Нижневартовск встречает гостей памятником «Покорителям Самотлора»: нефтяник, держащий в руке газовый факел, которого в народе почему-то прозвали «Алешей». Хотя ваяли его с первопроходца Феди. Из окна гостиницы видишь, что прямо в стену упирается последний рельс. Все. Дальше железной дороги нет. Город молодой (всего 49 лет), веселый, разговорчивый и очень живой. Соперничает с Сургутом, считая его слишком «интеллигентским». Да я сама ошалела, когда увидела в сургутском ресторане в восемь вечера чинных людей, пьющих чай! Я представляла себе нефтяников иначе: размашистые широкие люди, которые и пашут, и гуляют.
- А на какие шиши сейчас гулять?! – злобно выругался грузинский таксист-старожил. – Понагнали по дешевке таджиков и узбеков. Скоро мы тут все «Аллах Акбар!» начнем кричать. А моих земляков из Грузии не пускают. Вы думаете, эти азиаты вас любят?
- А уж вы, грузины, нас просто обожаете!
- А это неважно. Зато мы христиане, - философски заметил он.
В Нижневартовске проживает 111 национальностей, а во всем Ханты-Мансийском округе (ХМАО) аж 123! ХМАО (малая Югра) официально считается основным нефтегазоносным регионом России и одним из крупнейших нефтедобывающих регионов мира.
До большого нефтяного взрыва в 1960-х Югра жила тихо. Коренные народы ханты и манси ловили рыбу, охотились, разводили оленей. А потом грянуло. Открытие знаменитого Самотлорского месторождения всколыхнуло весь СССР. Со всех концов огромной страны в начале 1970-х потянулись люди по комсомольским путевкам. Кто за цветным телевизором, кто за мотоциклом. Лично знакома с тремя дагестанцами, которые в райкоме комсомола честно заявили, что едут за «запорожцами» (сейчас они на «ландкрузерах» катаются).
- Как только здесь нашли нефть, в регион зашли Грознефть, Татнефть, Бакунефть, Башнефть. Отсюда столько мусульман, - объясняет начальник Управления по вопросам законности, правопорядка и безопасности Нижневартовска Сергей Ефремов. – Существует такое мнение в мусульманской среде, что нефть они считают чуть ли не своим тотемом. Все территории, где присутствует нефть, - мусульманские страны. Весь Ближний Восток, Саудовская Аравия, Катар, Иран, Азербайджан, Татарстан, Чечня. Нижневартовск – город мигрантов и авантюристов и формировался, как США. По последней переписи русское население - 76 процентов (это русские, украинцы, белорусы), остальное – это Кавказ, татары, башкиры и 2 процента коренных ханты и манси. Первая волна мигрантов была лучшей, советской. Нефтяники, строители. В 90-е годы начался шалтай-болтай. Сейчас организованно заезжают узбеки и таджики и пашут. Первое время дагестанцы плясали лезгинку на улицах. Мы собрали всех руководителей диаспоры.
- А какой аргумент? Что, нельзя плясать лезгинку?
- Есть нормы принимающего сообщества. Точка. Нельзя включать громкую музыку, нельзя прилюдно резать баранов. Вот мне звонят: опять танцуют. А я информирую представителей диаспоры, которые выезжают на место. Я не знаю, что они им говорят. Но зато у нас теперь создали ансамбль «Кавказ», лауреат федеральных конкурсов. Хочешь танцевать – на сцену и вперед! Реакция на стрельбу в воздух у нас тоже отменная. Повсюду камеры, люди бдят, правоохранительные органы заточены.
Хорошо, что эмиссары от террористов ездить перестали. Но плохо другое - они все ушли в интернет. Безопасно и без затрат. У нас же народ бестолковый. Они на страницах выкладывают про себя все: что я одеваю, что кушаю, где отдыхаю. Ну, и свое мировоззрение. А поменять чужое мировоззрение хорошо обученному психологу проще простого.
- А что делать? Ведь в ХМАО нефть и газ! Это не какие-то бородатые отморозки, которые где-нибудь в горах сидят.
