Экс-глава Якутска Сардана Авксентьева — единственная суперзвезда неожиданно прошедшей в Госдуму партии «Новые люди». В парламенте Авксентьева взялась за самые проблемные темы: QR-коды, закон об иноагентах и борьбу государства с самостоятельностью регионов.
В интервью спецкору «Новой газеты» Илье Азару Авксентьева объясняет, что с иноагентами не надо бороться, а субъектам федерации необходимо дать больше денег и полномочий. От вопроса о своем отношении к ликвидации «Мемориала» (организация признана Минюстом РФ иностранным агентом) экс-мэр Якутска ушла, сказав, что людей больше волнуют низкие доходы, безработица и плохое благоустройство.
— Рассмотрение законопроекта о введении QR-кодов на транспорте перенесли. Есть и второй закон о кодах в общественных местах. Что с ними происходит?
— Законопроект о QR-кодах в общественных местах позволит главам российских субъектов вводить коды в определенных ситуациях, и там еще так хитро еще написано, будто это спасение. Мы же всю борьбу с коронавирусом отдали в регионы, они все сами решают, а федеральный центр как бы ни при чем. Думаю, что как только появится возможность ограничивать посещение общественных мест людьми без QR-кодов, это будет сделано. Я буду счастлива ошибиться.
Вероятно, летом будет внесен еще один законопроект, который продлит срок действия этого (до 1 июня 2022 года) в связи с усугублением ситуации, например, до 31 декабря 2022 года. А потом, может быть, как-то незаметно он останется с нами пожизненно.
Мне вообще непонятно, как практически на местах он будет применяться. На морозе, например, в Якутске, да и на жаре, несколько сотен человек будут ждать проверки?
Важно при этом сделать примечание, что я человек вакцинированный. Вы как вообще к вакцинации относитесь? Вы вакцинированы?
— По ПЦР, например, но я просто уточняю. У меня и пожилая мама, и свекровь вакцинированы. То есть я понимаю пользу от вакцины, но я не понимаю пользы или эффективности QR-кодов.
— Несколько моих знакомых решили вакцинироваться, опасаясь, что не смогут никуда поехать на поезде или в театр сходить. Я понимаю, что это недемократичные меры, но ведь у нас люди всеми силами пытаются избежать вакцинации.
— Понятно, что власти предержащие, когда все эти системы начинают вводить, занимаются «причинением добра». Мы же понимаем с вами, что это некая форма принуждения к вакцинации. Но вакцинированные также распространяют вирус, может быть, чуть в меньшей концентрации, они несут определенную угрозу для тех, кто невакцинирован. Они также заболевают. Это не абсолютный иммунитет, поэтому очевидное деление по наличию или отсутствию QR-кодов для меня с практической точки зрения не совсем очевидно. Я могу ошибаться, я не вирусолог, но мои наблюдения и практическая работа на земле показывают, что это будет сложно.
— Это временная победа, и сильно ликовать по этому поводу я бы не стала — за ситуацией надо следить. Думаю, что законопроект как-то трансформируется, и его снова внесут.
Непонятно, как вообще [невакцинированные] люди будут добираться из отдаленных населенных пунктов? У нас же огромная страна, и транспортная логистика не везде такая, как в центре России, где легко перемещаться на личном автотранспорте. Недоработанность законопроекта очевидна. РЖД и «Аэрофлот», полагаю, обеспокоены не меньше нашего, потому что будет серьезное падение пассажирских перевозок, а для тех, кто продолжит пользоваться, будет повышение тарифов.
Пострадает внутренний туризм, который немножко голову поднял. Но по этому закону все крякнется. Это слово можно использовать?
— Да.
— (смеется) Просто меня иногда критикуют за вольный стиль общения… Закон про QR-коды на транспорте отозвали, а по кодам в общественных местах в четверг будет первое чтение. Я, конечно, намерена голосовать против. Но как прагматичные люди мы понимаем, что мой голос, помноженный на 10 и даже на 100, решающего значения иметь не будет, но это моя позиция.
