ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Фев. 11, 2020

Вырос на упражнениях, которые мне в 12 лет показал Набоков

— По Усть-Каменогорску были знакомы с Набоковым? — спрашиваю Худобина.

— Да. Очень уважаю его и как легенду НХЛ, и просто как человека. Когда мне было12 лет, а Евгений провел первый сезон в лучшей лиге мира, он летом приехал в Устинку. Пришел в школу «Торпедо» и дал нам два часа тренировки на льду и еще два — на земле. Там было множество упражений — и, что очень важно, объяснений, что и зачем делать.

Я на этом и вырос! Как вратарь, до сих пор делаю ту «земляную» разминку, которую он когда-то показал. И именно после знакомства с ним у меня по-настоящему появилась мечта играть в НХЛ. После этого уже папа стал по ночам смотреть матчи Набокова, а у меня появились журналы, в которые нужно было собрать наклейки игроков — по 7-8 на каждую команду. И эта мечта стала еще сильнее.

— Говорили вы ему обо всем этом?

— Да. Мы вообще часто разговариваем. Но в основном не о прошлом, а на текущие хоккейные темы, по вратарским вопросам. Как раз сейчас были в Сан-Хосе и пообщались. А тогда, в Усть-Каменогорске, я смотрел на него как на очень-очень большого человека.

Лет восемь назад мы приехали в Казахстан летом погостить у родственников. И зашли в офис к папе Набокова, у которого там свой магазин, попили с ним чая, поговорили. Больше, конечно, отцы общались. А я сидел, глазел, мне было очень интересно.

— Успели ли против Евгения поиграть в НХЛ?

— Да. Я даже против Мартина Бродера успел выйти! А Набоков играл в «Айлендерс», с которыми мы в гостях и встретились. Если не ошибаюсь, мы выиграли 4:3, и это был мой первый матч после довольно серьезной травмы и двух с половиной месяцев восстановления. Я смотрел на него — и по шкуре мороз шел! От ощущения, что вышел на лед против своего наставника.

Уже потом, когда он сначала с теми же «Айлендерс», а потом и с «Тампой» приезжал играть против моей «Каролины», мы ходили на ужины. Не упускаем случая сделать то же самое, когда приезжаю в Сан-Хосе.

— Поздравили Набокова с повышением до места тренера вратарей в первой команде «Сан-Хосе»?

— Позвонил чуть погодя. И начал разговор так: «Евгений Викторович, здравствуйте». Он смеется. Я спрашиваю: «Теперь к вам так обращаться — или можно на ты и по имени?» — «Иди в баню. Все нормально!»

— Между вами прослеживается еще одно сходство помимо места рождения. И вы, и Набоков — вратари не рослые. Как думаете, рост 180 сантиметров — один из тех факторов, которые не в набоковской, а в современной НХЛ не дают тренерам сделать на вас ставку как на основного голкипера?

— Может быть. Я всегда говорил, что три-четыре лишних сантиметра дали бы мне определенный бонус. Рост — это хорошо. Но, когда по меркам НХЛ ты вратарь маленький — включаешь какие-то другие качества. Надо двигаться больше, читать игру.

Хотел остаться в «Бостоне». Но там по условиям не пошли на компромисс

— Легко ли перед прошлым сезоном решились на переезд из «Бостона» в «Даллас»? Хотели ли «Брюинз» вас сохранить?

— Какой-то особой заинтересованности со стороны «Бостона» не видел. Клуб сделал первое предложение, оно меня не устроило. Потом мы с агентом решили пойти на компромисс, потому что я все-таки хотел остаться. Но и тут «Брюинз» сказали: «Нет, даем меньше». Эти переговоры шли еще по ходу моего предыдущего контракта.

А тут подошло 1 июля, когда я стал свободным агентом. Переговоры с «Далласом» получились очень легкими и быстрыми. Агент им позвонил, назвал сумму и срок, которые нас устроят. Они назвали свои условия, чуть похуже, но тоже приемлемые. Помню звонок в три часа ночи: «Вот их последнее предложение. Либо мы соглашаемся, либо они дальше идут на рынок искать вратаря». Я сказал: «Соглашаемся, меня все устраивает».

— По сравнению с контрактом с «Бостоном» вы теперь зарабатываете более чем вдвое больше. И деньги эти отрабатываете — играете почти поровну с Беном Бишопом и вдвоем претендуете на приз, вручаемый за наименьшее число пропущенных за сезон шайб.