- А вот что. То же самое, что делают исламисты. Только в противовес им и гораздо ярче. Вы видели, какие шикарные ролики изготавливает ИГИЛ*? (запрещенная в РФ террористическая организация, - ред.) Они говорят с молодежью на языке молодежи. Нужно взять их метод на вооружение. Понятно, что тут бюджетные затраты, которые трудно рассчитать. Вот мы сделали десять роликов, а экономисты говорят: докажите эффективность. А мы им в ответ: в 2014 году люди уезжали в Сирию, а сейчас не едут. Статьи в газетах тут не помогут. Нужна работа в соцсетях, в блогах, в группах. Очень мало специалистов низового звена, которые могут так работать, поэтому мы сейчас делаем упор на обучение. Мы не в состоянии посадить всех полицейских за компьютеры и привлекаем киберволонтеров. А почему нет? Народ и милиция едины. У нас раньше были автоматизированные системы по словам, по тегам, но в городе, а молодежи наплевать, она на любой сайт заходит. И мы ушли от территориальной привязки. Только в этом году наше управление вместе с киберволонтерами выявило и направило в прокуратуру более 80 сайтов для блокировки контента.
Хотя власти в Югре уверены, что вербовка идет только по интернету, диаспоры нашептали мне, что не все так просто. Что через Турцию в Сирию по-прежнему успешно отправляют людей на смерть. Правда, жертвами становятся не местные жители с российскими паспортами, а беспомощные и запуганные мигранты. Канал такой: из Турции приходят товары, которые успешно распродаются. Но обратно деньги не уходят. В качестве платы перебрасывают завербованных. Четкий бизнес: либо деньги отправь, либо людей. И контролируют его турецкие спецслужбы.
ВСЕХ В КАРАНТИН!
Глава узбекской диаспоры Хакимбек Койчиев встречает меня в центре «Мир вашему дому» в спортивном костюме с надписью «Россия». Всю жизнь проработал в милиции, награжден Орденом Мужества за оперативную работу. Опытный "волк-профессионал".
- У нас тут много было веселых ребят, которые потом оказались в Сирии и Афганистане, - вспоминает Хакимбек. – В округе очень богато на этот счет. Был настоящий бум: вербовались и уходили. Никто не вернулся. Все полегли. А зачем они нам нужны? Психически неуравновешенные люди с опытом боевых действий. Сейчас мы их контролируем. Кто МЫ? Сарафанное радио наших соотечественников. Все докладывают.
(Я сразу вспомнила, как местный оперативник, не задумываясь, объяснил мне, кто такой агент: «Это доброжелатель и неравнодушный человек». Идеально!)
- А вообще: хочешь – не хочешь, а карантинные центры для приезжих из ближнего зарубежья надо создавать, - вздыхая, говорит Хакимбек.
- Это вы о чем? Что-то вроде тюрьмы для мигрантов?
- Почему сразу тюрьма? Приезжает человек, который хочет работать в России, и две недели находится в специальном центре. Во-первых, он проходит медицинскую комиссию и получает справку. Вы, наверное, в курсе, сколько туберкулеза завозят мигранты, потому что просто в их странах перестали делать прививки? Во-вторых, у приезжего берут отпечатки пальцев. В-третьих, оформляют все миграционные документы и разрешение на работу. А в это время правоохранительные органы проверяют его на экстремизм, терроризм, бандитизм. И, разумеется, все эти центры будут работать на коммерческой основе.
- Да вы что?! – восклицаю я. – Жалко ведь! Люди же на последние копейки приезжают сюда.
- Э, много вы понимаете! Да за все эти документы мигрант отдает посредникам и взяточникам минимум 30 тысяч рублей. 90 процентов трудовых мигрантов – деревенские люди, плохо говорящие по-русски. Уже в аэропорту приезжий становится правонарушителем, потому что у него нет медицинской страховки. Один протокол - и он попадает в базу данных. В течение недели он должен сделать регистрацию. Какой-нибудь мошенник регистрирует в своей квартире десять человек в день, а назавтра их выписывает и вписывает новых. А мигрант не знает, приходит в ФМС, а на него снова составляют протокол, что он нигде не зарегистрирован. Вот уже два правонарушения.
