ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Sept. 22, 2014

Молоко сворачивается

Рейтинг:

122.0

Продовольственные санкции действуют в стране уже месяц. Оптимистичные эксперты обещали: закрытие внешних границ даст толчок к развитию внутреннего рынка и производства. Но реальность не подтверждает их прогнозов. Кроме обещаний работники сельского хозяйства пока не получили ничего: ни госпрограммы развития, ни гарантий, ни кредитов. Теперь аграрии склонны думать, что дело ограничится показательной раздачей денег (которых на всех, конечно, не хватит). При этом молочные комбинаты в стране, как выяснил "Огонек", закрываются и безо всяких санкций

С октября в Смоленской области закрывается молочный комбинат — на фоне разговоров о подъеме отечественного производителя.

— Я этот месяц честно ждал. С коллегами собирались, разговаривали: вдруг что изменится после санкций. И знаете что? — Ансарбий Хотов, глава смоленского СПК "Совхоз "Днепр"", прищуривается и подается вперед перед важным заявлением.— А вот одно понял. Тут Лукашенко недавно праздновал 60-летие, и надо было ему свой совхоз подарить. Совсем. Просто чтобы не пропадало. Нет здесь будущего: санкции не санкции, нам только хуже. Я 36 лет на этой земле. Я знаю, о чем говорю.

Учить этого человека патриотизму не стоит. Немолодой Хотов, отдавший десятилетия молочному скотоводству и узнающий своих коров "в лицо", понимает и что такое родная земля, и что значит быть ее хозяином. Когда он теперь, идя по осеннему полю мимо стад, рассказывает о своих планах — если не "подарить совхоз Лукашенко", то хотя бы открыть с белорусами совместное хозяйство, передав им часть угодий,— выходит не умелый бизнес-план, а жест отчаяния. "И хотел бы иначе, и могу, а вот же".

Коротким "вот же" хозяин резюмирует все хитросплетения областной и федеральной аграрной политики. И тот неприятный факт, что с 1 октября закрывается главный молочный комбинат области — под разговоры о развитии отечественной промышленности. И то, что срок уплаты налогов для всех хозяйств установлен жестко — не позднее 21-го числа каждого месяца, а госгарантий на покупку их продукции нет никаких. И то, что само государство должно Хотову больше миллиона рублей: за обеспечение "в долг" молоком школ, больниц, спецучреждений области в 1990-е. Время прошло, руководители сменились, возвращать долги никто не собирается.

— Помню, в 2001-м случилась у меня трагедия: 150 коров полегло, отравившись некачественной бурдой,— вспоминает Ансарбий.— Я, знаете, никого видеть не мог. Пришел в областное правительство, говорю: дайте мне кредит, вы же мне сами должны. Ни копейки не дали. Помог мне тогда только смоленский молочный комбинат, вручив миллион на восстановление. Но теперь и комбината нет.

Весть о закрытии молокозавода была ожидаемой, но в свете последних патриотических телеэфиров оказалась особенно горькой. Любой разговор, даже попытка разговора о пользе "антисанкций" воспринимается здесь в штыки, с обидой за несбыточные надежды и ругательным перечислением всех крупных чиновничьих фамилий.

— Молоком мы себя обеспечим, да?! — возмущен Валентин Листопадов, глава смоленского СПК "Рассвет".— Да мы скоро молоко контрабандой из Франции будем возить! Я вам серьезно говорю. Мелкие и средние хозяйства у нас в области давно предоставлены сами себе, хоть как-то помогают крупным — у кого больше 600 голов скота. Да и то... По отдельным районам падение производства молока на 50-70 процентов за последний год — и никого не волнует. Там закупят сухое, там возьмут белорусское — вот и получается экономика. Эдак мы себя "обеспечим", конечно.

Не причина, а результат

Вся история о том, как в молочном крае, на Смоленщине, вдруг стало пропадать молоко, разными нитями и человеческими судьбами связана с закатом молочного комбината. А этот закат, в свою очередь, иллюстрирует десятилетия не только экономической, но и политической жизни региона.

Неудивительно, что первая версия столичной прессы: производство закрывают, так как не хватает дешевого европейского сырья, в частности сухого молока, устраивала большинство заинтересованных лиц. Виновата заграница, тяжелая международная обстановка — как тут не понять. И прессе сенсация, и власти спокойствие — хороший, добротный шаблон.

Справедливости ради стоит заметить, что стороны конфликта, это нынешнее руководство комбината — международная группа компаний Danone в России — и правительство области, в местных газетах ссорились куда громче, чем следовало, и проговаривались, таким образом, неоднократно. Винили не заграницу (Danone даже честно признался, что санкции ни при чем), а друг друга.

"Убыточность производства почти всех видов продукции на МК "Смоленский" вследствие роста цен на сырое молоко более чем на 30 процентов, недостаточность сырьевой базы в регионе делает для нас неперспективным его дальнейшее развитие. Правительство области было поставлено в известность о закрытии предприятия",— рапортовала PR-менеджер международного холдинга Олеся Леонтьева.

