спортсмены! Борцы, боксеры! Росли у меня на глазах. С кем-то жил рядом, с кем-то вместе тренировались. Кстати, первая стычка у меня была с люберецкими.

— Мы в курсе. До них еще дойдем.

— Все это дает шлейф. Интересный.

— Кому-то наплевать на американскую визу. Кто-то, как Кобзон, до последнего пытается ситуацию переломить. А вы?

— Мне — наплевать, честно.

— С тех пор в Штатах были?

— Нет. До этого приезжал раза два или три. Никакого впечатления на меня Америка не произвела.

— С Иваньковым-то общались?

— Как-то сидели в ресторане с Квантришвили — и Иваньков подошел к Отарику. Сел за наш стол. «Привет!» — «Привет». В следующий раз появился в моей жизни, когда надо было разыскать в Америке общего знакомого. Борца. Не буду называть фамилию, но очень известный. Олимпийский чемпион.

— Зачем понадобился?

— Исключительно спортивный вопрос. Иваньков мне позвонил: «Саша, слушай, не могу его найти. Скажи ему — пусть со мной свяжется...» — «По какому телефону?» — «Вот, запиши. Хотя он знает».

— Ну и?

— Я нашел, передал. С того момента стали невыездными и я, и этот борец. Он был в разработке, видимо. Попал под око ФБР. Всем, кто контактировал с Иваньковым, сразу закрыли доступ в Америку.

«Грогги»

— Подарков в вашей жизни было много. Самый необычный?

— Как-то вручили щенка дога. Нельзя такие подарки делать! Если человек хочет — сам найдет и приобретет. Я с этим догом намучился, оказался не очень удачный. С лапами проблемы. Потихонечку вытягивал. Но все равно любимый! У меня было четыре дога за жизнь...

— Хемингуэй хоронил любимых котов под окнами своей кубинской виллы. Каждому ставил памятник. Вы собак тоже закапываете рядом с домом?

— В соседнем лесу. Нашел там местечко. Памятников нет, но все собачушки рядом. Помню, где какая.

— Сколько сейчас у вас собак?

— Три. Полгода назад ушел один, старенький тибетский мастиф. Остались канадский дог, южноафриканский бурбуль и питбуль. Три кобеля, живут душа в душу. Не дерутся. Правда, на улице могут себя показать. Если другие собаки агрессию проявляют.

— Вас прогулка с собаками лет пятнадцать назад привела к какому-то адскому мордобою.

— А-а... У меня был азиат и пятимесячный щенок бурбуля. Поехал в лес, неподалеку футболисты играли. Вдруг из кустов выскочил стаффорд. Притравленный.

— То есть?

— В то время стаффордов и питбулей притравливали на людей, на других собак. Как на цель. Любимое занятие идиотов. Пес выскакивает, мчится к моему щенку. А тот хвостом виляет. Азиат сразу между ними встал. Стаффорд в него вцепился!

— Чем закончилось?

— Мой-то не очень агрессивный, но постоять за себя мог. Тут из кустов выбегают футболисты. Кричу: «Ребята, подержите собачку!» Самый борзый отвечает: «Да чего? Сейчас с ноги ему дам...» Я-то думал — своему собирается двинуть. А он бьет моего!

— Такое не стерпеть.

— Я ему в пятак. Чуть-чуть дал люлей и остальным. Первый отлежался в кустах немного, начал голосить: «Давай один на один!» — «Ты дурак? Тебе не хватило? Или я всю голову тебе отбил?»

— Главный вопрос — неужели вас никто не узнал?!

— Узнали, но не сразу. Пьяненькие были. Только после того как отоварил кого-то по серьезному, присмотрелись. Поняли — профессионально действую.

— Куда надо бить такого человека — чтобы вырубить, но не покалечить?

— По печени.

— Любимый ваш удар.

— Печень — самая уязвимая. Какой бы парень ни был здоровый, печень у всех одинаковая. Если правильно нанести удар — человек остывает сразу. Движение незаметное — а для человечка достаточно. Потом долго приходит в себя. Боль дикая!

— Вы получали по печени?

— Ни разу. Всегда ее берег.

— Самый тяжелый удар, который пропустили?

— О, это история! Расскажу без фамилий. В боксерской школе работал приятель. С виду — нормальный парень. Позже выяснилось — подлец. Подсиживал старшего тренера, хотел его место занять. И нас стравил.

— Как?

— Пригласил на тренировку в этот зал, познакомил. Я отработал на ринге по лапам, поблагодарил всех, уехал. Пару дней спустя приятель между делом обронил: «Слушай, ты так старшему тренеру не понравился... Сказал, накажет тебя, если в ближайшее время не появишься в зале». Я пожал плечами: «Да не вопрос». И забыл об этом разговоре.

— Что дальше?

— Через месяц приятель снова зовет в зал. Поспарринговать. Приезжаю, натыкаюсь на старшего тренера. Тот злобно: «Выйдем на улицу». Чувствую, настрой серьезный. Говорю: «Прежде чем начнем движение, ты хоть объясни, что стряслось?»

— А он?

— Опешил. «Что, ко мне претензий нет?» — «Да какие претензии? Ты чего завелся? Я вообще не понимаю, что происходит...» — «Я тоже. Ладно, извини». Потом оказалось, что еще после моего первого приезда приятель шепнул тренеру: «Сашке ты сильно не понравился. Пообещал отметелить». А здесь увидел, что мы вернулись в зал, все в порядке — и ко мне: «Ну что?» — «Ничего. Нашли общий язык». Я к штанге, а он к тренеру.

— Опять что-то наплел?