Человек злится, что его все обманывают, возникает очаг напряженности. Так закон и общество толкают его в лапы криминала. И он уходит к землякам, которые его вербуют. Вот, брат, поработай месяц за еду и жилье, а я тебе пока документы сделаю. Через два месяца он уже должен 50-60 тысяч. Мы тебя кормили, документы выправили. Ты, брат, или долг отдавай, или езжай в одно хорошее место, и билет у тебя в один конец. Там тебя добрые люди встретят.
- Я помню это ужасное видео из ИГИЛ*, в котором плачущий девятнадцатилетний узбек убивает себя, - содрогаюсь я. - Он боится, а его подбадривают: давай, брат, скоро будешь у Аллаха.
- Если закон толкает человека на правонарушение, его подбирают ловкие люди. А необразованных мигрантов легко загнать в долги. Так что давайте все делать по уму. Нам мигранты нужны? Еще как нужны. Тем более в тяжелых условиях бескрайнего севера, где народу не хватает. А люди из Средней Азии приезжают, действительно, работящие. Будут государственные карантинные центры – будет порядок. Просто так никого не впускать.
ОТКУДА СТОЛЬКО РУССКИХ В ИСЛАМЕ?
Десять лет назад жарким июньским утром я лежала на молитвенном коврике у входа в знаменитую кабульскую тюрьму Пули-Чархи. Коврик мне одолжили сердобольные афганцы. Вот, приехала русская женщина аж из далекой Сибири повидать брата-террориста, сидящего в тюрьме, а ее не пускают.«Братец» мой, русский дизайнер(!) из Нижневартовска Андрей Баталов, действительно, отбывал наказание в тюрьме как террорист. Я знала, что афганцы замечательно относятся к русским, что бюрократия на Востоке – вещь условная, и ее всегда можно обойти. (В Афганистане вообще все просто: могут лучшей бараниной накормить, а могут голову отрезать. Ну, или все вместе). И «братец», скучающий в тюрьме, тоже вряд ли откажется от встречи с «сестричкой». Из простого любопытства. Так что мой расчет оказался верным. Когда начальник тюрьмы позвал меня попить чайку, я поняла, что вопрос решен в мою пользу.
Андрей Баталов оказался высоким голубоглазым 30-летним рыжим красавцем, бывшим православным, принявшим ислам под влиянием заезжих ваххабитов, которые тогда успешно работали в Сибири, в Ханты-Мансийском округе. Именно высокий рост его и подвел. Парня перебросили из Пакистана через неконтролируемую «зону племен» в женской бурке. Но на американском посту в Афганистане всех заставили выйти из машины. Когда американцы увидели почти двухметровую «барышню» в кроссовках 46 размера, бурку с «нее» немедленно сдернули. В машине нашли кучу взрывчатки и автоматы. Главарь банды дал показания, что из Андрея решили сделать «живую бомбу».
Заключенный Баталов показался мне чрезвычайно самоуверенным и надменным человеком. Презрительно отзывался об афганцах, которые «толком молиться не умеют», рассуждал о правильном исламе и вообще твердил, что у него хороший адвокат, и на повторном суде его оправдают. Позже я узнала, что он благополучно вернулся домой, в Нижневартовск. Оказавшись в Югре, я решила его отыскать. Мои местные знакомые дважды просили его о встрече со мной, но последовал жесткий отказ. Мол, я его оскорбила той давней статьей, назвав террористом, он не хочет вспоминать прошлое, и вообще, если ему еще раз позвонят, он трубку бросит.