Я не антиваксер — у меня брат работает в «красной» зоне, невестка работает в «красной» зоне, и они меня в чувство привели довольно-таки быстро.
— Вы и партия «Новые люди» готовы возглавить борьбу с QR-кодами? КПРФ вот устраивает митинги по этому поводу.
— Не верю я в законодательную борьбу в нашей стране.
— До тех пор, пока у нас большинство у «Единой России», конечно, сложно говорить о [победах]. Мы можем с вами каждый день выходить на митинги вместе и по отдельности, но до тех пор, пока мы не изменим состав партийной структуры [это бессмысленно].
— Мне кажется, что власти иногда реагируют, когда видят, что реально все против, как возможно, произошло с QR-кодами на транспорте.
— Думаю, что это связано как с беспрецедентным общественным давлением, так и с мнением госкомпаний, с подсчетами экономической составляющей.
Иноагенты
— Если продолжить про законодательную борьбу, то второй партийный фронт — это иностранные агенты.
— Если кто-то занимается какой-то деятельностью, то подтягивать его под закон об иноагентах и принимать решения, если не за закрытыми дверями, то весьма и весьма узким составом в отраслевом ведомстве мы считаем неправильным. Причинно-следственная связь между деятельностью определенного издания или человека и каким-то финансированием должна четко прослеживаться. А еще физическое лицо, признанное иноагентом, должно открыть юридическое лицо. Это вообще что?
— Да, и все физические лица отчитываются обо всех своих тратах.
— Это противоречит, на мой взгляд, Гражданскому кодексу, по которому учреждать юридические лица — это право человека, а не его обязанность. И все эти переборы и перехлесты мы не поддерживаем. Нужно [иноагентство] определять в суде.
— Это единственное ваше предложение?
— Нет, там пакет [поправок] шире, но с окончательным текстом вы сможете потом ознакомиться. Не надо всех неугодных записывать в иностранные агенты. Когда каждую пятницу под вечер мы узнаем о новых иноагентах — это нехорошая традиция.
— Ваша цитата: «с иноагентами переборщили». А что это значит? Они вообще есть в вашем понимании?
— Это же понятие введено очень давно, и в отношении НКО в принципе ни у кого [не вызывало паники]. То, что оно возникло в отношении физических лиц и активно стало применяться в отношении СМИ, — это перебор.
СМИ для того и созданы, чтобы озвучивать чьи-то голоса, чьи-то мнения, нравятся они тебе или не нравятся. Они должны быть. И я всегда говорила о том, что позиция независимых СМИ иногда более информативна для власти предержащих.
Ну вот смотрите: маркировка сообщений и отчет о личных доходах физических лиц — лишнее как неправомерное вмешательство в частную жизнь. Презумпция невиновности — решение должен принимать суд, а не Министерство юстиции. Надо доказывать, что деньги получены и направлены на осуществление деятельности иностранного агента, ведь сейчас у нас если деньги получил и что-то не так написал, то в интересах других стран, а это же не всегда связано. Ввести систему предупреждений о том, что у вас выявили деятельность, которую государство может счесть деятельностью в интересах иностранных государств. А также отмена необходимости физическим лицам регистрировать юридические лица.
— Но вы считаете, что иноагенты вообще есть?
— У иностранных агентов все-таки тайная жизнь. Вероятно, они есть, но я просто их не встречала, я их не видела. Есть открытые организации, которые финансируются из-за рубежа.
Регионы
— Вы говорили, что ваша миссия — донести до центра голос регионов. А тут есть кому его доносить?
— Я принимаю участие в работе комитета по региональной политике и развитию местного самоуправления. Я очень активно участвовала в обсуждении законопроекта о публичной власти. Я лично внесла 19 поправок и все это время коммуницировала с представителями субъектов и органов местного самоуправления, слушала их, слышала их, вносила предложения. Если посмотреть хотя бы отрывки моих выступлений на пленарных заседаниях, то можно понять, что я всегда — о регионах, я всегда — о территориях, я всегда — о субъектах. И когда у нас проходят парламентские часы, то я постоянно задаю вопросы. Я стараюсь бить, если не в одну точку, то в один район, чтобы власти понимали, что эти вопросы будут поставлены.