"Я смею утверждать, что руководство компании "Danone-Юнимилк"... мягко говоря, лукавит. Тридцать процентов всего молока, которое производится в Смоленской области, закупается для предприятий переработки в Московскую и Брянскую области. Это к тому, что у нас "не хватает сырьевой базы". А выгоднее, чем у нас, для переработки покупать просто не у кого, имея в виду все соседние регионы России",— парировал губернатор Алексей Островский.

Спор не голословный, все оперируют цифрами. По данным Росстата, в июне средняя стоимость молока в Смоленской области была всего 14,8 рубля (в Калужской, например, 17,82 рубля). По данным завода, реально литр молока покупался за 18-19 рублей. По данным "Огонька", которые он собрал, обзвонив несколько хозяйств, молоко на Смоленщине продается в среднем по 16-17 рублей: так что истина, вероятно, посередине.

Но дело и не в цифрах. Стоимость молока — это не акции на бирже, и даже не стоимость нефти. Она не падает и не меняется в одночасье, исходя из конъюнктуры и внешних факторов, здесь буквально: что посеешь — то и пожнешь. Если в стране или регионе плохо с молоком, сырьевой базой и рентабельностью заводов, это значит только одно: так сеяли.

Начало безобразия

Из тех 160 с лишним работников молочного комбината, которые теперь увольняются в никуда, многие помнят, каким было их предприятие еще в начале 2000-х: "Лучшее место в области. Только по блату устраивались". Свежесть их памяти подтверждает статистика: в 2001 году на смоленском заводе (тогда назывался ОАО "Роса") был лучший по России показатель рентабельности активов в молочной промышленности (13,05 процента), максимальная рентабельность собственного капитала (16,24 процента) и лучшая в стране производительность труда (545,55 рубля на человека). Разумеется, все это обеспечивало продукции завода, насчитывавшей свыше 100 наименований, 80 процентов смоленского рынка, а также поставки в Москву и Санкт-Петербург.

Секрет успеха, как теперь видится, несложен: завод честно работал с теми, кто его обеспечивал, то есть не с центральными офисами в Москве или головными предприятиями за границей, а с хозяевами молочного скота. Пока в стране разрушались хозяйства, при комбинате организовали Союз товаропроизводителей "Утренняя роса", давали кредиты, закупали тракторы выжившим фермерам и сельхозкомпаниям.

— Я очень ждал перестройку,— рассказывает экс-директор комбината Семен Иоффе, управлявший "Росой" до 2010 года.— При коммунистах не хотелось работать. И вот, когда в 1990-е, а потом в 2000-е мы стали подниматься — назло всему,— я было подумал: эй, да ведь у нас можно как на Западе. Понимаете: чтобы свое дело, фермеры, уважение горожан. Иду я по городу, а со мной люди здороваются, говорят: "Наши дети ваш сыр любят" — приятно. Ну а потом, понятно, началось безобразие.

Потом — это в 2004 году, когда руководство предприятия обнаружило, что кто-то тайно, но очень настойчиво скупает акции "Росы". Благо держателей было много — около 300 человек, то есть больше половины работников предприятия. Начали с пенсионеров, предлагая огромные по тем временам деньги.

— Когда сторонняя компания насобирала почти 13 процентов наших акций, я обратился в МВД: там честно пытались выяснить, кто за всем этим стоит,— продолжает Иоффе.— Но первые выводы казались почти бессмысленными. Какая-то компания "Эрконти" с уставным капиталом в 10 тысяч рублей, какие-то подставные люди. Правда, уже через пару месяцев, оценив обстановку, я смог на заседании облдумы прямо сказать: "Росу" скорее всего поглощает "Юнимилк" и интересует его не само предприятие, а наши рынки сбыта. Предлагал передать комбинат в трастовое управление местной власти — только чтобы спасти. Но, кажется, всех все устраивало.

Конец истории понятен: "Юнимилк" действительно купил завод, потом объединился с компанией Danone и стал одним из крупнейших производителей молока в мире. А "Роса" из ключевого налогоплательщика области превратилась в точку на карте международной группы компаний (налоги, кстати, сразу из области ушли в Москву, а работники, ясное дело, перестали быть акционерами). Постепенно начались сокращения: из 500 с лишним сотрудников осталось чуть больше 160, а из сотни наименований продукции — только глазированные сырки. Работа с фермерами разладилась, часть из них стала сдавать молоко в другие области, часть — перешла на мясное скотоводство.

Проторговались

— Да это обычное дело,— говорит молодой Алексей, ответственный за закупку сырья для молочного комбината (1 октября его, как и всех, увольняют).— Я когда устраивался сюда работать, заранее знал, что долго это все не продержится. Есть закономерность: как только местный завод покупает крупная корпорация, он живет еще лет 5-6, а потом закрывается. Думаете, только в молочке так? У меня родные работают на Сычевском электродном заводе, тоже Смоленская область: его купила корпорация "ЭСАБ" и вот — с осени завод остановился. Или, например, наш завод холодильников "Айсберг". Работал, работал — слился с белорусским "Атлантом" и с октября тоже банкрот.

