Мы видели его на копытах и в инвалидном кресле, покрытым шерстью и лысым, психопатом и социопатом, влюбленным идеалистом и продажным полицейским. В триллере «Сплит» он и вовсе расщепился на 23 персонажа. Очевидно, у Джеймса Макэвоя дар менять лицо. И не только в кино.
Раньше шлема он снимает кожаную куртку, «в которой невозможно жить – руку не поднимешь, но на мотоцикле без нее, увы, никак». На нем тяжелые ботинки. Джинсы в дырках. Часы Casio по цене примерно 100 долларов.
Но над всем этим – самые ясные, самые прозрачные, самые голубые глаза на свете.
И самый открытый, веселый взгляд.
Мы встречаемся в районе, где он живет, похожем на староанглийский провинциальный городок, где туризм и искусство давно победили производство, где нет небоскребов и супермаркетов, но есть множество галерей, арт-школ и, разумеется, пабы – «Длань короля Артура», «Длань Харингея», «Длань короля Карла»... Однако мой собеседник в ответ на предложение проследовать в одну из пустующих в этот послеобеденный час «Дланей» выдвигает свое – взять по бокалу красного и завернуть за коренастое краснокирпичное здание церкви Святого Петра в Цепях – «там в садике всегда солнце»… Мы размещаемся на двух стоящих углом скамейках – «все к услугам интервьюера!» – среди яблонь, вереска и кустов черной смородины, и актер блаженно щурится, подставляя лицо лучам. А мне не удается удержаться и не съязвить. Но оказалось, искренняя несдержанность – лучший способ расположить к себе этого мужчину. Тем более что подобный тон полностью соответствует красному в бумажных стаканчиках.
Psychologies: Вы как-то сказали, что главным минусом своей внешности считаете веснушки. А им ведь так полезно солнце!
Джеймс Макэвой: Да, на солнце они размножаются, я в курсе. Но это был ответ на дурацкий вопрос гламурного журнала: «Что вам не нравится в вашей внешности?» Будто и так непонятно, что я не Брэд Питт.
А вам хотелось бы обладать внешними данными Брэда Питта?
Дж. М.: Да я и так ничего. У меня средний рост, бумажно-белая кожа, пять кило веснушек – передо мной открыты все пути!
Нет, правда. Я не заложник своих данных, я могу быть кем нужно. То есть я хочу сказать, что неплохо смотрелся с хвостиком и на копытах – в «Хрониках Нарнии». Согласитесь, Брэд Питт в этой роли увел бы фильм далеко в сторону гротеска. И знаете еще что. Мне было, наверное, 23–24, я снимался в «…А в душе я танцую».
И кое-что тогда про себя понял – хорошо, что довольно рано. Это был фильм о жителях дома для инвалидов, не способных передвигаться самостоятельно. Я играл потрясающего, полного жизни парня с диагнозом «мышечная дистрофия Дюшенна», это атрофия мышц, приводящая к почти полному параличу. Чтобы сыграть эту роль, мне было мало усвоить пластику страдающих этой болезнью, то есть полную неподвижность. Я много разговаривал с людьми с этим диагнозом. И узнал, что они предпочитают оставаться незамеченными. Потому что боятся жалости. Я тогда вдруг почувствовал, что мне как-то очень близка такая позиция. Меня не за что жалеть, дело не в этом. Но мне нравится быть обыкновенным и в этом смысле незаметным. Метр семьдесят. Не загораю. Серые волосы. Среднестатистический европеец.
Непонятно, как с таким мнением о себе вы стали актером и звездой.
Дж. М.: Во-первых, я не стремился ни к тому, ни к другому. А во-вторых, в юности я был куда более обыкновенным, чем вообще нужно для жизни. Мне было 15, и я хотел чего-то большего, чем быть нормальным парнем из нормальной школы в нормальном районе Глазго. Я не был отличником и не попадал на заметку инспекции по делам несовершеннолетних, я не особенно нравился девочкам, но мне не отказывали, когда я приглашал кого-то танцевать. Я хотел быть хоть в чем-то особенным. И тут в школе возникла рок-группа. И выяснилось, что можно быть несколько другим, иным, и такие люди вдруг окружили меня. Я перестал бояться отличаться. Я вышел из круга безопасности, где все были как все. И тут учительница по литературе пригласила к нам в школу своего соседа, актера и режиссера Дэвида Хэймана – рассказать о кино и театре.
А Хэйман сыграл леди Макбет в постановке с полностью мужским актерским составом Theatre у нас в Глазго. Это был знаменитый спектакль! И парни из нашей школы… В общем, встреча прошла не очень позитивно. И я после нее решил поблагодарить Хэймана – чтобы он не думал, что зря потратил на нас время. Хотя, может быть, раньше, до рок-группы, я бы и не решился – это же поступок «не как все».
А на чем вы играли?