По налогам разговариваю с министром финансов, предлагаю менять структуру тех денежных средств, которые направляются в регионы. Дотации это одно, субсидии это другое, перекрывают одно другим и как будто увеличивают сумму, но на самом деле увеличиваются целевые деньги, а тех, которые дают просто на развитие и на решение первоочередных задач, становится меньше. Нет денег у регионов.
Я предлагаю оставлять НДС, они говорят, что это не очень хорошо, ведь у некоторых регионов есть возвратные. Я предлагаю вернуть на места налог на прибыль, чиновники говорят, что надо считать.
— Ну посчитают, и чего?
— Надо вносить изменения в налоговый кодекс в части распределения.
— В каком бы регионе я не был, везде уже много лет говорят только об этом. Но ничего не происходит!
(вздыхает)
— Мне кажется очевидным, что Кремль не хочет это менять.
— Я думаю, что вода камень точит. Это нужно делать и нужно вносить нормальные расчеты, показывать и доказывать. Я чувствую готовность, чувствую восприятие этого. После моего вопроса тому же Силуанову [спикер Госдумы] Володин сказал: «Правильно. Когда вы будете менять?». То есть и в «Единой России» есть запрос.
— Но, с другой стороны, учитывая принятый закон о публичной власти, может быть, власти через несколько лет и согласятся оставлять в регионах больше денег, но к этому времени Россия уже станет совсем унитарным государством, и распоряжаться этими деньгами будут все равно уже из центра.
— Вы знаете мое отношение к этому: местное самоуправление должно было стать основой государственной власти в стране. Чем больше граждане вовлечены в процесс управления своими территориями, тем больше разных положительных результатов они добиваются. Я через это проходила.
Если мы посмотрим на те страны, с которыми мы любим себя сравнивать, то там местные муниципалитеты — это вполне боевая единица. Мы же, вписав сейчас органы местного самоуправления в структуру публичной власти, конечно, определенным образом их обезножили.
Построение такой иерархии мы уже проходили, и это неправильно. Но будем спокойно говорить в рамках реальности. Закон принят, и теперь необходимо смотреть уже 131-й Федеральный закон об основах организации местного самоуправления.
— Видите, у вас даже не возникает мысли, что Путин может закон не подписать или Совет Федерации отклонить. У меня тоже не возникает, но это же плохо.
— Это плохо, но надо смотреть реально… В Федеральном законе № 131 очень многое сохранилось, поэтому следом пересмотру будет подвергнут он (16 декабря, Клишас внес в Госдуму законопроект о местном самоуправлении, упраздняющий городские и сельские поселения. — Ред.).
Из 37 поправок нашей партии приняты девять, и это хоть что-то. В частности, прошли две мои поправки — хотели лишить законодательной инициативы региональные парламенты. Нормально? Слава богу поправкой удалось справедливость восстановить. Вторая — про разграничение полномочий.
Не удалось отстоять, например, то, чтобы полномочия сверху передавались муниципалитетам с их согласия. Там хоть и написано с финансированием (смеется), но на моей практике его передают недостаточно. Это такой клубок проблем.
Но вы же не думали, что Авксентьева за три месяца с этим справится?
— Я вообще не думаю, что вы справитесь с этим. С этим никто не справится. Вам не кажется, что закон о публичной власти добивает федерацию? Татарстан опасается, что скоро будут ликвидировать национальные республики.
— К этому нет предпосылок. Формально федерация сохраняется, поэтому давайте посмотрим, как закон будет реализовываться на месте.
— А зачем он вообще ими принят?
— Унификация власти. Для того, чтобы у нас не было разрозненности в управлении регионами, чтобы было единообразие. Для повышения управляемости территории.
— Кремль не может не понимать, что лучше не будет.
— Вы задаете мне вопросы, которые я сама задавала к этому законопроекту, понимаете? Результат мы имеем сегодня такой, какой имеем.