- А с чего это вдруг наше государство со всеми «заблудшими» цацкается?! – возмутилась я. - Баталов вообще лишние десять лет на свободе ходит! Его американцы хотели сгноить в Гуантанамо, но афганцы не отдали. Наше консульство нашло ему адвоката, вело долгие переговоры, чтобы его вызволить на родину. Баталов теперь обязан отрабатывать свою свободу и лекции читать студентам на тему: как не попасть на удочку к вербовщикам! С «черными вдовами» из Сирии у нас тоже носятся, если они с детьми вернулись. Им откладывают наказание, пока дети не вырастут, а потом и вовсе его снимают. А ведь они на родину рвутся не из любви к ней, а потому что им в Ираке дают пожизненное заключение, а в Сирии минимум 20 лет тюрьмы. А в России к ним даже не допускают журналистов. Ах, бедные женщины столько пережили! Так ведь по преступной глупости своей! И должны каяться и предупреждать неразумных.
Кстати, мусульманские старожилы в Югре тоже настороженно относятся к русским, принявшим ислам. Неофиты – люди непредсказуемые и страстные.
- Русские, которые принимают ислам, - часто люди образованные и чего-то ищущие, - говорит лидер дагестанской диаспоры Магомед Курбанов. – Те, кто вырос в мусульманской среде, умеют найти золотую середину, а русские ребята слишком…углубляются, что ли. Их легко находят вербовщики через интернет. Сначала просто общаются, прощупывают, находят у человека слабое место. У нас тут даже поймали женщину, которая прекрасно вербовала по телефону.
- Был у нас случай в университете: бородатый человек делал намаз в холле ректората, - рассказывает советник ректора по молодежной политике Ибрагим Ибрагимов. – Мне быстро позвонили, я прибежал. Позволил парню закончить намаз (так принято), а потом отвел его в свой кабинет для воспитательной беседы. Он оказался русским, принявшим ислам. Я ему четко объяснил: в учебном заведении так делать нельзя. Я, кстати, поименно знаю всех девочек, которые ходят в хиджабах, и с какой целью они его носят. Я выясняю эти вопросы. Вот русская девочка вышла замуж за дагестанца, и он потребовал, чтобы она носила хиджаб. Конечно, семейные вопросы мы не можем трогать.
Но бывает, упускаем и своего человека. Вот землячка моя из Дагестана, круглая отличница, попалась на удочку симпатичному молодому человеку-вербовщику. Известно, что у девочек в голове. Любовь! Но удивительно, что именно отличницы попадают в сети. Как вот Варвара Караулова. Им во всем хочется дойти до самой сути. Мы сейчас завели в университете «кибер-дружинников». Это теперь модно! Но скажите, как можно отследить все личные контакты через интернет?
Отец Сергий, настоятель Храма Рождества Христова, не удивлен тем, что русские принимают ислам:
- Мы - Иваны, не помнящие своего родства. Мы не привязаны ни к какой традиции. А когда к молодому человеку без духовного стержня подходит человек с ярко выраженной твердой позицией, это всегда привлекательно. Вот зайдет к нам сейчас ловкий торговец, который захочет продать массажное кресло. Он так будет вкусно рассказывать, с такими горящими глазами, что мы послушаем и подумаем: а не купить ли?
- То есть религия недалеко ушла от торговли? – замечаю я.
- Просто мы деградируем. Авторитетов нет. А церковь сейчас – это глас вопиющего в пустыне. Она призывает, да кто ж послушает?
ДОРОГА ДО ГИБЛОГО МЕСТА
- А как переводится название «Когалым»?
- «Гиблое место». Это ханты так его называют. Ну, типа люди там жить не могут.
- Хорошее название для города, - замечаю я, зябко кутаясь в шубу.
- Да и город отличный, - отвечает водитель Слава, напряженно вглядываясь в белую снежную муть. – Ваш московский мэр Собянин там два года тоже мэром сидел.
Метет так, что не видно ни зги. Уж третий час едем из Сургута, а вокруг одни белые поля да торчащие из них сухие палки. И ни одной деревни.
- Да откуда ж селам взяться? – говорит Слава. – Вокруг сплошное болото под снегом. Палки со временем сгниют и станут торфом. А летом все покраснеет от клюквы и брусники.