Дж. М.: Я и сейчас поигрываю. На басгитаре.
И что дальше было?
Дж. М.: А то, что Хэйман меня, как ни странно, запомнил. И когда месяца через три он готовился снимать «Соседнюю комнату», то пригласил меня сыграть небольшую роль. Но я не думал становиться актером. Я неплохо учился и получил место на факультете английского в университете.
Туда не пошел, а поступил в военно-морскую академию. Но пришло приглашение из Шотландской королевской академии музыки и театра, и морским офицером я не стал. Так что все довольно обычно.
Я человек вполне обычных поступков, все исключительное со мной происходит исключительно на экране.
Все-таки вы совершили как минимум два необычных поступка вне профессии. Женились на женщине почти на 10 лет старше вас и развелись после десяти лет с виду безоблачного брака…
Дж. М.: Энн-Мэри, да, старше меня (Энн-Мэри Дафф – бывшая жена Макэвоя, британская актриса. – Прим. ред.).
Но, вы не поверите, это никогда не имело хоть какого-то значения. Мы познакомились на съемках «Бесстыдников», у нас было общее дело, одна профессия, общие интересы и неделимая жизнь. Понимаете?
Я даже не могу сказать, что сначала у нас был роман, а потом мы соединились. Это было все сразу – любовь, и мы вместе. То есть сразу было понятно, что теперь мы вместе. Никаких добрачных ухаживаний, никакого специального романтического политеса. Мы сразу оказались вместе. Уж что не имело значения, так это возраст.
Но, насколько я знаю, вы выросли без отца… Есть такое мнение, возможно обывательское, что мальчики, выросшие в неполных семьях, склонны искать родительского внимания от тех, кто старше их…
Дж. М.: Да я вообще неплохой объект для психоанализа! И знаете, я спокойно смотрю на эти вещи. Мы все годимся для какого-нибудь анализа… Мне было 7, когда родители развелись. Мы с сестрой переехали жить к дедушке с бабушкой. Дедушка был мясником. А мама то жила с нами, то нет – мы родились, когда она была еще совсем юной, ей нужно было учиться, работать.
Она стала психиатрической медсестрой.
И вот мы жили с бабушкой и дедушкой.
Они никогда нам не лгали. Не говорили, например: ты можешь стать кем захочешь.
Это ведь неправда, я и в своем ребенке не хочу сеять ложные надежды. Но они говорили: надо пытаться стать тем, кем ты хочешь, или, по крайней мере, стать кем-то.
Они были реалистами. Я получил практичное, безыллюзорное воспитание. До 16 лет жил по строгим правилам, утвержденным бабушкой. Но в 16 я вдруг заметил, что могу делать все что хочу, и бабушка, провожая меня на вечеринку, напоминала, что надо зайти за пивом. Бабушка с дедом дождались момента, когда смогли мне доверять, когда я смог принимать собственные решения и нести за них ответственность…
В 16 лет это было потрясающим приключением – собственные решения. И в результате я в самом деле довольно практичен.
Я знаю, кто я, откуда я… Когда я получил первую награду Британской академии кино и телевизионных искусств (BAFTA), в одном таблоиде вышло интервью с моим отцом, которого я, в общем-то, не знал. Он говорил, что счастлив был бы встретиться со мной. Меня это удивило: зачем это ему?
Мне точно не нужно – у меня нет вопросов к прошлому, в нем нет ничего непроясненного, мне не нужно искать никаких ответов. Я знаю, что сделало меня, кто я, и смотрю на вещи с практической точки зрения.
Жизнь сложилась так, что мы практически не знакомы. Ну и нечего ворошить старое.
Но жизнь к тому же сложилась неплохо, согласитесь. А если бы она не сложилась?
Дж. М.: Мы с моим лучшим, наверное, другом, с Марком, у него сейчас бизнес по созданию вебсайтов, вспоминали, какие мы были лет в 15. Тогда у нас было чувство: что бы с нами ни случилось, мы будем в порядке. То есть внутренне в порядке. Он еще тогда говорил: ну, пусть через 15 лет мы будем машины мыть на обочине в Драмточти, мы все равно будем в порядке. И вот теперь мы решили, что и сейчас под этим подпишемся. Мне свойственно это оптимистическое чувство – что вопрос не в том, какое место я занимаю под солнцем, а в том, как я при этом себя ощущаю. Поэтому меня смешат коллеги, которые настаивают на знаках своего статуса – на этих огромных трейлерах-гримерках, на личных парикмахерах и величине букв фамилий на постерах. В мире стало слишком много канонов для соблюдения статусности… Для меня точно много. Мне вообще это стремление к соло под солнцем непонятно. Я по натуре член команды. Возможно, поэтому я и оказался в школьной рок-группе – какой смысл играть прекрасно, если остальные в команде фальшивят? Важно, чтобы общее звучание было гармоничным. Мне и в театральной академии понравилось, и в профессии этой, потому что театр, кино – командная игра, и от гримера, от художника зависит не меньше, чем от актера, хотя он под софитами, а они за кадром.
