Бывших ополченцев привезли в ДК, расположенный на территории российской военной базы в Ботлихе. Через минуту мне было ясно, что они себя бывшими, конечно, не считают и считать не будут никогда.
Я поговорил с одним из них, Тилоуром Хайбуллаевым. Он был одним из тех, кто возглавлял оборону Ботлиха в августе 1999 года.
— Кем вы работали до войны?
— Кем работал? — переспросил он.— Никем не работал. Сельчанином был просто. Помните, говорили, что были люди, которые после всего отказались от наград? Так вот это мы!
То есть он не считал себя на самом деле просто сельчанином. Он был в своих глазах прежде всего человеком, отказавшимся от наград.
— Сначала,— рассказывал он,— пастухи нам говорят, что они там, на чеченской территории накапливаются. Все их амбиции там собрались! И у нас тоже собрание амбиций было. Мы ведь как чувствовали… Оружия до этого купили…— он замялся.— Для себя… А потом еще раз дали нам…
Чеченские боевики хотели поговорить с ними. Они хотели поговорить и пройти через эти дагестанские села. В конце концов, раньше они тут жили с этими дагестанцами не то что мирно, а может, и как братья.
И о том, что тут, в Ботлихском районе, было в Первую чеченскую войну, до сих пор все рассказывают не очень охотно.
— Мы пошли,— говорил Тилоур Хайбуллаев,— поговорить с ними. С нами еще был один старик, которого они могли послушать, он сейчас уже умер… Так вот, они вышли к нам. Уйдите, говорят. Если не уберетесь, через вас пройдем.
Конечно, он рассказывал эту историю не в первый раз. И наверное, не в сотый. Но я же видел, что он переживает ее как в первый и как в последний.
— Я их главному говорю: «Через нас ни один не пройдет». А они же с исламом пришли к нам. Его именем все делали. И к нам обращались от его имени. Я им говорю: «Если ты мусульманин, давай так. Откуда к вам ислам пришел? От нас! От нас пришел!»
— И что он?
— Он молчит. Потом говорит, что если Чечня объединится с Дагестаном, то у нас будут и море, и нефть, и газ, и мы будем очень хорошо жить…
— Все равно не понравилась идея? — уточнил я.
— Нет,— покачал он головой.— Спасибо, говорю, родной, без тебя разберемся. Мы же видели, что это другие люди. Они готовы были убивать нас, наши семьи, чтобы пройти. Мы не могли их пустить.
Он рассказал, что еще дольше боевики уговаривали пропустить их хотя бы через мост.
— А этот мост держал четыре района Дагестана. Если мост их — эти районы тоже их. Я сказал, что я не предатель…— продолжал Тилоур Хайбуллаев.— А ведь после 1996 года мы их семьи у себя держали… В Ботлихском районе их 1,5 тыс. в наших селах жили. В моей спальне четыре человека спали… Ну он распсиховался: «Я через тебя пройду!» А я стою без ножа под их пулеметами…
Он рассказывал об этом очень спокойно, слова не искал, не запинался. Просто говорил все как есть, и опять, конечно, не в первый раз:
— Я ему говорю: «Ты через меня пройдешь, как твой отец через моего отца когда-то прошел!..» Он схватил меня вот так!.. (Тилоур Хайбуллаев показал как: за грудки.— А. К.)… Я его схватил, разняли нас… Это 11 августа произошло. Мы взорвали каменную дорогу, по которой они свою технику тащили: и зенитку, и все остальное. У них много всего было. А у нас только автоматы. Ну и через день, 13-го, ночью, мы с ними конкретно повоевали, до утра. У них раненые были, у нас… И утром они убежали, зенитку бросили…
— Значит, убитых не было? — переспросил я.— Хорошо, что не было.
— Были убитые,— помедлив, добавил он.— Были. На следующий день самолет прилетел и по нашим позициям ударил.
— У чеченцев что, даже самолет был? — удивился я.
— Да нет,— сказал он.— Наш самолет был. Ошибочно получилось.
Я уж дальше расспрашивать его не стал.
В центре Ботлиха висел огромный портрет Владимира Путина с его словами: «В Ботлих придет газ, электричество, дороги…» Слова были датированы 15 июля 2005 года. Я подумал, что это, наверное, лишнее подтверждение того, что слова Владимира Путина никогда не утеряют актуальности. Но все-таки через минуту я увидел открытый накануне памятник (воинам-победителям в Великой Отечественной войне, воинам-интернационалистам, погибшим в Афганистане, а также ополченцам), горящий Вечный огонь перед ним и подумал, что газ все-таки, видимо, провели.