Необходимо давать больше самостоятельности регионам, больше доверия, больше денег. Пусть больше спрашивают за эти деньги, никто не против. Но когда идет очень жесткая централизация — это нехорошо. Плюс ко всему закрепили в законе норму о том, что парламенты могут формироваться в регионах только по одномандатным округам. Это очень серьезная угроза — парламенты могут окончательно стать подвластными, ведь в округах обычно используют беспрецедентный административный ресурс.
— Почему Якутия молчит?
— Якутия не молчала, внесла свои поправки, которые были рассмотрены.
«Мемориал»
— Алексей Нечаев в Госдуме выступил в защиту ректора Шанинки Сергея Зуева.
— Нет у власти сострадания… Есть экономические преступления, которые не несут угрозы обществу. Зачем держать людей в СИЗО?
— Вы же знаете зачем.
— Для давления? И вот сейчас, когда президент страны говорит о том, что Зуева не стоит держать в СИЗО, они будут [решение] пересматривать. Или уже пересмотрели?
— Нет, еще не пересмотрели. А вы не участвуете в этом?
— Наши активно участвуют, потому что Нечаев его лично знает.
— Вот и получается, что вроде партия «Новые люди» — адекватная, и «вписалась» за Зуева, но только потому, что Нечаев его знает. А слова поддержки «Мемориала» от партии я не видел.
— У нас в предвыборной партийной программе было написано, что за экономические преступления люди не должны находиться в СИЗО. То есть причина не только в том, что Нечаев знает Зуева.
— А про «Мемориал» у вас какое мнение?
— [Из-за его преследования] мы и говорим, что необходимо вносить изменения в законодательство об иноагентах.
— Это же просто повод.
— Повод, но мы говорим о том, что рассмотрение дел должно быть объективным. Столько лет «Мемориал» существовал, такую он внес лепту в восстановление памяти о репрессированных. Я еще студенткой была исторического факультета Якутского госуниверситета, а «Мемориал» уже был и занимался тем, чем он занимался. Но я в повестку по «Мемориалу» не погружалась, потому что каждый день занималась законом о публичной власти.
— Но вы же можете сказать: «Я против ликвидации Мемориала»?
— Я думаю, что в основе лежит то, что у нас признание иноагентом происходит не по той процедуре, по которой должно было бы происходить.
— Это же и есть специально придуманный инструмент для того, чтобы давить независимых журналистов и НКО!
— Поэтому надо в процесс вносить объективность, чтобы у людей и организаций была возможность в судебном порядке представить документы или затребовать документы, чтобы у защиты была возможность доказать, что получение денежных средств не связано с их деятельностью.
— Ясно. Про Навального вы раньше говорили, что он вам симпатичен.
— Как расследователь — да, как политик — не мой идеал. По-человечески мне его жалко. [Посадили его за] политическую деятельность, а дело «Ив Роше» мне вообще не очень понятно. Я считаю, что [в тюрьмах] должны находиться преступники, которые несут угрозу жизни и здоровью людей.
— А закон, который потом приняли про то, что если три года назад поддержал Навального, не можешь принимать участие в выборах, вам как?
— Об этом я тоже высказывалась и говорила, что закон не должен иметь обратной силы.
— Может быть, и тут попытаться поправки внести?
— Надо смотреть. Вообще я считаю, что человек имеет право на свободу собраний. Необходимо внести изменения в Административный кодекс и в закон о митингах и шествиях. Это есть у нас в плане нашей законотворческой деятельности. Но я всегда избегала категоричности, и если вам нужна радикальная повестка, то [вы пришли] не совсем по адресу.
— У нас теперь радикальным считается высказаться про то, что «Мемориал» нужно сохранить?
— Я думаю, что на самом деле людей больше волнует низкая пенсия, низкие доходы, безработица, то, что у регионов нет денег на элементарное благоустройство, на уличные фонари, на приличные дороги, новые детские сады и школы. Вот это я ставлю себе в приоритет. Это я обещала [избирателям] и это я считаю для себя первоочередным.
0
22.00