— Совершенно верно. Хватило двух фраз. «Ты обосрался?» — «Что-о?!» — «Сашка так сказал». Тренер ко мне. А я штангу жму. Он: «Ну-ка подойди». Подхожу. Слышу: «Так дух не накачаешь». У меня ступор: «Какой дух? Ты о чем?» А тренер — нокаутер, левша. И двоечку мне в голову, бух-бух!

— Вырубил?

— Нет. В последнюю секунду я все-таки успел среагировать. Но два удара, пусть и скользящих, пропустил. Оказался в состоянии «грогги». Когда вроде соображаешь, но потом мало что помнишь. Что было дальше, знаю со слов ребят, которые находились в зале. Описывали так: «Падая, бьешь его в пах. Вскакиваешь — и с ноги в голову. Он с грохотом отлетает в угол. Где левой рукой нащупывает металлический замок. Ты почему-то поворачиваешься спиной, а он подбегает и с размаху в лицо! Замком!»

— Как кастетом.

— Уж лучше бы кастет был. Замочек-то потяжелее, весит килограмма два.

— Нокаут?

— Нет. По словам ребят, я упал, но сразу вскочил как кошка. Снова засадил ногой в пах, тот рухнул, а я сверху сел и начал душить, пока нас не растащили. Очухался в медкабинете, когда скобки ставили. Мне же всю правую часть лица рассекли, кожа свисала лоскутами. И тут принесли тренера...

— Выглядел тоже живописно?

— Весьма. В «плацкарте». Я сказал: «Значит так, рожа козлиная! Как только у меня все заживет, приеду и прощупаю, что у тебя с духом». Но он долго лечился. Наконец появился в зале, о чем мне сразу сообщил приятель. Я в машину — и туда. Зашел в тренерскую, закрыл дверь на ключ, бросил его на стол и произнес: «Сейчас посмотрим, у кого дух крепче. Кто первый отсюда выйдет».

— А он?

— Жалобно: «Саша, прости. Ты мне лобковую кость сломал, инвалидом сделал». Ну и начали спокойно разговаривать. Слово за слово — вскрылась правда. Поняли, кто нас стравливал. Я сжал кулаки: «Сейчас найдем этого урода». А тот у двери стоял, подслушивал. Кинулся наутек. Потом долго от меня бегал, скрывался. Но все равно плохо кончил. Внезапно начались проблемы с головой, попал в больницу. Там вышел из окна.

Люберецкие

— Вы упомянули разборки с люберецкими. Как думаете, почему они вас не убили?

— Могли. Запросто! Меня выслеживали, устраивали засады... Все шло от Вани Цыгана, одного из лидеров люберецких. А началось с того, что они наехали на моего приятеля-легкоатлета. Тот служил в Западной группе войск, привозил вещи на продажу. Обратился за помощью, мы рванули к этим ребятам. Ваня Цыган — боксер, я его немножко знал. Потолковали, я попросил не трогать парня. Казалось, договорились.

— Но?

— В тот же вечер его избили. Сказав напоследок: «А другу передай, что ему хребет сломаем». Пришлось снова ехать. Нашел Ваню в ресторане «Белград», объяснил, что он не прав. Еще и головой в унитаз макнул. Фактически у всех на глазах. Потом человек шесть ночью нагрянули ко мне домой. Хотели в лес вывезти, но я предложил им выйти во двор и там разобраться. По-мужски.

— Оценили?

— У кого-то был ствол, у кого-то нож — а я один и без оружия. Они увидели, что не испугался, не прогнулся. Зауважали. На следующий день уже сам к ним приехал. В Люберцы, на карьер.

— Похожий эпизод мелькнул в фильме «Бригада».

— Да, моя история. Но в жизни было чуть иначе. Они сидели там — пиво, картишки... Вдруг я появился. А их много. Ваня заметил меня из-за кустов и затаился. Я сразу к старшему подошел, рассказал, что и как. Все вроде устаканилось. Но у Цыгана обида осталась. Мечтал отомстить. Позже мы на дороге столкнулись, и он сквозь зубы: «Не прощу!»

— А вы?

— Ответил: «Хорошо, что предупредил. Имей в виду — когда снова встретимся, я тебя буду убивать!» Дальше он бегал от меня, прятался. Но и меня искали. А кончилось тем, что Ваня попрощался с жизнью. Конфликтный был парень, не понимал нормальных слов. В очередной раз с кем-то повздорил, вышел возле дома с собачкой погулять — и зарезали. Ножом попали точно в артерию.

— Как вы отреагировали, узнав об этом?

— Подумал: «Есть Бог на свете. Избавил меня от ненужных действий». Тогда была конкретная ситуация: или — или.

— Бизнесмены, пережившие 90-е, говорили: «Вдруг выяснилось, что меня заказали». Вы тоже через это прошли?

— Дважды! Все в течение года. Были знакомые в силовых структурах. Позвонили, пригласили, рассказали. Наверное, денег от меня хотели.

— Сколько?

— Не в курсе. Платить не стал. Включил всевозможные рычаги — и оба варианта были решены.

— За этими заказами стояли разные люди?

— Да. Так уж получалось, что обращались они к тем, кто меня знал. Когда возникают подобные вопросы, рано или поздно об этом становится известно в определенных кругах. Сейчас, возможно, по-другому. Тогда было проще. А исполняли, как правило, ребята, прошедшие войну, горячие точки. Бывшие десантники, спецназовцы. Которые в мирной жизни оказались никому не нужны.

— Как жить с ощущением, что тебя собираются убить?

— Ну как... Ходил, оглядывался. Постоянно был начеку.

— Хоть одна бронированная машина у вас была?

— Нет.

— А охрана?

— Только в тот момент, когда у меня был собственный банк. С двумя заказами это никак не связано. Я же понимаю: если захотят устранить — телохранители не помогут. Президентов убивают!