— Выиграть «Уильям Дженнингс Трофи» было бы очень приятно, конечно. Но надо понимать, что он дается всей команде, а не только голкиперам. Нам же — только вручается. Потому что все работают на оборону, на то, чтобы не пропускать.

— У Андрея Василевского с Бишопом в «Тампе» были прекрасные отношения — даже их папы здорово сошлись на «дне отцов» в команде. Как у вас контакт с напарником?

— У меня, наверное, в 98 процентов случаев отношения с другими вратарями складывались без проблем. Да, у меня такая роль, что хочется большего, но мы в первую очередь должны приносить результат команде. Всегда исходил из того, что мы в одной лодке. Есть только здоровая конкуренция и желание играть больше, чем другой голкипер.

С Бишопом все очень хорошо. Когда я приехал, он быстро ввел меня в курс дела. Рассказал, к чему стремится организация, в которой Бен уже провел какое-то время, как строит работу тренер вратарей. Поговорили — и вместе двигаемся в этом русле.

— В прошлой регулярке вы провели 41 матч, ровно полсезона — рекорд для вашей карьеры. В этом году получается чуть меньше, но по статистике — даже лучше. Насколько все происходящее вас устраивает?

— Мне очень нравится такая загрузка! В прошлом сезоне был первый случай в моей карьере, когда я сыграл два матча за два дня. Очень люблю находиться в таком режиме. Когда играешь постоянно — ты в игровом тонусе. Ментально это намного легче, чем пропускать по неделе, две, три. Мне лучше сыграть back-to-back, причем с перелетом между ними.

А если выходишь после большой паузы, и соперники сразу летят на твои ворота, поймать ритм непросто. Но поди не поймай! У меня уже два раза такое было. «Кто виноват? Худобин!» То, что происходит в «Далласе», прекрасно. Физически я готов хорошо, никакой усталости нет.

— А есть вратари, которым легче играть по двадцать матчей за сезон?

— Есть. И их немало. Не буду называть фамилии, но я встречал вратарей, которые хотят сыграть до 25 матчей за сезон и очень этим довольны.

— После сезона у вас заканчивается контракт. По тому, как все идет сейчас, склонны заранее продлить со «Старз»? Или выйдете на рынок свободных агентов?

— Разговоры идут, но пока никакой конкретики нет.

Ужины у Семина, радость за Ничушкина, прозвище от Радулова

— Очень долго в карьере вы играли в командах, где больше не было ни одного россиянина. Теперь рядом с вами их двое, а в прошлом сезоне, когда из фарм-клуба поднимали Дениса Гурьянова и играл Валерий Ничушкин, было даже трое. Много с ними времени проводите?

— Да, и это замечательно! Первым русским в моей команде был Саша Семин в «Каролине». Может, я не так часто оставался у него ночевать, но собирались мы регулярно. Либо мясо жарили, либо его мама ужин готовила. Фильмы смотрели, в баню много раз ходили. Говорить на родном языке за границей, да еще и с хорошим человеком — удовольствие.

А уж как с этим в Далласе! Валерка-то (Ничушкин) уехал в «Колорадо», зато теперь постоянно в команде Денис (Гурьянов). Так же общаемся — на обеды, ужины идем вместе. И в Далласе это регулярно происходит.

— С Семиным и в Красноярске летом общаетесь?

— Да. Это стечение обстоятельств, что в тот год, когда я подписал контракт с «Каролиной» и встретился там с Семиным, наша семья как раз решила переезжать в Красноярск. Мы сидели вместе в самолете — и он мне все про город рассказывал, что там, где и как. До сих пор говорю ему спасибо за то, как он мне тогда помог. Саня меня и с друзьями своими познакомил, круг общения в новом городе появился.

— За Ничушкина, преодолевшего 91-матчевую безголевую серию и начавшего регулярно забивать, рады?

— Безусловно. Он молодец. Как же мы все радовались, когда он забил первый раз! Мы сами в этот момент играли, я был на льду. В перерыве новости в спортзале раздевалки по телевизору шли, и раз — у Ничушкина гол! Саня Радулов там что-то делал, приходит: «Вал наконец-то забил». — «Ну слава богу! Наконец-то у пацана пойдет все».

— Поздравили его?