Так и оказалось.
Три пожилые женщины, сидевшие на скамейке недалеко от памятника, долго вспоминали, с какого года в Ботлихском районе есть газ. Одна настаивала, что уже в 2006-м все было. С ней спорили, привлекли мужчин…
Через несколько секунд люди, молча ждавшие здесь Владимира Путина и стоявшие порознь малозаметными кучками, превратились в одну большую группу яростных спорщиков. В конце концов сошлись на том, что не позже 2010 года газ везде уже был.
Тут я увидел и скульптора Хизри Асадулаева, народного художника Чеченской Республики, заслуженного художника Дагестана, 38 лет живущего в Минске. Он сказал, что последний месяц спал три-четыре часа в сутки — и вот успели, открыли вовремя.
— Видите,— объяснил он мне,— втроем стоят, словно вросшие в гору… И это должно говорить о том, что они всегда стояли как скала!.. Как гора! Видите, солдат-победитель сделал свое дело, автомат опустил… У воина-интернационалиста рука на автомате на всякий случай. А мужчина в годах в папахе (он так уважительно отзывался о третьей фигуре памятника, об ополченце.— А. К.) крепко держит карабин в руках! Это образ народа-горца! Сделаете хоть шаг вперед — и получите пулю в лоб!
Хизри Асадулаев казался сейчас растормошенным своим собственным рассказом.
— Бурка ополченца — из железобетона, сами фигуры — из силумина, это такой сплав… Бронза не подходила к этому содержанию,— рассказывал скульптор.— Бронза с бетоном плохо сочетаются. А тонировать бетон под бронзу — нелогично. Вычурность здесь никак не катит…
В Минске памятник и отлили:
— Местная фирма не справилась бы,— покачал он головой.— Большая фирма выиграла тендер и заключила со мной договор.
Хизри Асадулаев, это было видно, гордился своим творением, которое теперь будет, я уверен, главной достопримечательностью Ботлиха (если не считать того, что Ботлих сам по себе является достопримечательностью.— А. К.). И все они здесь гордились. И правда, никто не скажет, что памятник не удался.
И это был ведь, может быть, единственный памятник, который находился на крыше какого-то дома: такой уж тут сложился рельеф местности. И прямо за памятником тоже виднелась зеленая крыша, уже другого дома, и тут уж все сходились в том, что лучше бы ее не было: портит величие. Наверное, уберут крышу.
Владимир Путин прилетел сразу на восьми вертолетах. Столько я насчитал и не ошибся. Здесь были, конечно, и боевые вертолеты, и разные другие. Российский президент несколько раз обнялся с главой Ботлихского района Магомедом Патхулаевым, который встречал его. Это был не чужой Владимиру Путину человек. Он аккуратно обнял российского президента один раз, но тот обнялся с ним сам и второй, и третий. Что-то они пережили, видимо, вместе 20 лет назад, когда Владимир Путин прилетел сюда вскоре после тех боев. Он тогда невероятно оценил то, что они сделали. И от этого и они ему стали особенно, видимо, дороги, и он им.
Тут не то что не было ничего личного. Тут личным было все.
Президент возложил цветы к памятнику и подошел к людям, ждавшим его. Тут было много глав районов республики, были женщины, участвовавшие в ополчении. Одна сказала ему, что во время событий командовала пищеблоком.
— И все были сыты! — констатировала она.— И поэтому победили! И благодаря армии, конечно…
— И благодаря вашей пище,— поддержал ее российский президент.— Видите, как хорошо она сказала: командовала пищеблоком…
Одного из мужчин Владимир Путин спросил, какое оружие у них было.
— Какое давали, такое и брали,— пожал тот плечами.
Владимир Путин сам же тогда разрешил выдать им оружие, так что тема интересовала его.
Бывший глава села Анди рассказывал ему, что «на Андинском направлении нас стояло 2 тыс. человек, все села… Женщины, дети рыли окопы…».
Я подумал, что ведь, наверное, прежде всего или по крайней мере не в последнюю очередь чеченские боевики раззадорили дагестанцев своей бесцеремонностью. Они шли и были уверены, что пройдут. За это и поплатились.