— На ваших глазах люди гибли?

— Бог миловал.

Высоцкий

— День знакомства с Высоцким помните?

— Вместе с Мариной Влади заглянул к нам в Центральную школу карате. Высоцкий дружил со Штурминым, приезжал туда часто. Ему было интересно.

— Смотреть или тренироваться?

— Смотреть. Спрашивал меня: «Как это вы доски ломаете?» — «Тебе, наверное, не надо. Руки побереги». Стоял, наблюдал.

— Впечатление от Высоцкого?

— Я относился так — Володя и Володя. Певец, артист. Интерес для меня представлял в первую очередь как муж Марины Влади. Только потом дошло, кого потеряли. Мы же организовывали похороны, занимались безопасностью. Я полдня простоял возле гроба. А узнал о смерти Высоцкого одним из первых в Москве.

— Как?

— Мне позвонил Сева Абдулов, когда все случилось. В четыре часа утра. «Саша, Вовы нет». А я спросонья не понял — кто это? О ком речь? Что за Вова? Подумал — ошиблись. Положил трубку. Через полчаса — бам-с! Дошло: это же Севка Абдулов! В день похорон я приехал в Театр на Таганке рано утром. Не видел, что закипает на улице. Когда вышел — просто ошизел!

— Толпа?

— Это не толпа! Море на площади! Народ гроздьями висел на балконах! На крышах! Когда ехали на Ваганьково, люди стояли вдоль тротуаров до самого кладбища.

— Никита Высоцкий ехал за автобусом в «Жигулях» Кобзона.

— Я был в автобусе. Рядом с гробом и близкими.

— Вы бывали в квартире на Грузинской, где Высоцкий умер?

— Да. Помню, пришел, а Вова работал над сценарием «Зеленого фургона». Вместе с Эдиком Володарским. Сказал: «Саша, хочу, чтобы ты тоже принял участие. Надо тебе сняться». Но ему не позволили сделать эту картину. Позже снял другой режиссер.

— В какой момент осознали, что Высоцкий действительно мощный поэт?

— Уже прошло время с похорон — решил его книжку стихов полистать. Да и то меня носом ткнули. Я вчитался: это потрясающе! Когда Высоцкий умер, негодяи пытались его песни умыкнуть. Мы помогли Марине их вернуть.

— Она хотела установить на его могиле метеорит. Позже появился памятник, который стоит до сих пор. Какой-то нелепый.

— А мне нравится! Работа Саши Рукавишникова, моего товарища. Сейчас он академик. Очень талантливый человек. Я из-за него попал в карате.

— Это поворот.

— В юности подрабатывал в Суриковском училище...

— Кем?

— Натурщиком. Меня там лепили, рисовали. Фигура-то была неплохая.

— Тяжело позировать? Все затекает?

— Не то слово! Хорошо, каждые 20 минут давали передышку, позволяли размяться. Но как для гимнаста день для меня считался потерянным. Мышцы уже не в тонусе, на тренировке делать нечего.

— Платили-то достойно?

— Да, в месяц 150 рублей набегало.

— Так как вас Рукавишников в карате привел?

— Его отец искал парня, который будет позировать для статуи Данко. Сейчас стоит в Ульяновске. Саша, студент Суриковского, ко мне подошел, начал уговаривать. На этой теме и подружились. Я в институт приходил, с Сашкой общался. Вот от него первого и услышал про карате. Не понял, о чем речь: «Это что?» — «Пойдем, посмотрим». Увидел — мне понравилось. Так и втянулся.

Коротаев

— Вы же общались с братьями Кличко?

— Даже был у них в гостях. В Киеве. Но меня долго не оставляло ощущение — ребята невысокого уровня. Я смотрю: ну, первый разряд! Потихонечку оббивались. Их правильно вели. Подбирали нужные бои, соперников. Но Кличко — это не элита тяжеловесов. Не впечатляют!

— Кто из боксеров для вас номер один?

— Виктор Агеев. Дураков делал из соперников. Все время на дистанции держал. Люди дотянуться не могли! Жаль, не стал олимпийским чемпионом.

— Чего не хватило?

— Мудрого наставника. Мы многих бойцов теряем — потому что нет за спиной человека, который бы жестко вел. А из сегодняшних боксеров мне нравится парень с Украины.

— Усик?

— Нет. Усик-то неплохой, но чего-то мне в нем не хватает. А я про Ломаченко! Вот он один из лучших в мире! Скоростной, техничный, людей раскладывает по полочкам. Прекрасно работает. Не просто мордобой. Красота с нокаутом. Еще Костю Цзю я очень любил.

— Знаете историю, как Агеев чуть с Высоцким не подрался?

— Не представляю эту ситуацию. Думаю, там драки не было бы. Убил бы Вову — и все. С Виктором дружу давно... Я и с Олегом Коротаевым дружил.

— Уточняем для юных: тот самый боксер, которого застрелили в Нью-Йорке, а похоронили на главной аллее Ваганьково.

— Да, замечательный был боксер. Сначала-то мы на улице схлестнулись.

— Уличная драка с Коротаевым — это сюжет!

— Возможно, та история и дала мне шлейф. Петя, мой товарищ, обыграл кого-то в карты. Человек не мог рассчитаться. И у него Петя, борец-тяжеловес, забрал часы Seiko. Довольно крутые по тем временам. Тот пожаловался Коротаеву. Забили стрелку возле ресторана «Белград».

— История оправдывает ожидания.

— Я с Петей оказался на этой стрелке. Давай, говорит, заскочим, есть небольшой вопрос. Ну, поехали. Коротаев явился с каким-то тяжем, боксером. Стояли, переговаривались. Я поодаль. Ногой по тротуарчику постукивал. Вдруг Коротаев уперся в меня глазами: «Вали отсюда!»