— Обязательно! Валера нашел свою игру, и это должно было когда-то случиться. Не думаю, что у него была какая-то сумасшедшая радость, потому что он прекрасно понимал: на этом все не заканчивается, а только начинается. И правда — с тех пор все у него пошло. Бывает такое, что ты — хороший хоккеист, но по каким-то причинам в том или ином клубе не можешь найти свою игру. В «Колорадо», слава богу, получается.

— Он сильно переживал все происходящее в прошлом сезоне, когда вы играли вместе?

— Конечно, переживал. И сильно. Саня и я разговаривали с ним, утешали, помогали. Где-то успокаивали, где-то, наоборот, пожестче. Но беседами тут трудно помочь. Человек должен сам понять, что происходит и что делать. И он понял.

— Внешний мир считает крайне специфическим человеком отличного хоккеиста Радулова, и сам он не делает ничего, чтобы изменить отношение. Интервью почти никогда не дает, мне вот тоже аж метра за три в раздевалке он сказал: «Даже не подходи, у нас еще двое (русских) есть». А какой он со своими?

— Замечательный веселый парень! Знакомы еще с 15 лет, когда вместе начали играть в юношеской сборной. С ним есть о чем и пообщаться на серьезные темы, и пошутить. Мы с ним нормально хохочем в поездках. Каждый человек не похож на других. Он, может, меньше общается с прессой. Самое главное: я давно знаю его как человека. И уверен в нем.

— В каком клубе вы получили прозвище Добби?

— Так его Радулов мне и приклеил! Году в 2003-2004-м, в молодежке. Приехали в Канаду играть Суперсерию. Саня в тот момент играл в юниорке, у него уже были североамериканские привычки, в том числе придумывать никнеймы. Так Добби и появился. С тех пор меня так называют везде.

— Добби досадно было остаться на лавке в Зимней классике-2020?

— Приятно было бы сыграть — но я понимал, что на лед выйдет Бен. А так — эмоции сумасшедшие. Я еще пару дней ходил под впечатлением. Оно незабываемо. Мы с ребятами разговаривали — кому-то, может, за всю карьеру не удастся сыграть в Зимней классике.

Открытое поле, 85 тысяч зрителей. Чувствуешь себя, как будто пацан молодой, который приходил на коробку и играл в валенках. И вот ты выходишь в лиге, в которой всю жизнь мечтал играть, на воздухе перед своими фанатами. Каждому бы хоккеисту пройти через такое ощущение — и, уверен, он скажет: «Вау, это было круто!»

Бобровский и Василевский быстрее всех уловили вратарские тренды в НХЛ

— Когда вы начинали играть в НХЛ, вратарей из России в лиге было намного меньше. Сейчас их уже под десяток. Это наша школа вратарей так прогрессирует?

— Конечно, это сто процентов. Не только в главных командах в России есть тренеры вратарей, но и в юношеских все больше проводится лагерей для голкиперов. Готовятся видео, приглашаются специалисты, в том числе из-за рубежа. Плюс мы опытом делимся. Семен Варламов, Сергей Бобровский, Андрюха Василевский приезжают, подсказывают какие-то моменты, мастер-классы проводят. Все это вместе и приводит к росту наших вратарей.

Развили МХЛ, что тоже очень помогает. Когда рос я, сразу после школы переходили в фарм-клуб, то есть в первую лигу, на профессиональный уровень — и в разрыве между ними исчезали многие. Кто-то из ребят к этому был просто не готов, а промежуточного звена для сверстников не было. Молодежная лига этим звеном и стала.

— И Варламов, и Бобровский мне говорили, что в свое время здорово сработали и ограничения на иностранных вратарей, введенные Владиславом Третьяком.

— Конечно. После выпуска из команды своего возраста я отыграл один год в первой лиге и понял, что мне нужно либо сразу прыгать в Суперлигу, либо уезжать в юниорку в Канаду — потому что, оставшись в высшей лиге, я опыта не наберусь. Позвонил агенту: «Готов ехать в юниорку». И правильно сделал, потому что, вернувшись оттуда, сразу провел сезон в Суперлиге, причем сыграл не так уж мало (19 матчей, в том числе три кубковых, за «Магнитку», выигравшую в том сезоне-2006/07 плей-офф. — Прим. И.Р.).

