Татарский говорил настолько ярко, афористично, что вскоре после нашего знакомства в конце 70-х я стал записывать его на диктофон. Везде. Авось, когда-нибудь да пригодится! Пригодилось… Жаль только, что уже после смерти Саши.
– Это такой, знаете, русский вариант Диснея, – сказал мне как-то «папа» Чебурашки и крокодила Гены Эдуард Успенский. – Вот насколько можно в нашей системе состояться – настолько он и состоялся. Это с диким трудом невероятным, с постоянной пахотой. Да, его не любили всякие начальники. Но он делал такие классные вещи, что не знать Сашу Татарского было невозможно.
Вообще-то он мечтал стать футболистом. Дом Татарских стоял аккурат напротив легендарного киевского стадиона «Динамо». И, понятно, вся окрестная ребятня грезила о футбольной славе.
Александр ТАТАРСКИЙ. Из разговора 1980 года:
– У входа на стадион была большая асфальтовая площадка с турникетами. Эти турникеты заменяли нам ворота. Игра начиналась часов в десять утра и продолжалась – ну, пока совсем не стемнеет. А летом темнеет поздно. Кто-то уходил, кто-то приходил, кто-то уезжал с родителями в гости, а потом возвращался, то есть замены были постоянные. Но счёт плюсовался к первым утренним голам и мог, к примеру, получиться сто на семьдесят. Однажды – я тогда учился в четвёртом классе – мне в таком матче сломали правую руку. Дико раздробили сустав. Врачи сделали несколько операций, по кусочкам собирали кости. И после этого рука несколько лет почти не сгибалась.
– А как же ты тогда рисовал?
– Левой рукой. Потом, постепенно, и правую разработал – настольным теннисом. Теперь она почти не уступает левой. А тогда я много месяцев ходил в гипсе. И представьте ужас моего отца, который однажды увидел, что я играю с этим гипсом на воротах! Я выучился так выходить на отражение удара, чтобы потом упасть только на левый бок. За этот героизм меня чуть было не взяли в заветную школу киевского «Динамо». Точнее, взяли, но вскоре отчислили. Оказалось, что у меня врождённый порок сердца, а значит, надо избегать больших нагрузок. Поэтому я умру несчастным человеком – с невоплощённой детской мечтой…
Его отец, Михаил Семёнович, писал репризы для великих клоунов Юрия Никулина и Михаила Шуйдина. Они часто бывали в Киеве, в доме у Татарских. И Никулин сказал однажды, что в душе маленький Саша – тоже клоун. Юрий Владимирович угадал – в мультфильмах Александра Татарского многое идёт от клоунады. Да и вообще он дня не мог прожить без розыгрышей, провокаций и мистификаций.
– Ехали мы как-то в машине с ним, разговаривали, – вспоминает Евгений Делюсин, ученик Татарского, который теперь работает в Лос-Анджелесе. – Вдруг Саша спрашивает: «Хочешь порулить?» И тут же вручает мне баранку. А машина едет! Это был шок. Оказывается, у него в «Москвиче» руль отстёгивался!
В «Останкине» стены тонкие, и слухи о шуточках Татарского мгновенно доходили до руководства. В конце концов, Татарского выставили из главного корпуса телецентра в обшарпанный барак неподалёку. Хотели припугнуть, унизить этой ссылкой, однако результат оказался противоположным. В бараке не было бюро пропусков. И туда потянулись толпы будущих «гениев анимации» – с Арбата, с вернисажа в Измайловском парке…
– Татарский был, как бы сказать-то поточнее… Как положительно заряженная атомная бомба, – это слова другого знаменитого аниматора, Эдуарда Назарова. – Положительная в том смысле, что от него исходила мощная хорошая энергия. И он поражал всех окружающих этой кипучей совершенно энергией, неотразимой. Отчасти поэтому ему иногда верили даже в Госкино и давали деньги. Потому что он мог рассказать о ещё не существующем проекте так, что все думали – там уже всё готово. А на самом деле не было ни сценария, ничего. Вот эта дикая совершенно убеждённость, притом азартная и весёлая, она всех захватывала. Вот Сашка так и летел, так и жил.
Но это было уже в Москве. А поначалу отец пристроил сына в киевский цирк – униформистом, с прицелом выучить на клоуна. Но долго Саша там не продержался. Он придумывал таких персонажей, которых ни один клоун не сыграл бы. Их можно было разве что нарисовать. Отсюда и возникла идея делать мультики.
Поэтому Татарский-младший перебрался на студию «Киевнаучфильм», где было отделение анимации.
Александр ТАТАРСКИЙ. Из разговора 1980 года:
– На второй или на третий день пребывания на этой студии я украл изрядное количество кальки. Я понемножку её со всех столов тырил и, как белка, прятал в ящик своего стола. Я решил делать подпольное кино, где буду и сценаристом, и художником, и режиссёром. Но очень быстро убедился, что ничего не умею и надо многому подучиться. Через два года снова взялся за подпольное кино. И снова понял, что ничего по-настоящему не умею, в особенности рисовать. И вот эта самооценка была правильная. Я уразумел на всю жизнь, что очень стыдно делать что-то плохо и выставлять свою халтуру напоказ.
В разгар этих мучительных терзаний группу сотрудников «Киевнаучфильма» отправили на обязательную в советские времена «шефскую помощь» какому-то колхозу. В этот «спецназ» вместе с Татарским попал Игорь Ковалёв – как потом выяснилось, рисовальщик от бога.