— Вот так фокус.

— Отвечаю: что это я должен валить-то? «С товарищем приехал — с ним и уеду» — «Ты что, не понял?! Пошли за угол!» Сворачиваем — а было грязновато. Дождичек, чуть-чуть снежка. Я знал, что Коротаев всегда с левой бьет в печень! С ходу!

— Это знание полезное.

— Он для удара разворачивается, а я подсечку делаю. Коротаев от неожиданности падает, и я с ноги обозначаю удар в голову. Но не бью. Шмот грязи прямо ему в лицо!

— Картина.

— Лежит обалдевший — и выдавливает: «А что не ударил-то?» — «Зачем? Я тебе показал, что могу ударить...» Он садится, стряхивает грязь с лица. «Чувствую, мы с тобой подружимся» — «Не исключено». Руку мне протягивает — а левой-то готов продолжить!

— Просчитали?

— Говорю: «Олег, без глупостей. А то задушу» — «Ты что, борец?» — «Немножко».

— Чудесный диалог.

— Поднимается, выходим за угол — он объявляет: «Пацаны, все нормально! Пошли выпьем!» Вот так мы подружились.

— Что он в Америку поехал?

— Каждому свое... Он же не отчитывался! А у той истории было продолжение — официанты из «Белграда» выходили перекурить. Как раз стояли — и все это наблюдали. Коротаева они боялись страшно!

— Стоило бояться.

— Он тогда хулиганил сильно. В тот же день по Москве пошли про меня легенды. Это немножко добавило мне веса.

— Предчувствовали, что Коротаеву с такими подходами к жизни отмерено немного?

— Он был абсолютно нормальный человек. Но если выпьет — все! Дураком становился. При мне-то вел себя адекватно. Я не любил, когда он начинал хамить — сразу говорил: «Олег, сейчас уйду». А стоило мне уйти — начинался концерт.

— В итоге на Ваганьково рядом все ваши товарищи — Высоцкий, Абдулов, Коротаев, Квантришвили.

— Да, да, все переплелось...

— С Александром Абдуловым дружили до последних дней?

— Да! Близко!

— Кто-то говорит — потрясающий человек. А читаем воспоминания Марка Рудинштейна — там совсем другой Абдулов.

— Да Рудинштейн ни про кого ничего хорошего не сказал! Всех обложил! Разве что меня не ругал никогда.

— Берег печень.

— Думаю, побаивался. Когда-то, приехав на «Кинотавр», я столкнулся с местной братвой. Пришлось с ними разговаривать и объяснять. Так получилось, что еще одному в пятак дал. Потом всех собрал и сказал: «Ребята, «Кинотавр» придуман для того, чтобы ваш Сочи стал нормальным городом. Чтобы сюда люди приезжали, им было интересно!»

— Дошло?

— Дошло.

— Наверное, какие-то сочинские армяне?

— Армяне, дагестанцы... Кого только не было! Тоже бывшие борцы и боксеры. Меня знали. Быстро нашли общий язык.

— Кто-то из них мог и пистолет достать. Для южных городов — обычное дело.

— Да нет. Договорились же! Они и стали поддерживать порядок. Не за деньги.

— А в пятак за что дали?

— Заступился за Олю Дроздову. Димы Певцова, мужа, в тот момент рядом не было.

— Так что стряслось?

— Зацепили местные. Еще до нашего соглашения. Ко мне подбежали девчонки, актрисы: «Саша, Олю Дроздову надо спасать...» Я туда. Там ребята-дагестанцы. Быковатые! Одному пришлось навернуть.

— Мы про Абдулова не договорили...

— Саша — изумительный актер и хороший парень. Правда, со своими тараканами. Казино обожал.

— А вы?

— Равнодушен! Просто знаю, чем это заканчивается. Мои товарищи проигрывали все, семьи распадались.

— Шабтай Калманович нам говорил — игромания страшнее наркотиков.

— Согласен. Но моя история другая. Я заглядывал в казино. Спускал 100 долларов — и спокойно уходил. Никогда не выигрывал. За исключением одного-единственного случая.

— Рассказывайте, Александр Иванович.

— Прилетел на Каннский фестиваль. С Никитой Михалковым зашли в казино. Он проиграл — а у меня была одна фишка. Довольно крупная. Никита сказал: «Ну, пошли». Уходя, я бросил на стол. Не глядя. Попал на какую-то цифру. Она и выиграла! Барабан, помню, крутился долго-долго... Сидели какие-то две девушки тяжелого поведения. Больше никого. Вдруг выпадает мой номер — 13!

— Вот это да.

— Сгребаю фишки, Никита совершенно обалдевший. Ну ты, говорит, прушник. А я одну фишку не успел убрать с номера. Барабан крутится — снова 13 выпадает! Поменял на деньги и ушел.

— Так сколько подняли?

— Около 20 тысяч долларов. Самый легкий заработок в моей жизни. В первый и последний раз упало с неба.

Кино

— Услышали от Льва Дурова прекрасную историю: «Как-то на съемках в Геленджике зашли с Иншаковым в кафе. В те времена мужчины длинные волосы не носили, и он своей прической был примечателен. За соседним столиком сидела компания, человек шесть. Прицепились. Один из этих балбесов взял Сашу за кончики волос: «Может, тебя подстричь?» Ну и началась драка. Я никого ударить не успел. Иншаков в одиночку управился. Раз — и пятеро на земле. А шестой, вмазавшись лицом в дерево, сполз как сопля».