— Вам довелось работать с обоими российскими обладателями «Везина Трофи», Бобровским и Василевским, на золотом ЧМ-2014 в Минске. Что делает их такими особенными — пусть Василевский тогда еще и был совсем молодым?

— Работоспособность у них сумасшедшая. Сколько они работают над собой — это вызывает большое уважение. К тому же как раз в те годы в НХЛ появились новые вратарские тренды — по технике передвижений, ловли шайбы. Бобровский с Василевским очень быстро их уловили и начали успешно использовать. Плюс психология, да и фарт — без него тоже не обойтись. Ты должен в нужное время оказаться у правильного тренера, который поверит и доверит именно тебе.

— С последним у вас как раз и были проблемы. Хотя у вас уникальная статистика: в трех первых сезонах вы провели в НХЛ всего пять полных матчей — и в четырех из них были признаны лучшим игроком! Вы не пытались просить, чтобы вас при таких показателях ставили больше?

— Не пытался. Я был достаточно молод — и тренерам все равно ничего внушить бы не смог. После двух матчей за «Миннесоту» в первом сезоне сыграл в следующем уже четыре. Но никто не хотел, чтобы я сидел на лавке. Получалось так, что я третий в основе и первый в фарм-клубе.

Какая-то травма вратаря в «Миннесоте» — меня вызывают. Однако опять же: когда вызывали — не хотели, чтобы оставался в запасе. Пару раз так получалось, что моего напарника по фарм-клубу Уэйда Дубилевича, который играл меньше меня, вызывали в основу, а я оставался в дочерней команде. Думал: «Почему так, у меня ведь с игрой все хорошо!»

Уэйд вернулся и объяснил мне ситуацию: «Антон, не переживай. Они очень хотят видеть тебя в команде, но не желают, чтобы ты сидел на лавке». Тот же Дубилевич слетал на три матча и не провел на льду ни минуты. А я за это время отыграл четыре домашних матча за фарм. Ну а как и почему я потом оказался в «Бостоне» — это уже только руководство знает.

— В первый приход в «Брюинз» основным вратарем был колоритнейший Тим Томас, который сначала стал MVP победного Кубка, а потом отказался идти в Белый дом к Бараку Обаме. Вы-то ходили туда?

— Нет, не позвали. И фамилию мою на Кубке Стэнли не написали. Я же не провел в том Кубке ни одной игры, хоть и был в заявке. На трофей наносятся две фамилии вратарей. Туукка Раск тоже не сыграл ни одного матча, но он считался вторым. А я появился бы только в случае травм. Вот если бы в 2013 году мы выиграли финал у «Чикаго», тогда моя фамилия была бы на Кубке Стэнли. Здесь же у меня остался только перстень.

Что касается Томаса, то у каждого человека есть какие-то особенности, тараканы в голове. У нас с ним были прекрасные отношения. Парень — трудяга, прошел через многие вещи, которые сломали бы многих других хоккеистов. А он не сломался и вылез. Да, в каких-то моментах он был специфичным. Но это не было критично.

Я видел хоккеистов, которые на скамейке поворачивались только в правую сторону. У разных людей — разные «загоны». В раздевалке «Бостона» всегда была пицца (а у «Баффало», кстати, есть и куриные крылышки!), но Тим после игры мог ее не съесть, а «заточить» купленный где-то бургер и заявить: «Он мне поможет».

Томас занимался по-своему, питался по-своему. Но каждый знает себя и свое тело так, как не знает его никто. Ему это приносило результат. Мы с ним общались, у нас всегда был хороший диалог.

— Набоков говорил мне, что Томас перечеркивал все вратарские каноны, действовал чисто на инстинктах. Сами удивлялись, глядя на технику Тима?

— Человек первый матч в НХЛ сыграл в возрасте под 30 лет (в 28. — Прим. И.Р.)! Да, это такой же уникум, как и Гашек, который отбивал, кувыркаясь через спину. Только Доминик сыграл в лиге больше времени, а Тим — меньше. Но они знали себя — и то, как им удобнее играть. У Томаса инстинкты были просто сумасшедшие! Как он двигался, что делал — это было что-то с чем-то! Я почерпнул у него некоторые элементы, но какие — рассказывать не буду.

— Поддерживаете с Томасом отношения?