- А разве лето в Ханты-Мансийском округе бывает? – удивленно спрашиваю я.
- Ну, месяца два-три. У нас девять месяцев зима. Метет иногда и до июня.
- Что ж в таких богатых нефтегазовых краях и дорог приличных не построили?!
Тут Слава пускается в красочное описание, как на болотах строят дороги. Сначала полностью засыпают песком, но ведь болото не замеришь. Бывают такие места, что сколько ни сыпь, а дна все нет. Потом сверху заливают бетоном и ставят плиты. Но через пару-тройку лет болота подмывают песок, и дорога в буквальном смысле тонет. Бетонные плиты встают торчком, по которым, как зайцы, скачут машины. Значит начинай все сначала.
- А кто в Когалыме живет? Приезжих много? – интересуюсь я.
- Вы имеете в виду «понаехавших»? Да мы все тут «понаехавшие», - смеется Слава. - Город мигрантов. Строили всем Советским Союзом. Эстонцы, азербайджанцы, украинцы, русские, татары, башкиры. Я вот из Казахстана приехал в 1988 в двадцать лет за романтикой и «длинным рублем». Тогда зарплата водителя была 700 рублей! А у нефтяников и до 1000 рублей доходила! Вы хоть представляете?!
- Еще как! Зарплата инженера составляла 120 рублей, а мороженое-пломбир продавали за 20 копеек. Мясной пирожок – 10 копеек. Машина «Волга» стоила 5000 рублей. А русские сейчас приезжают?
- Нет, конечно! Кто из России сейчас поедет на такие маленькие зарплаты да в такой климат?!
И Слава ударяется в воспоминания, как на дорогах при минус 45 насмерть замерзали его сменщики с пассажирами: «Если машина встала, два-три часа – и конец. А связи-то не было!» Я смотрю на свой телефон и понимаю, что у меня тоже нет связи. И тут не к месту вспоминаю, что в 2006 году в Когалыме был зафиксирован температурный рекорд минус 62 градуса! Но сквозь пургу уже видны смутные очертания домов. Когалым!
МИНИ-СССР НА БОЛОТАХ.
Старожилы-когалымчане страшно гордятся своим неприлично молодым городом. (Ну, что такое для города 35 лет?!) Им так хочется похвастаться и храмом, и скульптурой Церетели (да кто ж ее в пургу разглядит?), и океанариумом с акулами и пираньями, и аквапарком. А вот мы еще построим парк тропических деревьев! И у нас есть международный аэропорт! Все это показалось мне излишеством для 69 тысяч населения. А потом подумала: а вот если меня засунуть в этот ледяной ад с коротким смехотворным летом, когда из дома нос нельзя высунуть без спрея от болотной мошкары? И кислорода тут нехватка 20 процентов. Отсюда ранние инфаркты. Да я бы тут тоже пираньям обрадовалась!
А в местном краеведческом музее я прямо-таки смутилась перед милой девушкой-гидом, сообразив, что аж на 17 лет старше города!
- Вот это советский вагон, в котором даже на третьей полке ездили, представляете? – восторженно говорит она.
- Мне тоже так приходилось ездить, - отвечаю я, с нежностью разглядывая под стеклом советские десятирублевки.
- А это армейская палатка первопроходцев с обязательной гитарой. Они тогда все на гитарах играли, представляете?
- Знаю. Я тоже когда-то играла и пела, - вздыхаю я.
- Ой, - смущается девушка. – Понимаю. К нам иногда приходят люди просто за ностальгией.
В местном Доме дружбы меня уже ждут аксакалы («белые бороды») мусульманских диаспор, подозрительные и настороженные. Чего это к нам аж из Москвы? И сразу видна разница поколений. Советское поколение с удовольствием выпьет коньяк, несмотря на Рамадан, а те, кто помоложе, даже к чаю не притронутся.
- У нас тут межнациональный рай, - категорически заявляет глава азербайджанской диаспоры Вели Мамедов. – Так и пишите.
- Вот прямо рай? – недоверчиво спрашиваю я. – А как построили?