— Теперь рассказываю, как было на самом деле. В 1978-м приехали со съемочной группой в Севастополь. В гостинице столкнулись с футбольной командой второй лиги. При заселении произошел небольшой инцидент. Футболисты — ребята наглые, пытались влезть без очереди. Я осадил. Они меня запомнили — как раз по длинным волосам. День спустя Дуров, Сема Гаспаров, режиссер, и я собрались в варьете. По дороге заглянули в кафешку — а там эта команда гуляла.

— Полыхнуло сразу?

— Возле барной стойки с двумя девчонками сидел здоровый парень. Ему крикнули: «Коля, смотри-ка, кто пришел!» Повернулся, увидел нас. Взял яблоко, надкусил, швырнул нам на стол. Дуров тихо: «Саша, не надо».

— А вы?

— «Извини, Левушка, по-другому никак». Я бросил яблоко, да так, что попал Коле точно в лоб. Он заревел словно бык — и ко мне. Встретил его с ноги — прямо под горло.

— Упал?

— Естественно. Ну и остальные на меня. А их много, бухие, друг другу мешают. Брям-с, брям-с — и этих уложил. Бил жестко, понимая — иначе затопчут. Кому-то нос сломал, кому-то руку. Когда все закончилось, Дуров охнул: «Саша, я никогда такого не видел. Вот что нужно снимать!»

— А дальше?

— В варьете мы не пошли, сразу вернулись в гостиницу. Конечно, могли быть неприятности, к тому же Севастополь в то время город закрытый. Спас заместитель председателя КГБ генерал Цвигун, который у нас на картине был консультантом. Позвонил кому-то, и все быстренько спустили на тормозах.

— Повезло с консультантом.

— А утром отъезд на съемочную площадку. Стоим с артистами возле гостиницы — и тут футболисты появляются. Один хромает, второй с разбитой физиономией, у третьего загипсована рука. Замыкает шествие тренер. Злющий-презлющий. Подлетает к нам, сверкая глазами: «Кто это сделал?!» Так, думаю, сейчас и ему придется навернуть. Отвечаю: «Я». А он сжимает меня в объятиях: «Спасибо, сынок! Проучил негодяев».

— Первый серьезный трюк, который исполнили в кино?

— 1980 год, фильм «Ответный ход». Дублировал Анатолия Кузнецова. Он выпрыгивал из уазика, который шел на высокой скорости, под сопла взлетающего самолета и прокатывался под ним. Душещекочущий опыт.

— А самый опасный трюк?

— В «Запретной зоне» Николая Губенко. Фильм о событиях в Ивановской области, когда в результате урагана погибли люди. Компьютерной графики еще не было. Как изобразить смерч? Пригнали пять реактивных установок, которые используют при расчистке аэродрома. Температура градусов 700, создается мощнейший воздушный поток. Подкидываешь 50-килограммовую бочку — уносит далеко-далеко.

— Масштабно.

— Я должен был пролететь метров десять. Радиосвязь отсутствовала, солдатики, которым эти машины доверили, ориентировалась по флажкам. Один зазевался и случайно направил на меня поленницу дров. Огромную!

— Это как?

— Высота — метра два. И в длину пятнадцать. Представьте: я в воздухе — а навстречу поленья! Да с такой силой летят, что любое попадание в голову может стать фатальным. Хорошо, я в шапке, кое-как руками прикрываю лицо. Потом подбегает Губенко — бледный, трясется: «Ты живой?» — «Да вроде...» Отделался синяками и ушибами.

— У вас за всю карьеру в кино ни одного перелома?

— Куда ж без них? Самый дурной — на съемках фильма «Граф Роберт Парижский». Погоня, карабкался по отвесной стене. Сергей Тарасов, режиссер, пробурчал: «Что так медленно?! Можешь быстрее лезть?» Я чертыхнулся — и сорвался с трехметровой высоты. В принципе, ерунда. Но подо мной оказался валун, ударился об край пяткой. Боль адская, искры из глаз. А я — главный герой, весь фильм должен бегать, прыгать, сражаться.

— Как быть?

— С нами на картине работал Сережа Нечаев — он и каскадер, и массажист, и иглотерапевт. Выхаживал меня. Но я и не думал, что в пятке трещина. Выяснилось уже после съемок, когда сделал рентген. Это как раз правая нога, на которую сейчас хромаю. Почему-то все время ей достается. Начиная с гимнастики, когда выполнял соскок с перекладины и неудачно приземлился, на краешек мата. Порвал связки голеностопа.

Кабо

— Был трюк, который не рискнули исполнять?

— Нет. Но каждый обсуждаем заранее, тщательно готовимся. Не бывает такого, что пришел на площадку, а режиссер внезапно говорит: «Давай сигани со скалы вниз головой». У нас все по сценарию. В том же «Крестоносце» были уникальные трюки.

— Какие?

— Первый — прыжок на парашютах трех мотоциклов. С высоты две тысячи метров! Этого в кино никто не делал — ни до ни после. Второй трюк — одна машина перепрыгивает через поезд, а другая, которая ее преследует, врезается в цистерну с горючим и взрывается. Здесь главная сложность в том, что точно просчитать синхронное движение двух автомобилей и поезда практически нереально.

— Почему?

— Железнодорожный состав не может постоянно ехать с одинаковой скоростью. А счет-то на сотые доли секунды! Голливудские каскадеры, узнав, что трюк выполнялся вживую, без всяких компьютерных штучек, хватались за голову. Кстати, самые опасные трюки связаны с огнем. В одежде, которая пропитана специальной смесью, можно «гореть», не получая ожогов, 40 секунд. Из них 37 оператор снимает. На то, чтобы потушить пламя, остаются три секунды.