— Последний раз говорил с ним после выставления на драфт отказов в «Анахайме». Я не понимал, что происходит, написал ему смс. Он ответил: «Дай время, я тебе напишу». Тим подошел к теме серьезно и отправил мне несколько мейлов, расписав многие вещи, о которых я догадывался, но точно не знал. Какой-то старший товарищ должен был мои предположения подтвердить — и это сделал Томас.

В принципе ведь у меня такая же дорога в хоккее, как и у него. Мы и в «Бостоне» сошлись на этом, обсуждали какие-то моменты, связанные с переездами по разным лигам. Знаю, что у него все хорошо, он переехал жить в Огайо.

Знаю Хару много лет. Не удивлен, что Зи вышел играть со сломанной челюстью

— В прошлом году мы разговаривали с Набоковым, и он говорил: «Знаю, что Худобин очень сильно хочет быть первым номером в НХЛ, горит желанием доказать, что способен им быть. Думаю, это желание и оставляет его в НХЛ». Прав один из лучших наших голкиперов в истории лиги?

— На сто процентов.

— Были ли моменты за последние годы, когда могли вернуться в Россию, но что-то удерживало?

— Были. Я люблю свою родину, хотя и хочу как можно дольше играть в лучшей хоккейной лиге мира. И когда в «Анахайме» четыре года назад вокруг меня была непонятная никому катавасия, думал, что скорее всего, это — все, поеду домой. Но обстоятельства чуть поменялись, и все решилось достаточно быстро: остаюсь в НХЛ.

— И подписали двухлетний контракт с «Бостоном», где уже до того играли. Помогло то, что в «Брюинз» остались те же люди, которые работали в ваш первый заход, и с ними сохранились теплые отношения?

— Да, это абсолютно так. По этой причине туда и вернулся.

— А откуда, по-вашему, растут ноги у вашего выставления на драфт отказов и нескольких последующих месяцев в клубе АХЛ «Сан-Диего Галлз»?

— Не было никакой проблемы в том, что я плохо играю. Была какая-то небольшая нестабильность, согласен. Но все шло в режиме обычного сезона, когда подъемы чередуются со спадами. Провел всего девять матчей — и вдруг вот такое решение. А потом, когда попросил обмен, в клубе мне сказали: «Да, заинтересованность в тебе есть. Но мы не можем обменять тебя в свой дивизион». И я поехал в АХЛ.

— Один из бостонских игроков, с которыми вы миллион лет знакомы, — Брэд Маршан. Можете объяснить — что это за человек? Зачем он лижет соперников?

— Достаточно адекватный, нормальный парень. Да, он, конечно, чуть-чуть специфический в плане того, что всегда на эмоциях. Всегда хочет завести игроков и выложить на стол команде все самое лучшее.

— Но лизать-то зачем?

— Я играл против него, но никаких стычек не было. Но есть выражение, что такого игрока лучше иметь в своей команде. Это как раз такой случай. Он заряжает энергией, задором свою команду. Примерно так же, как Саня Радулов. Всем своим поведением показывает: давайте, пацаны, сделаем все для победы. Надо — в тело сыграть, надо — под шайбу лечь.

— Еще один колоритный персонаж «Бостона» — Здено Хара. У вас глаза на лоб не вылезли, когда 43-летний словак со сломанной челюстью в прошлом году вышел на матчи финала Кубка Стэнли? Он же уже выигрывал трофей в 2011 году — к чему под занавес карьеры здоровье под такую угрозу ставить?

— А дело не в том, обладатель ты Кубка или нет. Ты думаешь только об одном — что должен выйти и сделать свое дело. Знаю Зи много лет — он сумасшедший профессионал. По тому, что и как он делал на протяжении всей карьеры, я абсолютно не удивился этому поступку.

— Серьезные синяки оставались после его могучих щелчков на тренировках? И вообще, кто сильнее бросает — Хара или Овечкин?

— С Овечкиным я очень уж много не тренировался. А в игре ты особо это не чувствуешь. У тебя выделяется адреналин, и ты думаешь только об одном — поймать! Хара же на тренировке попадал мне в голову, было дело. Я стоял, ему скатывали шайбу, он щелкал — и я просто падал назад.

— Тренировку продолжали после этого?

— Да. Сотрясения-то не было. Хотелось бы увернуться, но не получилось. Шайба прилетела в лоб, и ты просто упал на ж..., вот и все.