– С Сашкой мы познакомились в кровати, – рассказывает Ковалёв. – В колхозе нас селили по два человека в хате. И хозяйка нашей хаты сказала: «Хлопци, ви знаете шо? У мине тильки одна кровать. И я могу положить вас тильки на неё – вдвоём». Правда, кровать оказалась мягкая, большая… На заре нас увозили в далёкие поля. А это были болота только что осушенные. Там росли сорняки, и между ними свёкла крошечная – как яйца перепёлки. А сорняки – как баобабы. И нужно было все баобабы повыдёргивать, а яички в земле оставить. В спину кусались слепни вот такого размера – куда больше, чем свёкла. И солнце палило нещадно. В общем, это была пытка. Но она нас сблизила.
Вернувшись в Киев, они взялись за подпольное кино уже вдвоём. Днём малевали на «Киевнаучфильме» что прикажут, а по ночам корпели за своим «мультстанком», который ухитрились смастерить из обломков железной кровати и списанного рентгеновского аппарата.
Александр ТАТАРСКИЙ. Из разговора 1980 года:
– Иногда в нашу мастерскую приходили такие серьёзные дяди в штатском: «А что вы тут делаете? Мультфильмы, да? Мультфильмы – это хорошо. А вот на этой вашей штуковине можно переснять текст? Листовки размножить?» Это обязательно, про что спрашивали, – можно ли размножить листовки? То есть в нас видели прежде всего потенциально опасных типов, что мы, под видом мультфильмов, распечатываем листовки про плохого Брежнева, а потом будем ночью ходить, подняв воротники, в париках под видом Ленина, и клеить всё это на стены. Вот этого опасались! После каждого такого визита нам приходилось спешно подыскивать новое убежище. Кроме того, работу тормозила чудовищная неорганизованность Ковалёва. Он одновременно играл на барабане, делал со мной кино, он любил сразу много девочек, он пил с ними коньяк, он занимался какими-то оккультными науками и ездил на какие-то тайные сборища в лес. А мультипликация требует усидчивости. Поэтому я постепенно победил девочек, рок-группу, оккультные науки – всё, чем он увлекался. Тихо-тихо, как, знаете, бывают такие жёны, которые способны перетерпеть много любовниц, проявить выдержку и добиться, чтобы муж потерял к любовницам интерес. Вот я был как раз такой женой.
Забавно, но примерно то же самое потом говорил о Татарском Ковалёв:
– У него было много идей для новых фильмов. Причём шикарных, просто супер! Я говорю: что ж ты это не делаешь, почему? Очень жалко, что человек с такими мозгами был абсолютно неорганизованным. Когда Саша утром вставал, обычный процесс почистить зубы, принять душ и позавтракать занимал минимум два с половиной часа, а то и три. Он параллельно что-то записывал, какие-то новые мысли приходили ему в голову… Ещё Саша любил поговорить. Очень подолгу. Когда он с кем-то разговаривал по телефону, тот человек мог отойти, принять душ, вернуться – Саша продолжал говорить. А потом, уже одетый, стоя в дверях, вспоминал: «А я же зубы так и не почистил!»
В конце концов, друзья закончили свой первый фильм – «Кстати о птичках» – и отправились с этим подпольно-самопальным шедевром в Москву. Хотели показать его на Высших режиссёрских курсах. Бобины с плёнкой везли в сетчатой авоське – как картошку с рынка. На привокзальной площади спросили у какой-то бабули – где тут Большой Тишинский переулок?
Александр ТАТАРСКИЙ. Из разговора 1980 года:
– А бабушка и говорит: «Наверное, приехали на курсы к Хитруку поступать?» Мы абсолютно обалдели! У нас что, на физиономиях всё написано?! Оказалось, бабушка работала на курсах гардеробщицей. Показала дорогу, но предупредила: сейчас каникулы и вряд ли вы кого-нибудь застанете на месте. Она оказалась права. Пришлось несолоно хлебавши возвращаться домой. Однако мечта о Высших режиссёрских курсах уже не покидала ни на миг.
Татарский очень любил родной Киев. Но часто говорил, что в этом дивном городе прекрасная флора сочетается со злобной фауной. В отместку за то, что два зарвавшихся «юных гения» осмелились состряпать «нелегальное» кино, директор «Киевнаучфильма» накатал на них донос, выдав обычную вечеринку в доме у Саши за пьяную оргию с изнасилованием. Он не сомневался, что ему поверят – все знали, что Татарский с Ковалёвым были крайне неравнодушны к девушкам.
По доносу возбудили уголовное дело. К счастью, оно вскоре лопнуло. И друзья вновь отправились на покорение Москвы. На этот раз Ковалёва приняли на курсы, а вот Татарского почему-то нет. Попытки устроиться на телевидение тоже ни к чему не приводили.
Александр ТАТАРСКИЙ. Из разговора 1980 года:
– Я оказался абсолютно безработным. И обсуждал с одним знакомым инженером – теперь он, понятно, живёт в Америке, а тогда бутылки в пункте стеклотары принимал, – как бы и мне устроиться на такое же хлебное место? Ведь я ничего, кроме кино, делать не умел!
Как раз в это отчаянное время судьба свела его с Эдуардом Успенским, худруком маленькой студии «Мульттелефильм». Они быстро подружились. Оба – влюблённые в анимацию.
0
60.00