- А у нас в каждом районе свой человек сидит, старейшина, который точно знает, кто приехал в город. Может, наркоман, бандит, а может рабочий человек или ученый. Были случаи, когда даже из города выгоняли. Предлагали: ты или домой едешь, или в тюрьму сядешь. Решай.
- Да в городе в любое время, даже ночью девчонка может выйти на улицу и пойти спокойно гулять! - вступает в разговор лидер дагестанцев Османбек Касумбеков, мужчина мрачный и темпераментный. – И важно, чтоб молодежь не дралась в ресторанах. Поэтому нам, лидерам диаспор, звонят даже ночью, если вдруг ЧП. Я вообще старожил. Приехал на север конкретно за машиной «Жигули» шестеркой. Купил.
- А почему остались?
- А потом «Жигули» девятку выпустили.
Все хохочут.
- А вообще, меня тут люди поразили. Я кавказец, ревнивый человек. Идем мы с женой по городу зимой. Навстречу русский мужик. Он вдруг бросается к моей жене и начинает ей щеки тереть. Я ошалел. По нашим традициям надо сразу бить. Но меня остановило то, что мужик был с женой. А та мне кричит: «А у вас уши совсем белые». Оказалось, что мы с женой обморозились и, как южане, не почувствовали. Пришли мы потом домой и говорим друг другу: «Здесь не смотрят на нас, что мы с гор спустились. Они нас за людей считают, а почему мы должны по-другому себя вести?» Здесь и свадьбы совместные, и межнациональные браки. Один город – одна семья. Проблема, когда приезжают молодые да дерзкие. И ведут себя...эээ…неправильно.
- А как неправильно? – интересуюсь я.
Все деликатничают.
- Ну, ТАК. Мы просто говорим: брат, у нас ТАК не принято. Ну, как у вас в Москве, когда во время карабахской войны азербайджанцы такие скандалы на улицах устроили. А мы не допустили!
Все победно смотрят на меня.
- А как бы я допустил, если у меня сосед-армянин, и мы друг к другу в гости ходили столько лет, - ворчливо говорит азербайджанец Вели Мамедов. – Как ему потом в глаза смотреть? В Когалыме так говорят: мы все разных национальностей, а за столом – одинаковые люди.
- А я вообще приехал сюда из деревни в 2000 году, - говорит киргиз Урмат. – Я даже не представлял, что на свете столько национальностей живет. Не мог имена запомнить. Мусор научился в урны бросать, - они тут на каждом углу. Шиитов в первый раз увидел. Здесь в мечети сунниты и шииты вместе молятся. И вообще все по-разному молятся. Теперь приходится приезжих земляков перевоспитывать. В Когалыме даже ДТП диаспоры иногда решают. Конфликтующие стороны спрашивают: «Вы к кому относитесь? Кто у вас старший?»
- Это, конечно, прекрасно, - замечаю я. – А кто же русских защищает?
- А у нас своя диаспора «Славянское содружество», - подает голос молоденькая Настя Беседина. – Русско-украинско-белорусское братство. И свой аксакал есть, ну, старшая. Я сама южанка из Ставрополья. Я только первую зиму плакала, а потом привыкла. Здесь есть свое очарование.
И В РАЮ ВОДЯТСЯ ЗМЕИ
Хотя Когалым в Ханты-Мансийском округе считают образцово-показательным городом межнациональных отношений, но в семье не без урода. В 2019 году ФСБ вовремя «свинтила» террориста с поясом шахида: два с половиной килограмма гексогена с поражающими элементами (с болтами).
- Нас тоже зацепило, - вздыхает мэр города Николай Пальчиков. – Больше десятка человек уехали в Сирию. Никто не вернулся, все убитые. А вот теперь ребенка оттуда будем встречать. Школьного возраста. К бабушке едет. И вот мы думаем: что за ребенок? Как он рос? Как его адаптировать? А если его уже научили баранов резать или еще чему-нибудь похуже? Риски очень высокие. У нас город спокойный, преступность низкая. Даже ни одного угона машины не было.