— Сурово. Правда, что в Советском Союзе каскадерам за любой трюк платили 56 рублей?

— Нет. Была градация — в зависимости от сложности. 28 рублей, 36, 44 и 56. Последняя ставка — как у народного артиста СССР. Причем у него с учетом репетиции набегало 112 рублей за каждый съемочный день. А мы, каскадеры, за раз отстрелялись — и до свидания.

— Зачем в «Крестоносце» Ольга Кабо сама прыгала с четвертого этажа?

— По сюжету это была финальная точка картины. Хотелось снять эффектно. Продублировать незаметно главную героиню, прыгающую с такой высоты, невозможно. Вот я Олю и уговорил.

— Сразу согласилась?

— Нет. Первая реакция: «Ой, Саша, страшно!» Отвечаю: «Оленька, пойдем наверх, все покажу». Поднимаемся, подходим к окну, вижу — потряхивает. «Смотри, как это делается...» И прыгаю прямо на ее глазах. Один раз, второй, третий.

— Что внизу?

— Картонные коробки. Оля доверяла мне, успокоилась. В какой-то момент кивнула: «Давай». Встали в оконный проем, взялись за руки. Я спросил: «Что, по-прежнему страшновато?» — «Да» — «Можем присесть». Сели. Кабо приободрилась: «О, уже пониже...» — «Ну и вперед». Все!

— Сколько было дублей?

— Два. Первый забраковали. Оля так сгруппировалась, что полетела камнем, пробила все коробки, я не сразу ее нашел. Вскочила, в глазах слезы. Я крикнул: «Шампанского!» Принесли, разлили.

— Выпила?

— Чуть-чуть. А теперь, говорю, повторим, только когда прыгаешь — уже не группируйся. Со второй попытки получилось. Олю потом еще долго колотило, была в состоянии аффекта. Я ее понимаю — действительно страшно.

— Даже вам?

— Разумеется. Но прыгаю, потому что работа такая. А страх присутствует, это нормально. Если человек ничего не боится, ему пора в «дурку».

— Сегодня все трюки создаются уже на компьютере?

— Ну почему? Компьютер позволяет нам расширить видеоряд, добавить динамики. Но работают-то все равно люди. И никуда они не денутся — ни через 20 лет, ни через 50. Разве можно заменить актера рисунком? Это будет не кино, а мультфильм. С каскадерами то же самое. Уверен, наша профессия никогда не умрет.

«Асса»

— Вычитали в заметке, посвященной фильму «Человек с бульвара Капуцинов»: «Караченцов сразу заявил, что отказывается от помощи дублеров и все трюки будет выполнять сам. Когда на пробах ему предложили подраться с главным каскадером Иншаковым, без раздумий кинулся на него с кулаками».

— Чепуха. Не было ни драки, ни подобных заявлений. Незадолго до съемок Караченцов, играя в теннис, сломал палец на ноге. Ходил прихрамывая. Так что все трюки за него делал каскадер Вася Шлыков, который на Колю очень похож. Я тоже Караченцова кое-чему научил, на крупных планах это пригодилось.

— Значит, ладили?

— Никаких проблем. Как и с Андреем Мироновым. О, вспомнил смешную историю. Поселились мы в Феодосии. В первые же дни в ресторане при гостинице приключился инцидент с морпехами. Приехали, набухались, стали хулиганить. Я разрулил, одного из них на жопу посадил. После чего официанты и персонал относились ко мне с уважухой. Тогда ведь был жуткий дефицит. А для меня из-под прилавка что угодно доставали. Хочешь — колбаску. Хочешь — шампанское. Под конец съемок намечалась отвальная, и Миронов сказал: «Саша, нужна выпивка, закуска — только ты здесь сможешь решить вопрос». Но некоторые еще накануне устроили банкет. А я жил в двухкомнатном номере. И вот среди ночи стук в дверь...

— Как интересно.

— Открываю — три девчонки из съемочной группы. Тепленькие. «Саня, спасай! Ребята напились, дрыхнут на наших кроватях, нам деваться некуда. Можно у тебя перекантуемся?» — «Пожалуйста — вон, вторая комната пустая». Улеглись. Через пару часов просыпаются, начинают переговариваться. Я за стенкой все слышу. «Где мы?» — «У Иншакова» — «Ой, какой позор! Пошли отсюда!» Вскакивают и уходят. Но спустя час возвращаются.

— Еще интереснее.

— «Саня, прости. Ну некуда нам идти...» — «Да оставайтесь, спите». На следующий день отправляюсь закупаться на рынок. Вдруг продавщица спрашивает: «Кто из ваших в 56-м номере живет? Что за мужик?» А это мой номер! Она продолжает: «Представляете, сегодня ночью к нему три девки явились. Два часа с ним кувыркались, убежали, а через час еще три пришли!»

— Какая прелесть.

— Я улыбнулся: «Все в порядке. Номер мой. А девки наши». У нее глаза расширились: «Саша, у нас с подружками сегодня вечеринка...» Сделала паузу, посмотрела по сторонам и добавила: «Вы тоже приходите!»

— Сталкивались с режиссерами, которые относились к каскадерам пренебрежительно?

— Бывало. Сергей Бондарчук в «Борисе Годунове», когда меня лошадью накрыло, отмахнулся: «Да каскадер — это ерунда. Продолжаем съемку». Зато с Гайдаем работать было одно удовольствие. Замечательный дядька. Теплый, внимательный, ко всем с уважением.

— Где вы с Гайдаем пересеклись?

— На двух его последних фильмах. «Частный детектив, или Операция «Кооперация» и «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди».

— А чем запомнились съемки у Сергея Соловьева в «Ассе»?