— В этом сезоне была крутая история, когда у вас в матче с «Нэшвиллом» слетела маска, но вы продолжили играть и отбили шайбу. Писали, что «к нам пришел вратарь из 1920-х годов». Испугаться не успели?

— Получилось так, что свой же игрок засунул мне клюшку в шею. Я старался сфокусировать на броске, увидеть, где шайба. Отвернулся от клюшки — тут шлем и слетел. Но нужно было обязательно доиграть момент до конца. Бросковая линия была открыта, так что я среагировал бы в любом случае. Шайба летела — поставил и блин, и ловушку. После этого судья свистнул.

— Как пережили недавнее уменьшение размеров экипировки? На это жаловались и Бобровский, и Василевский.

— Когда первый раз сузили щитки и ловушки — мне, наоборот, стало намного комфортнее. Удобнее оказалось перемещаться, моя реакция была: «Здорово!». А вот когда перед прошлым сезоном уменьшили нагрудник и трусы — было очень неудобно. Больно на каждой тренировке стало ловить каждую шайбу.

Соответственно, пришлось поработать над своим нагрудником. В итоге рукава у меня стали от одного нагрудника, сама грудина — от другого. Что-то пришлось убрать, потому что я руки вообще не мог сгибать, так неудобно было! Это было небольшое испытание. В тот же момент поменяли и трусы — не стало такого свободного движения, как раньше. Они очень плотно сидят, и их тоже нужно было подрезать, что-то убрать.

— Вы прямо сами вручную этим занимались?

— В клубе работают сервисмены, которые мне очень сильно помогли. Я им говорил — здесь убрать, тут подшить, там добавить. Но нагрудник я в прошлом сезоне не меньше недели переделывал. Потом я его часто стираю, чтобы он был помягче, не новым, как бревно. На следующей тренировке пробовал: так, вот это удобно, а тут надо еще доделать. Все вместе и пришли к тому нагруднику, которым я пользуюсь сейчас.

Вещий сон в Саскатуне

— До первого появления в НХЛ вы провели три года в Северной Америке. Сложно давалась адаптация? Назад в Россию не рвались?

— Первый год провел в юниорке в Канаде, в Саскатуне. Все для меня было ново и поначалу — очень трудно. Но не так тяжело, как затем, когда я переехал в Америку. Потому что в Канаде я жил в русской семье, которая мне во всем помогала и все объясняла. Они уехали из Молдавии лет 35-40 назад. До сих пор с ними общаюсь, каждый год встречаемся. Видел их то в Эдмонтоне, то в Калгари. Спасибо за то, что целый год терпели меня такого!

Тем не менее были мысли сорваться домой. Но однажды лег спать, и мне приснился сон, который я посчитал вещим. О том, что сижу в Магнитогорске, в команде с ребятами, но игровой практики у меня нет. И думаю: «Да, приехал домой, здесь все родные, близкие, друзья. Но я от чего уехал, к тому и приехал!» Утром проснулся, и мысли о немедленном возвращении после этого как отшибло. Доиграл сезон, на год поехал в Магнитку — и четко поставил себе задачу затем ехать сюда и пробиваться. Что и сделал.

— В Магнитогорск вы в 12 лет уехали вместе с тренером и няней из родного Усть-Каменогорска. Родители легко отпустили?

— После серьезного разговора. Весной приехал с турнира из Новосибирска. Еще не было никаких мобильников, мы не созванивались. Возвращаюсь рано утром, родители меня встречают, идем домой — и как обухом по голове: «Твой тренер уезжает в Россию». Реагирую: «А как же я?» Отец отвечает: «Сегодня мы идем на собрание, он будет решать, кого брать. Ты как думаешь?» — «Не останусь здесь без тренера».

Тренер назвал мою фамилию. Родители меня отпустили. Это было легко, потому что после этого родители и сами достаточно быстро приехали. Мама — месяца через три, папа — чуть позже, когда доделал все дела в Казахстане, продал квартиру. Так что мы очень быстро воссоединились.

— Чьи-то постеры из североамериканских вратарей у вас тогда висели на стенке?

— Патрика Руа. К сожалению, мы с ним так до сих пор и не знакомы. С удовольствием пообщался бы.

— Сейчас вас с Казахстаном что-то связывает?

— Да, у нас там живет бабушка, папина мама и другие родственники по линии отца. Папа каждый год туда ездит, а бабушка три года назад приезжала к нам в гости в Красноярск.