Президента благодарили за дороги (из Ботлиха до Махачкалы сейчас есть очень качественная асфальтированная трасса), он соглашался:
— Да, чтоб вам в случае чего было легче передвигаться!..
Ему рассказывали, как останавливали боевиков, и он добавлял:
— Да, они же приходили под знаменем ислама... Мы две тысячи мечетей за эти годы построили. Они бы столько не построили никогда!
То есть он, кажется, до сих пор убеждал их в том, что они правильно сделали, что именно так поступили тогда.
— Я уже не говорю про социалку! — продолжил президент.— Футбольный стадион!..
— Ботлихскому району завидует весь Дагестан! — соглашались с ним.
— Еще и в экономике порядок немножко навели,— великодушно кивал президент на стоявшего почти сзади него главу Дагестана Владимира Васильева.— С бюджетом разобрались, и это сразу на экономике отражается…
Видимо, он имел в виду, что теперь из бюджета воруют меньше.
— Нам с вами главное — ваше здоровье! — кричали ему.
Да, они здесь, конечно, молились на него.
— В горах накопилось много мусора,— тем временем рассказывал им Владимир Путин,— горы надо почистить…
Он имел в виду на этот раз настоящий мусор.
Наконец, долго выстраивались, чтобы сфотографироваться и чтобы все вошли в кадр, и скульптор Асадулаев пользовался паузами, чтобы не один раз спросить президента, понравился ли ему памятник.
— Да! Я сразу обратил внимание... Это то, что нужно!.. Да, отлично!
— Хороший, да? — снова невинно интересовался скульптор.
— Очень! — заверял его господин Путин.
Потом он встретился и с ополченцами. В одном из небольших помещений ДК на военной базе накрыли фуршетный стол: колбаса, язык, рыба (преобладал по понятным причинам осетр), сыр, много фруктов, и прежде всего виноград… Перед каждым стояла доверху налитая стопка.
— Человек проявляется в критических обстоятельствах,— говорил этим людям президент,— и вы показали себя наилучшим образом…
Он сказал и про памятник, уже без подсказок Хизри Асадулаева: что этот памятник украсил бы не только российскую столицу, а и европейские столицы тоже (это, конечно, проверяется экспериментальным путем).
В общем, все это был тост, Владимир Путин буквально опрокинул в себя стопку водки, не закусывая даже, и выполнил таким образом свое обещание приехать к этим людям и именно это сделать.
И все про это, разумеется, потом сразу передали и написали.
Я обратил внимание, что стопку у президента сразу забрали, унесли в угол, туда, где стояла звукоусиливающая аппаратура; там, за ней в глубине, стояла начатая литровая бутылка водки, из которой стопку снова наполнили и поставили перед президентом. Но в следующий раз он опорожнил ее только через час.
Пригубили между тем и остальные. Владимир Путин говорил, что проезжал сейчас мимо большого красивого ресторана:
— Думаю, может, туда везут… Чей ресторан-то?
— Одного…— туманно отвечали ему.— Да, хороший. Из соседних сел приезжают!..
Ресторан этот и правда видно в Ботлихе, кажется, отовсюду. На нем же еще и написано крупно и однозначно: «Ресторан».
— Для меня тогда,— говорил президент,— принципиально важно было то, что произошло. Я понял, что люди поддерживают. Что готовы идти на жертвы, но не пропустить…
Тут заговорил тот самый ополченец, с которым я беседовал в самом начале, Тилоур Хайбуллаев:
— Мы те же ополченцы, что 20 лет назад! Плюс дети наши выросли!.. Если что — будем стоять!
Они вспоминали боевиков, которые тогда захватили несколько сел.
— Но что это были за люди? Они когда уходили, обокрали дома! — воскликнул президент.— Старенький телевизор, холодильник… Что это за люди пришли? Бандиты и есть.
Он опять убеждал дагестанцев, что правы они были, правы во всем.
— Есть вещи,— говорил Владимир Путин,— которые нельзя забывать. И нельзя переврать. Если мы забываем что-то, то это забытое может к вам вернуться…
Казалось, в этом разговоре не слишком ли много пафоса (а последняя картина и вовсе из фильма ужасов, что ли). Но за этим столом среди этих людей какой угодно пафос оказывался уместным, они просто жадно ловили и глотали каждое его слово, чтобы передавать его потом детям и внукам и повторять, с кем стояли тогда за одним столом. Да, все тут было так, как надо. И памятник тоже.