При этом Алексей вовсе не из тех, кто верит в заговор буржуев и мировых капиталистов. Он даже проникся логикой недавнего работодателя: если у Danone есть заводы в Орле, Липецке, белорусском Шклове (меньше 200 километров от Смоленска) и выгоднее концентрировать производство там (потому что власть сговорчивее, логистика удобнее и прочее) — почему бы этого не делать?

— В общем, здесь все честно: они на благотворительность не подписывались,— резюмирует Алексей.— А власть наша, что областная, что федеральная, подписывалась. Как она допустила продажу важнейших комбинатов? Почему не следила? Мы с коллегами еще в марте отправили письмо губернатору, где изложили суть проблемы: закрывают завод, компании он не нужен, зато нужен области — спасите, купите нас. Ясное дело, ни ответа, ни привета. И вот это, я считаю, нечестно.

Ирина Баталова, сотрудница еще одного закрывающегося смоленского завода — ОАО "Айсберг", тоже с коллегами писала письма губернатору. Тот пообещал, что поищет инвестора, но больше никак себя не проявил и не объяснил происходящее, а люди — около 500 человек — идут на сокращение, как под нож.

— Мне больше 40 лет, работы в Смоленске с каждым днем все меньше, поэтому понятно, что такое для меня это сокращение,— рассказывает Ирина.— Мы теперь все друг другу сочувствуем: кого на молочном уволили, кого на нашем, кому зарплату не платят на котельном... Чуть не в каждой смоленской семье по беде. Обижает, что с нами никто не разговаривает. Когда в марте на заводе начались перебои в работе, руководство либо отмалчивалось, либо ссылалось на украинский кризис. Лишь бы мы отстали. Я белорусов ничуть не виню: кажется даже, что Минск вкладывался в "Айсберг", а Москва — наш второй акционер — занималась только "снятием сливок".

Люди, которых увольняют, совсем не поддаются на уговоры, что "в стране такая обстановка, только потерпите". Большинство убеждено, что и ими, и предприятиями области ловко торговали все эти годы чиновники разных мастей, а теперь — чуть торговля пошла на спад — пытаются сделать вид, что они совсем ни при чем, кругом виноват кризис. Или, на крайний случай, далекие 1990-е: губернатор области, ничтоже сумняшеся, говорит с трибун, что молочный комбинат "отошел к конечным собственникам" из-за того, что "в 1990-е годы разбазаривалась народная собственность". Будто и не было событий 2000-х, с их рейдерскими захватами и подставными компаниями, будто все уже украдено до нас. Но, как показывает время, этой советской шутке все меньше веры.

Очевидно опасно

Детали

Проблемы Смоленской области так или иначе типичны для других регионов России. Еще весной этого года Центр агропродовольственной политики РАНХиГС сформулировал основные риски для продовольственной безопасности страны: сегодня они дают о себе знать

Основные угрозы продовольственной безопасности России и возможные пути их снижения

1-я угроза: вымывание малых форм хозяйствования и чрезмерная концентрация сельхозпроизводства. Численность малых форм хозяйствования падает, не обеспечиваются равные условия государственной поддержки сельхозпроизводителей, наблюдается концентрация производства в рамках отдельных предприятий и холдингов.

Нужно: регулировать концентрацию производства в рамках отдельных предприятий и холдингов и поддерживать развитие малого бизнеса.

2-я угроза: подконтрольность значительной части крупнейших производителей сельхозпродукции и продовольствия иностранным юридическим лицам. Так, в 5 из 10 крупнейших производителей сельхозпродукции в число собственников прямо или через ряд юридических лиц входят компании, зарегистрированные за рубежом (пакеты акций от 36 до 99 процентов).

Нужно: выявить масштабы этого явления, что позволит предотвратить риски в части замораживания счетов компаний, сокращения производства в критических ситуациях; корректировать политику поддержки бизнеса иностранных компаний за счет бюджетных субсидий.

3-я угроза: "ничейность" государственных сельскохозяйственных земель (92,5 процента из них не разграничены между РФ, субъектами РФ, районами и сельскими муниципалитетами).

Нужно: разграничить земли, что повысит возможности и интерес к рационализации использования таких земель для пополнения бюджета и развития территории.

4-я угроза: незавершенность земельной реформы, особенно в северокавказских республиках. Это создает условия для массового теневого оборота земли.

Нужно: разработать механизмы оборота прав и легальную передачу земли тем, кто уже ее использует, а также механизм компенсации тем, кто не смог реализовать свои права на землю.

5-я угроза: формирование латифундий и переход крупных землевладений под контроль иностранцев. Имеющиеся в законодательстве ограничения по концентрации сельскохозяйственных земель в руках одного лица не действуют, сбор данных по концентрации земли не налажен. Отдельные выборочные исследования показывают, что через ряд российских фирм сельскохозяйственная земля уже принадлежит компаниям, зарегистрированным за рубежом.

Нужно: выявить масштабы явления, сформировать осознанную политику в отношении крупных землевладений, в том числе в руках иностранных лиц.

Источник: Центр агропродовольственной безопасности РАНХиГС, апрель 2014 года

Читать в оригинале

Подпишись прямо сейчас