— Летом вы живете и тренируетесь там. А почему они решили туда переезжать, если отец работал в Магнитогорске, в «Стальных лисах»?

— У меня мама из Красноярска. В Магнитогорск мы переехали в связи с хоккеем, а когда я уже долгое время долгое время играл в НХЛ, в 2013 году родители на семейном совете подняли разговор, что хотелось бы уже определиться с постоянным местом жительства.

Я не сомневался, что это будет Красноярск. Там у мамы живет родной брат, мои тетя и двоюродная сестра; тогда еще была жива бабушка. В Казахстан не планировали возвращаться — вот и выбрали Красноярск. Мне там очень понравилось.

— А как получилось, что отец, изначально будучи сварщиком, стал работать по хоккейной части в «Металлурге»?

— Он всегда был при хоккее. Со мной работал, ночами смотрел игры. Когда я еще играл в Казахстане, а Набоков проводил свои первые матчи в НХЛ в сезоне-1999/2000, папа вставал ночами и записывал кассеты. А потом изучал их, чтобы понять, как помочь сыну.

Потом, когда мы переехали в Магнитогорск, он был сварщиком на ледовой арене. Постоянно находился там, общался с тренерами. Не помню, как это получилось, но его пригласили поработать в клубе. Если не ошибаюсь, сначала он совмещал две должности — видеооператора команды и сварщика во дворце. С ним общались также тренеры, руководители, игроки «Металлурга». Увидели, что он понимает хоккей, тем более что сына-вратаря воспитал. Пригласили уже на полную ставку в клуб, где он и проработал вплоть до переезда в Красноярск.

Однажды папа пришел к руководству, сказал, что дорабатывает сезон — и уезжает. Юрий Исаев, тренер «Стальных лис», в это сначала не поверил. А когда пришел с заявлением об уходе: «Переезжаем в Красноярск с семьей, там уже дом строится», — только тогда и понял, что это правда.

— В Красноярске папа не работает?

— Нет. Дома, на хозяйстве. У меня недавно в гостях был — только уехал.

В «Каролине» не сложилось с Биллом Питерсом. Но злорадства из-за скандала с ним нет

— Стало ли для вас неожиданным увольнение из «Далласа» главного тренера Джима Монтгомери? Подозревали ли вы о проблемах с алкоголем, в которых он недавно сам признался? И как к нему относились хоккеисты?

— Комментировать, знал или нет, не буду. Скажу лишь, что все ребята относились к Монтгомери позитивно. Случившееся стало для нас большим сюрпризом. Однажды пришли с утра, собрание — и тренера убрали. Мы общались с Джимом не только на хоккейные, но и на жизненные темы. У нас были хорошие отношения.

— Джон Торторелла с Бобровским могли разговаривать друг с другом при всех на повышенных тонах, но зла не держали. Какой была стилистика ваших отношений с Монтгомери и сейчас с Риком Боунессом?

— С Риком стилистика такая же, как с Джимом. На тренировке, в раздевалке можем и посмеяться, и подколоть друг друга. В игре шутки заканчиваются, и каждый делает свое дело — кто на льду, кто на лавочке.

— Боунесс назвал вас воином, который в каждом матче бьется до последней секунды. Он считает это главным вашим качеством. Вы сами какое главное качество в себе бы выделили?

— Да, он прав. Никогда не сдаваться и работать до конца!

— Часто ли возникало на протяжении карьеры чувство несправедливости? Из-за того, что у вас репутация одного из лучших бэкапов лиги, но вы не получили фактически ни одного шанса стать номером один.

— Вопрос не ко мне. Чем руководствуются люди наверху — не знаю. Скажу одно. Когда у меня были хорошие отрезки — например, в прошлом сезоне сыграл восемь матчей подряд, а до этого такое было в «Каролине» (тогда вообще провел игр 30 с середины января до конца регулярного чемпионата), — практика показывала, что я могу играть часто и без замен. И приносить пользу команде.

— В «Каролине» вы вообще начали здорово, выиграв шесть первых полных матчей подряд и установив тем самым рекорд клуба. Там за два года вы сыграли 70 матчей — до «Далласа» у вас столько в НХЛ никогда не было. Почему не задержались в «Ураганах» на больший срок?