— Атмосферой. Не просто доброжелательной — домашней. Соловьев это умел, я с ним на нескольких картинах отработал. Но даже представить не мог, что «Асса» станет культовым фильмом.

— Татьяна Друбич призналась, что во время съемок вообще не понимала, о чем это кино.

— Я тоже. Какая-то фантасмагория.

— Со временем восприятие изменилось?

— Нет. На мой взгляд, в сценарии много непонятных вещей, натяжек. Начиная с необъяснимого появления лилипутов. И у Говорухина дурацкая роль злодея...

— Сыграл-то блистательно.

— Это правда. Вот только осталось загадкой — почему же он такой злодей?

— Может, песни Цоя и Гребенщикова сделали фильм культовым?

— Безусловно, музыка добавила «Ассе» популярности. Хотя меня тот же Цой совершенно не впечатлил. Казался ободранным пацаненком. Как и вся его группа.

— Позже прониклись?

— Нет. Кому-то нравятся песни Цоя. Я не в восторге.

Реакция

— Станислав Черчесов рассказывал нам, как однажды спартаковский автобус угодил в аварию: «Я сидел на откидном кресле рядом с водителем. Но успел среагировать, кинулся в проход. А то бы запросто через лобовое стекло вылетел». Случай, когда вас особенно выручила реакция?

— Например, в бою мне еще ни разу в голову не попали. У Агеева научился уклоняться от удара. Да и за рулем в сложных ситуациях реакция спасала.

— А подробнее?

— Еду по окружной. Вижу в зеркало — сзади какой-то идиот догоняет. Еще чуть-чуть — и в меня влетит. Резко ухожу вправо, он проносится мимо и через несколько секунд врезается в отбойник. В другой раз с женой выезжаю на Кутузовский, а по разделительной на огромной скорости, за стольничек, несется автомобиль. Прямо мне в лоб.

— Ох.

— В последний момент успел вывернуть руль, и удар пришелся в левую переднюю фару. Мой «Мерседес» еще метров сорок протащило по дороге, дверь заклинило. Я не пострадал, а у жены — сотрясение мозга. Чувак на другой стороне столб обнял. Сломал ногу, руку. Главное, пьяный в хлам! Сидел, глазами хлопал, вообще ничего не соображал. Я-то шел и думал, что прибью его. А увидел, в каком он состоянии, и махнул рукой: «Жизнь уже наказала».

— Вы же еще мотоциклы любите?

— Люблю. Но давно завязал. Не хочется рисковать.

— Дарил вам мотоцикл приключения?

— Было. В районе Рублевки стоял на светофоре, сзади летела иномарка. Не сбавляя скорости. Понял: сейчас снесет. Заметил дырку между машинами — и быстро по газам. А мотоцикл большой, тяжелый — Honda Gold Wing. Так он аж на заднее колесо приподнялся, представляете?!

— Ускользнули?

— Нет. Секунды не хватило, догнал меня, гад. Я с мотоциклом перелетел дорогу, причем руль в воздухе не выпустил из рук. А этот начал сваливать. Но рядом мои товарищи ехали, сориентировались, преградили путь. Тут я подошел, открыл дверь, в ответ что-то нечленораздельное: «Вя-вя-вя...»

— Пьяный?

— В дупель! Я не сдержался, бух — в пятак. Выключил зажигание, вытащил ключ, закинул подальше, сел на разбитый мотоцикл и поехал домой.

— У вас-то ни царапины?

— Обошлось. Возле поста ДПС тормознули: «Иваныч, что случилось?» Туда уже сообщили. Я попросил гаишников узнать адрес этого деятеля. Вскоре перезвонили, продиктовали.

— Где жил?

— По соседству, на Рублевке. Приблатненный. Вечером подъезжаю к его дому. Слышу — по телефону разговаривает, орет в трубку: «Найдите мне этого козла!»

— Вас, что ли?

— Меня. Звоню в дверь. Открывает. Я без лишних слов опять в пятак. Бам-с! Приподнимаю за шкирку, бью об стенку и говорю: «Теперь за мотоцикл будешь платить. Если не заплатишь — съезжай...»

— И что?

— Съехал. Ребята, эта история из 90-х. Времена тогда были жесткие.

— К разговору об автомобилях. Что творилось у вас в душе, когда на съемках второй «Бригады» взрывали джип «Ламборджини»?

— Я подумал: людям будет приятно на это посмотреть.

— Не жалко?

— Абсолютно. Машина-то никакая! Злобный трактор!

— То есть?

— Жутко неудобная. Час проедешь — оглохнешь. У меня такой же джип был. Когда-то мечтал о нем, привез из Америки. Но покатался немножко — и все, перегорел.

— Продали?

— Подарил знакомым механикам из автосервиса. Они на этот «Ламборджини» молились. Я сказал: «Забирайте. Все равно на нем не езжу. Стоит, ржавеет».

— На что пересели?

— Сейчас у меня «Бентли» и «Мерседес».

— «Ламборджини» — деньги на ветер?

— Сто процентов! Самая бессмысленная покупка в жизни.

— Для съемок автомобиль вам предоставил Умар Джабраилов.

— Да, мой приятель. Я знал, что машина без документов, он и не ездил на ней. Звоню: «Умарчик, у тебя «Ламба» есть — продай. Хочу ее в «Бригаде» взорвать...» — «Саша, тебе — дарю!» Весь разговор.

«Бригада»

— Сколько стоила первая «Бригада»?

— Около трех миллионов долларов.

— Всего?!

— Ну, двадцать лет назад 200 тысяч долларов за серию — большие деньги. Я и Лешу Сидорова, режиссера, сразу предупредил: «Делаем не телевизионное «мыло». А многосерийное кино. Отношение должно быть соответствующим». Что касается денег, то нам еще удалось прилично сэкономить. Благодаря тому, что почти все локации снимали у меня и моих друзей. Банк, казино, рестораны... И машины в картине в основном мои.