- А куда же у вас угонять? – смеюсь я. – Тут тупик, и дорога на Сургут одна. Даже свернуть некуда. Вокруг только болота.
- Ну, захотят угнать – угонят. А вообще, Когалым сохранил советские традиции. Дети могут ходить в любое время спокойно. А в праздники диаспоры совместно патрулируют город.
Меня в Когалыме все твердо убеждали, что диаспоры – это не капкан, а опора. «Да ты не понимаешь! Менты без диаспор работать не могут, - доказывали мне в Югре оперативники. – У тебя розовые очки. У вас в Москве то же самое, только масштаб другой. Там труднее. Мегаполис. А у нас все маленькое. Если вдруг экстремизм или криминал, вызываешь главу диаспоры и говоришь: уважаемый, выдайте нам нужного человечка в течение 24 часов. А также все его контакты: с кем общался, у кого жил, с кем дружил. И выдают, как миленькие. На блюдечке преподносят. Мы очень вежливые. И они очень вежливые. Потому что живут здесь уже лет двадцать-тридцать. Это их дом. А в доме не гадят».
Но есть специалисты в Ханты-Мансийском округе считают, что диаспоры – это зло, с которым необходимо бороться.
КОНЕЦ НЕФТЯНОГО РАЯ И ПРИХОД МИГРАНТОВ
«На северах», как выражались в советское время, люди работали тяжко, но и зарабатывали сказочные деньги, уходили в долгие отпускные загулы, ни в чем себе не отказывая. А потом рухнули цены на нефть, распался Советский Союз, начались лихие девяностые. Но деваться первопроходцам уже было некуда. «Засосали нас эти болота», - любимая фраза в Югре. Потом вдруг новый нефтяной бум и неожиданное благополучие 2000-х, когда приехало новое поколение молодых мигрантов из вдруг ставших неродными бывших советских республик. Старожилам они совсем не понравились. По-русски говорят плохо, молчаливые и замкнутые, живущие в своем религиозном мире, и одновременно упорные. Постоянно молятся, водку не пьют, ходят в мечеть, ведут странные разговоры, которые охотно слушают местные русские парни, вдруг принимающие ислам.
- У нас вообще даже после 90-х годов сохранялись советские отношения, - рассказывает специалист по миграции из Сургута Светлана Хоменок. – Не было понятия «человек другой национальности». Мы здесь все мигранты. Первыми приехали азербайджанцы, потом украинцы, русские. Я вот вообще из Крыма приехала, с детства солнце не люблю. И вдруг в 2010 году возникла тема национальностей. Приехали молодые, неграмотные, радикальные и даже агрессивные ребята, не знающие местной культуры. Они в силу возраста не могли вписаться. Местные подняли крик: «Не хотим трудовой миграции!» Власти им в ответ: «Ребята, вы о чем?! Вы все здесь мигранты. Только вы приехали 15 лет назад, а они два года назад. Но когда вы идете утром на работу, у вас уже дворы подметены, и хлеб выпечен».
Но вот тучные годы закончились, и мы из донорского региона вдруг превратились в дотационный.
- Как так?! У вас же нефть! – восклицаю я.
- А вот так. Резко упали зарплаты. Месячная вахта у нефтяника в наших тяжелых северных условиях стоит 100 тысяч рублей, а потом месяц он отлеживается в городе. Поделите на два. Выходит, что зарплата всего 50 тысяч. А кто поедет даже дворником за 30 тысяч рублей, если надо работать в минус 45? Мы пытались заменить иностранных граждан россиянами, но предложить им конкурентоспособную зарплату не смогли. У нас уже долгое время существует напряженность рынка труда: это когда вакансий много, а людей нет. А вот узбеки и таджики едут. И тут мы лоб в лоб столкнулись с диаспорами, поскольку у нас разные цели.