И все это становится очевидно, если посмотреть с практической точки зрения, здраво.
Послушайте, ну не всегда же это возможно – сохранять здравость. Есть же чувства.
Вы, например, развелись, хотя вашему сыну Брендану 6 лет…
Дж. М.: Но не бояться своих чувств и понимать их – самое практичное в жизни!
Понимать, что что-то закончилось, что содержание уже не соответствует форме…
Скажем, наши отношения с Энн-Мэри превратились в крепкую дружбу, мы соратники и друзья. Но это же не брак, правда? Каждый из нас хочет испытывать еще какие-то чувства, которые в нашем союзе стали уже невозможны. Кстати, поэтому после развода мы еще год и продолжали жить вместе – не только чтобы не разрушать уклад жизни Брендана, а потому что никаких серьезных личных планов у каждого из нас не было. Мы и сейчас остаемся ближайшими друзьями, и всегда ими будем.
Не делайте из меня голое рацио – иногда я поддаюсь диктату чувств. Я, например, сначала отказался сниматься в «Исчезновении Элеанор Ригби», хотя влюбился и в сценарий, и в роль. Но там мотив и исток сюжета – смерть маленького сына героя. А незадолго до того родился Брендан. Я категорически не хотел примерять на себя такую потерю. Не мог. И роль была прекрасная, и фильм мог выйти потрясающе пронзительный, а я все равно через этот факт в сценарии переступить не мог.
ШПИОНСКИЕ СТРАСТИ
Джеймс Макэвой не хочет играть Джеймса Бонда, но в целом не против ни карьеры супершпиона, ни участия в экшене. Во «Взрывной блондинке» он стал агентом
Ее Величества, работающим под прикрытием в еще коммунистическом Берлине незадолго до падения Стены.
Волей истории и руководства ему суждено стать партнером героини Шарлиз Терон, отчаянной разведчицы и соблазнительницы. Вместе им предстоит выполнить сложнейшее задание по возвращению некоего бесценного досье. Ради этого он будет пригибаться под пулями, прыгать с мостов и многоэтажек и иронизировать во вполне бондовском духе.
Прошлый раз, когда Макэвой экспериментировал с этим жанром, в боевике участвовали все, кроме него самого, – профессор
Ксавьер в «Людях Икс» провел весь фильм в инвалидном кресле. А вот теперь мы станем свидетелями своего рода сверхкомпенсации. «Взрывная блондинка»
Дэвида Литча в прокате с 27 июля
Но потом же вы в этом фильме все-таки сыграли?
Дж. М.: Год прошел, чувства улеглись.
Я перестал панически бояться, что с Бренданом что-то случится. Привык, что это нормально – когда у меня есть Брендан.
Кстати, да – вот то исключительное, что со мной произошло вне кино и сцены, – Брендан. Я вам даже больше скажу… Меня иногда пытаются привлечь к своим кампаниям активисты, борцы за независимость Шотландии. Знаете, какая у них цель? Чтобы мы, шотландцы, после обретения независимости стали богаче. Это что за стимул – стать богаче? Век назад ирландцы боролись за независимость и готовы были за нее умереть. А кто-нибудь готов пролить кровь за это «стать богаче»? Это я к тому, что практичность не всегда достойный мотиватор. По-моему, только чувства и могут быть настоящим стимулом к действиям.
Все остальное, что называется, тлен.
ТРИ ЕГО ОТКАЗА
Когда Prada предложила ему стать лицом ее мужской линии, он отказался. «И деньги были заоблачные, и фотографы первоклассные, но я не хотел торговать лицом». Его тогдашняя жена
Энн-Мэри Дафф заметила, что некоторым людям жизненно необходимы эти заоблачные деньги. Тогда он согласился, а потом раздал весь своей гонорар, в том числе на учреждение стипендии в Королевской консерватории Шотландии.
«Когда меня перестанут снимать, когда ручеек предложений истощится и я пойму, что перспективы ничтожны, я не буду бороться за существование на экране, – смело смотрит в будущее актер. – Не буду искать проб, новых агентов, это какие-то стыдные конвульсии затухающих звезд. Для меня важнее быть актером, чем киноактером. Всегда найдется маленький театрик, где я смогу говорить нечто важное со сцены».
Когда пресса сообщила, что он входит в пятерку самых желанных для публики претендентов на роль Джеймса Бон- да в продолжении франшизы, Макэвой отреагировал исключительно жестко, что вообще-то ему не свойственно: «Ни за что. Не мой стиль». И отказался пояс- нить, почему ему так чужд этот долгожитель мирового экрана. И, пожалуй, это пока единственный категорический и бескомпромиссный отказ актера.
0
119.00