— Включая «Линкольн», о котором Космос говорил: «Такая только у меня и Майкла Джексона»?

— Да. Но «Линкольн» уже старенький был. Рухлядь. Вот и взорвали с чистой совестью в последней серии.

— Скажите честно, Саша Белый — это же Сильвестр, лидер ореховской ОПГ?

— Нет-нет, герои не имели конкретных прототипов. Собирательный образ. На экране все вышло достоверно, поскольку перед запуском картины я водил Сидорова по разным местам, даже с братвой знакомил. Объяснял: «Посиди, послушай, как они разговаривают». Помогал и сценаристам Порублеву с Велединским, которых Леша привлек к работе. Ну а родилась идея фильма, когда я посмотрел «Однажды в Америке» и «Крестного отца». Захотелось снять что-то подобное — только о России.

— Кто был против участия Безрукова в «Бригаде»?

— Продюсеры телеканала «Россия», с которым мы делали фильм.

— Что говорили?

— «Не его роль». Безруков в то время еще не был звездой. А я хорошо знал уровень Сергея, он же до этого снимался у меня в «Крестоносце», «Крестоносце-2». Подтягивал потихонечку. Мы и сценарий «Бригады» писали под Безрукова. Я сказал ему: «Насчет фильма не волнуйся. Сашу Белого играешь ты. Это мое решение. Я и автор идеи, и генеральный продюсер...» Он спросил: «А пробы тогда зачем?» — «Они не для тебя — а под тебя. Смотрим актеров, которые тебе подойдут».

— Так как вы переубедили продюсеров?

— Никак. Просто поставил перед фактом: «Сашу Белого сыграет Безруков. Точка!» Я был уверен — его роль! После премьеры в этом убедились все.

— Хоть с кем-то из артистов прокололись?

— Нет! Ни в одном не ошиблись!

— А ведь проколы в любом фильме случаются. Даже в «Покровских воротах», как нам кажется, есть в этом смысле белые пятна.

— Соглашусь. Меня вообще «Покровские ворота» раздражают. Исключительно из-за Костика. Очень уж крикливый, чересчур энергичный. В жизни так не бывает. Вот остальные актеры — фантастические! Все на своем месте! Кроме главного героя.

— Для «Бригады» вы Безрукова выкупали у Табакова. Цена вопроса?

— Не помню. Сумма высчитывалась исходя из кассового сбора за каждый спектакль, пропущенный Безруковым. Это было условие Олега Павловича. Иначе бы Сергея на съемки не отпустил.

— Сегодня в какую сумму обойдется съемка фильма?

— Зависит от сценария, локации, других факторов. Вот я готовлю «Легенду о Тамерлане» — это 7-8 миллионов долларов.

— Затраты отбить реально?

— Если у меня снимутся несколько известных актеров из Китая и договоримся о прокате в этой стране — все отобьется. Пока к съемкам не приступали.

— Михаил Козаков говорил: «Я себя не переоцениваю, могу похвалить разве что за любовь к труду». За что можете похвалить себя вы?

— За то, что не успокаиваюсь. Продолжаю искать приключения на свою задницу.

— Вы о кино?

— В том числе. Проектов много. Например, очень хочу снять фильм о футболе.

— Вы же не болельщик.

— У меня действительно нет любимой команды, российский футбол не смотрю, потому что это полный отстой. Вот матчи с участием европейских топ-клубов — кайф!

— Ну и о чем будет фильм?

— О победе нашей сборной в Кубке Европы-1960. В свое время Виктор Понедельник, автор золотого гола в ворота югославов, рассказал кучу интересных подробностей. Набирается потрясающий материал. Другая картина — о малоизвестном эпизоде первых дней Великой Отечественной. Вы знаете, что под Черкассами в селе Легедзино установлен памятник героям-пограничникам и служебным собакам?

— Нет.

— Вкратце история такая. Лето 1941-го, Украина, тяжелейшие бои. Отступление наших прикрывает погранотряд, в котором полсотни человек и 150 овчарок. Патроны на исходе, силы тают, много убитых и раненых. Враг приближается. И тогда парни идут в атаку вместе с собаками!

— Невероятно.

— Да! Фашисты в панике! Начинают удирать! А собаки их преследуют, сбивают с ног, впиваются в горло... На следующий день немцы, конечно, вернулись — уже с танками, бронетехникой. Всех перебили.

— Никто не выжил?

— Одна-единственная овчарка уцелела. Вот говорю вам, еще раз пропускаю все через себя — и мурашки по коже, в горле комок. Я уже представляю, как это можно снять.

— Без гибели животных?

— Разумеется. Ну а ближайшие планы связаны с фильмом о Тамерлане. О том, как, уничтожив Золотую Орду, пошел на Русь. В ночь перед наступлением, когда уже готовился перейти Оку, ему было видение Владимирской Божьей Матери. Она велела покинуть Русь, и Тамерлан со своим войском повернул обратно. Кстати, по легенде осенью 1941-го, когда фашисты вплотную приблизились к Москве, в небо поднялся самолет и трижды облетел город. С той самой иконой Божьей Матери на борту. А еще существовало предание — если потревожить могилу Тамерлана, начнется война. Советские археологи вскрыли его гробницу в Самарканде 19 июня 1941-го... Совпадение или нет — решайте сами.

— Роль Тамерлана кому доверите?

— Есть несколько вариантов. Думаем. Возможно, сыграю я. В одном мы точно схожи. Тамерлан после ранения припадал на правую ногу. Вот и я теперь прихрамываю.