В чем цель диаспоры? Сохранить идентичность нации в другой стране. А что такое адаптация мигрантов? Это влить мигрантов в так называемый плавильный котел. Это то, что получалось у СССР, но не получилось у Америки, хотя цель была благородная. А Европа вообще со своей толерантностью допрыгалась до гражданского противостояния. И плохо, что мы играем в те же игры. К примеру, город Тобольск, который побоялся присвоить аэропорту имя Ермака из страха обидеть татар, - это типично европейская ошибка.
Когда к нам в центр социальной адаптации и интеграции в Сургуте приходит мигрант и хочет получить временный вид на жительство, мы ему первым делом даем книжку русских сказок. У тебя ребенок есть? Вот и прекрасно. Каждый вечер перед сном читай ребенку русские сказки. Одним выстрелом двух зайцев убиваем. Ребенок воспитывается на НАШИХ сказках, а его папа учит русский язык и знакомится с русским фольклором.
А диаспора по своей сути – это изоляция. Она заставляет таджика оставаться таджиком. А ведь многие из них хотят остаться в России и привезти сюда свою семью. И прекрасно. Нам люди на севере нужны, но для этого приезжие должны стать россиянами. Поэтому я скептически отношусь ко всяким межнациональным фестивалям. Вот когда наши мигранты научатся плясать «калинку-малинку», я им буду аплодировать.
КОММЕНТАРИЙ ИСЛАМОВЕДА АЛЕКСЕЯ СТАРОСТИНА
Ханты-Мансийский округ (Малая Югра) - в самом деле, уникальный сибирский регион. У него две особенности: там много мусульман (15 % населения), и население сформировалось только во второй половине ХХ века. Все туда приехали на освоение северных богатств. Ну, кроме малых народов ханты и манси. Поэтому в Югре нет устойчивых традиций. Религиозное возрождение в мусульманской среде началось в 90-е годы и продолжается до сих пор. Есть люди, которые приехали в семидесятых годах по комсомольской путевке на всесоюзные стройки. У них советские традиции и советское воспитание, и водку они охотно пьют. Есть поколение 90-х годов, которое бежало от военных конфликтов и экономических неурядиц с Северного Кавказа и из Средней Азии. Есть поколение 2000-х, когда в благополучный регион приехали трудовые мигранты. Этот микс поколений дает себя знать, потому что вроде бы один народ, как, к примеру, дагестанцы или азербайджанцы, а возрастные традиции у них абсолютно разные. Прибавьте к этому чрезвычайно подвижную миграционную ситуацию.
До 2015 года в Югре были серьезные проблемы, связанные с деятельностью радикальных суннитских структур. Люди уезжали в Афганистан и в Сирию. С 2015 по 2020 годы местные власти системно занялись «зачисткой»: выявили ячейки, арестовали лидеров, развернули мощную просветительскую деятельность на тему «ИГИЛ* – чума нашего времени», выгнали проповедников. Выдохнули и решили, что все. Но теперь новый вызов. Интернет. Работает телеграм и другие мессенджеры. Есть конспиративные собрания, на которых обмениваются флешками: ты прочитай и потом обсудим. Проблем с коммуникациями у исламистов нет НИКАКИХ.
Вопрос: что делать с этой питательной средой для экстремистов? Тем более, в нефтегазовом районе, где если рванет, то ударит по всей России. С башкирами и татарами там особых проблем нет. Главная радикализация идет среди выходцев с Северного Кавказа и неофитов. Хотя местные власти взяли под жесткий контроль мечети и молельные комнаты, но вербовщики их избегают и работают сейчас гораздо тоньше. Точечно, через интернет и личные контакты. В этой ситуации мечети надо превращать в передовые форпосты борьбы с экстремизмом, приглашать туда для выступлений перед верующими авторитетных богословов. Пробные шаги уже делаются. Два года назад приезжал муфтий Сирии, выступление которого перед мусульманской молодежью широко обсуждалось. Потом муфтий Кыргызстана. Богословы простым языком объясняли отличие классического ислама от искаженных интерпретаций. Это все называется скучным словом «профилактика». Но только так можно зачистить эти авгиевы конюшни.
* - ИГИЛ - запрещенная в РФ террористическая организация
0
12.00