Один ополченец рассказал, что живет сейчас в Махачкале, на берегу моря, и что раньше море было чистым, и туристов было много, но сейчас все по-другому, потому что несколько лет назад бросили строить коллектор, не доведя его толком даже до Каспийска, и сточные воды многих домов Махачкалы уходят прямо в море. Так что хорошо бы достроить коллектор-то.
— Поручение уже имеется, Владимир Владимирович,— перебивал ополченца Владимир Васильев.— В этом году запустим строительство снова!
— Решение принято? — переспрашивал президент.
— Да,— подтверждал Владимир Васильев.— Ваше решение принято!
Я поражался и отдавал должное этой удивительной формулировке, а Владимир Васильев уточнял:
— Ваше решение передано Силуанову (министру финансов РФ Антону Силуанову.— “Ъ”), я ему вчера звонил…
— Понятно,— соглашался, с облегчением поняв алгоритм своего решения, Владимир Путин,— я ему тоже позвоню…
— Я заведующая детским садом,— говорила женщина, стоявшая сейчас рядом с Владимиром Путиным.— Знаете, женщины Ботлиха были растеряны… Боевики заняли села… Люди спускались к нам, дети, люди в колясках… Мы устроили блок питания при детском садике... Лечебницу, бомбоубежище… Вы можете спросить: откуда продукты? Все жители носили овощи, фрукты, еду… Потом прибыли федералы…
— Морская пехота,— уточнил, сдержанно кивнув, президент.
— Им по 18 лет было многим,— вздохнула эта женщина.— мы и еду им носили, и лекарства, и воду… И нательное белье… Они же раздеты были совсем…
Еще один ополченец, глава Ботлихского МФЦ, пожаловался, что кавказцам трудно поступить в военные училища:
— Я хотел, чтобы после девятого класса мой сын поступил в кадетскую школу. У нас, кавказцев, характер такой: в приемную комиссию не идем, сначала знакомых ищем!.. Я богат своими друзьями, и они мне сказали: «Лучше не подавайте документы, есть негласное решение чеченцев и дагестанцев не принимать…»
— Конечно, команды не принимать ребят с Кавказа нет,— на лице российского президента было спокойное возмущение.— Они нужны нам! Наоборот, если ребята с Кавказа бузят, то к ним придет тоже человек с Кавказа…
Владимир Путин разговаривал с ними в их логике и их словами, по крайней мере старался.
— Моя прямая команда была — сформировать в Сирии подразделение военной полиции с Кавказа! — разъяснял президент.— Сирия — мусульманская страна, и присутствие мусульман из России принципиально важно!.. Так что такой команды (негласного решения не принимать дагестанцев и чеченцев.— А. К.) нет и быть не может.
Президент вспомнил, что глава Ботлихского МФЦ сначала ищет связи, а не идет в приемную комиссию:
— Знайте: у вас есть хорошие связи. Они вам точно помогут!..
Никто тут за все это время даже не притронулся к еде. Им было совсем не до этого. Да и не пили. Благодарили опять, говорили, что гордятся таким президентом.
— При таких людях, при таких замечательных, красивых и добрых женщинах, при таких мужественных и строгих мужчинах в России не может быть какой-то слюнтяй во главе государства! — неожиданно сформулировал довольно сложную конструкцию из слов российский президент.
Он сказал, что ему надо ехать (в Сочи его ждал израильский премьер Биньямин Нетаньяху.— А. К.), но еще несколько человек невозмутимо, один за другим говорили с ним. Один предложил составить программу развития горских районов:
— Чтобы не спускались в город! А то побывали в Махачкале — и традиции горцев теряются!
Наконец Владимир Путин вышел с ними фотографироваться, а Владимир Васильев по дороге шепотом выговаривал этому горцу:
— Надо всем вместе говорить и действовать, а не так!..
Но они были тут все-таки эти полдня все вместе, и это было то, чего Дагестан в очередной раз никогда не забудет Владимиру Путину.
Я вот только одного не понял. А почему водка за тем столом была в стопке только у Владимира Путина — и в начале, и в самом конце?
У остальных-то, будем говорить прямо,— вода в стопках была.
Я ж проверял.
0
75.00