— Конечно, мог бы и задержаться, если бы не видение главного тренера Билла Питерса. Он возглавил команду после первого моего сезона в клубе, и у нас с ним с самого начала не сложился контакт. Чем он руководствовался — не знаю, но всегда, когда у команды что-то не идет, надо что-то изменить. В конечном счете, меня обменяли в «Анахайм» на хорошего игрока (защитника Джеймса Висниевски. — Прим. И.Р.). Но и у него что-то не пошло.

Вся эта кутерьма продолжалась весь мой второй сезон в «Каролине». Я не понимал, что происходит, что поменялось по сравнению с первым сезоном, когда команду тренировал Кирк Мюллер, который сейчас в штабе «Монреаля», и все было шикарно. А тут я вдруг стал никем.

— Скажите честно: у вас не было злорадства, когда этого самого Питерса в этом сезоне выкинули из «Калгари» после того, как бывший хоккеист афроамериканских корней Аким Алиу вытащил из сундука расистский скандал между ними десятилетней давности?

— Злорадства абсолютно нет. Наши пути с Питерсом разошлись уже давным-давно.

— Но, исходя из того, что вы видели внутри «Каролины», скандал с Алиу вас удивил или нет?

— Меня удивило только то, что выплыла такая давняя история. То, что я видел на лавке в «Каролине», можно назвать эмоциональными выпадами, но не чем-то сверхъестественным. Не считаю правильным рассказывать подробности задним числом.

— Жестко унизить он кого-то мог?

— (После паузы.) При мне такого не было.

— А с какими тренерами вам было легче всех на протяжении карьеры?

— Самые хорошие и легкие были с Кирком Мюллером в первый сезон в «Каролине». То, как он ко мне относится, было максимально прозрачно. Он говорил: «Антон, будешь выигрывать — будешь в составе». Так и происходило.

Очень хорошие отношения были с Брюсом Кэссиди в «Бостоне». В мой первый заход в «Брюинз» он тренировал меня в фарм-клубе — то есть знает еще с тех пор, когда я только превращался во вратаря НХЛ. С ним все тоже было очень прозрачно. Он мог вызвать меня к себе в кабинет, сказать: «Антон, я доволен (или недоволен) твоей игрой». Иногда спрашивал: «Может, у тебя что-то происходит, и я могу тебе чем-то помочь?» То же касается Клода Жюльена в мой первый приход в «Бостон».

— Какую-то из пяти команд, в которых вы играли за свою 11-летнюю на данный момент карьеру в НХЛ, считаете самой родной?

— «Бостон», в котором я провел больше всего времени. Помню, когда перешел туда из «Миннесоты» в 2011 году, меня приняли там очень хорошо. С ребятами из той команды общаюсь до сих пор. Когда «Брюинз» приезжали к нам в Даллас в этом году, виделся с ними, со всей командой поздоровался — отношения теплые остались. Так же и с парнями из других клубов — той же «Каролины», да даже из «Анахайма», где вроде провел совсем немного времени.

Бостон мне и как город очень нравится. Интересный, колоритный, все четыре времени года есть. Хотя и Калифорния, где зимы нет, — шикарный штат. Пусть Анахайм и находится немножко на отшибе, далековато от Лос-Анджелеса или Сан-Диего — все равно и пляжи есть, и погода классная. За 30-40 минут можно доехать в тот же Лос-Анджелес — и поужинать там, погулять.

И Даллас оказался прекрасным городом. Там есть все, что хочешь для жизни. Парки для прогулок. Рестораны — просто прекрасные! Тренировочная арена замечательная.

— Где-то всерьез обосновались, жилье купили?

— Нет. Если бы какой-то контракт был более долгим — обзавелся бы там жильем. И если это случится, поступлю именно так. А когда контракты на один-два года — считаю, приобретать что-то в собственность смысла нет.

— Что-то давно о вас в сборной России не вспоминали. Сами готовы будете поехать на ЧМ-2020, если для того сложатся благоприятные условия?

— Всегда готов! Просто я приезжал в сборную, когда мои клубы не выходили в плей-офф. А последние годы попадаю в Кубок то с «Бостоном», то с «Далласом», и всегда мы проходим дальше первого круга. Поэтому и занят.

— Насколько на данный момент довольны своей карьерой?

— Бога гневить не буду. Он дает мне силы, здоровье и удачу. Все хорошо!