ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Feb. 16, 2017

— Чем для вас отличается первый сезон сериала «Екатерина» от продолжения, которое называется «Екатерина. Взлет»?

— В первом фильме Екатерина юная, она органично вписалась в мое амплуа. Но в продолжении актерская история гораздо сложнее. Я там другая. Смотрела сейчас материал на озвучании и говорила режиссеру Диме Иосифову: «Неужели я правда могу быть такой стервой?» Сама себе удивляюсь… Это невероятно дорогая для меня роль, очень трудная. Чтобы ее сыграть, я задавала самой себе новые вопросы. Потому что в моей собственной жизни никогда не было выбора: власть или любовь, дети или государство. Для меня органично выбирать любовь и семью. Поэтому играть повзрослевшую Екатерину, которая делает противоположный выбор, сложно. У нее совершенно другая человеческая природа, позволяющая переступить через какие-то важные ценности, забыть о близких людях и думать о целом государстве.

Ведь это еще вопрос: нужно ли спасать одного «рядового Райана» ценой гибели всего взвода? Конечно, лично я буду спасать «рядового Райана». Но правитель должен уметь пожертвовать одним солдатом, чтобы выиграть войну. Еще я поняла, как сильно жернова власти перемалывают людей, убивают в человеке все живое. И женское в первую очередь. У Екатерины ведь не сложились отношения ни с одним из ее сыновей. В первую очередь с наследником. Материнство — ее жертва. Но зато она вошла в историю как выдающийся политик, как человек, который построил совершенно другую культуру, расширил границы, испытал прививку от оспы, построил гранитные набережные...

— В прошлый раз на окончание съемок вы дарили всем монеты со своим профилем, а сейчас?

— В этот раз тоже подарила монету со своим профилем в короне и с надписью: «С благодарностью от Екатерины». А еще я каждому по окончании съемок подарила бутылку шампанского, оформленную в духе Екатерины, — вокруг горлышка кайма с георгиевской ленточкой, придуманной в ее эпоху. Потом на Новый год мне многие присылали фото с бутылкой «екатерининского» шампанского на столе.

— Похоже, в вас все-таки появилось что-то от царицы…

— Никто из первой команды не отказался работать в продолжении, чему я очень рада. И многие мне говорили: «Марина, если бы не ты, мы, может быть, не пошли бы на эту работу». Съемочная группа была моей армией, моим государством. Все они очень помогли мне тем, что верили в меня. В новом сезоне у нас появился новый режиссер — Дмитрий Иосифов, и он тоже прекрасно влился во всю эту историю. Дима очень хорошо чувствует актерскую природу. И я благодарна ему за то, что мы с ним каждое движение, каждый жест обсуждали. Я не могу работать с режиссерами, которые кричат или доводят до слез. Хотя кому-то из артистов нужны слезы и мучения. Все очень индивидуально. Режиссер и артистка — это взаимосвязь, немножко выходящая за грань обычных профессиональных отношений. Актриса должна по-человечески нравиться режиссеру, и наоборот. Нужен в некотором смысле роман между ними, чтобы фильм получился. Но все, конечно, в рамках приличия. (Смеется.)

— Первую часть «Екатерины» снимали в очень красивых местах, в том числе в чешских замках...

— А в этот раз — в моем родном Санкт-Петербурге и в окрестностях. В Петропавловской крепости съемки проходили буквально в десяти метрах от места, где покоится Екатерина, и меня била дрожь. Ощущения были очень странные и очень сильные. Еще мы снимали в Царском Селе. В фильме есть фантастически красивый кадр, где моя героиня проходит сквозь золотую анфиладу Екатерининского дворца, как сквозь века… Для меня играть такую роль — удивительный подарок.

— У вас сейчас актерский пик, взлет. Как на это реагируют друзья?

— Я выучила важный жизненный урок: друзья познаются не в беде, а в успехе. И рада, что в моей жизни остались старые и появились новые друзья. Самодостаточные, которые могут совершенно спокойно воспринять чужой успех… Юля Пересильд — моя любовь и открытие. Мы познакомились с ней на мероприятии благотворительного фонда «Галчонок» полтора года назад и как-то сблизились. Я недавно ходила в Театр на Малой Бронной и смотрела «Варшавскую мелодию». Это один из лучших спектаклей за последнее время, который я видела. Мало актрис уровня Юлии Пересильд, она потрясающая там! Так что, можно сказать, мир идет мне навстречу, и возникают какие-то новые люди, знакомства, друзья. Хотя чужой успех актерам перенести очень сложно.

— Вас это ранит?

— Уже нет. В моей жизни были и предательства, и падения. Но без них невозможен никакой рост. Я не готова быть обиженной ни в дружбе, ни в личной жизни. Я всегда уходила от людей, причиняющих мне боль. Уходила легко и сразу. Этим, наверное, кого-то обидела. Но я знаю, что поступала правильно и честно. Если бы я терпела, вела себя иначе, со мной рядом не было бы моих близких людей, не было бы семьи, моих детей… Думаю, мне помогает ощущение, которое появилось еще в детстве, — я же была окутана любовью как коконом. Жила с ощущением, что меня все любят, что я особенная. Очень важно, чтобы детство было счастливым — это избавляет человека от многих проблем во взрослом возрасте. Но не всем в этом смысле так повезло, как мне.

Помню, меня очень удивило, когда на первом курсе Училища имени Щукина нас собрал наш мастер Родион Овчинников для знакомства и все рассказывали о себе и своей семье. Оказалось, что из 34 человек только четырех воспитывали родные мать и отец, и все в их жизни благополучно. И я — одна из них. А ведь полноценная семья куда важнее для ребенка, чем достаток. Кстати, мы жили совсем не богато. В коммуналке на 13 семей у нас с родителями была сначала комната 12 метров, а потом нам дали побольше — 18-метровую. Зато в квартире стоял большой-большой старинный комод — считалось, что он времен Екатерины II. И я смотрелась в старинное зеркало этого комода, представляла себя в платьях XVIII века… До сих пор первая ассоциация с Екатериной, которая у меня возникает, — этот самый комод…

— Я видела видеозаписи детской театральной студии «Вообрази» при одном из телеканалов Санкт-Петербурга, где вы начинали еще школьницей. Вы там играли принцесс.

— Я никогда не была на первых ролях в студии. Всегда находился кто-то успешнее, ярче, кто лучше пел или танцевал. Но мои первые выступления состоялись в Хвалынске — маленьком городке в Саратовской области на берегу Волги. Там вырос мой папа, там жили мои прабабушка Клава и прадед Вася. Туда приезжала и я, в деревенский домик с печкой. На кровати горкой были сложены подушки, которые сверху застилались кружевным белым тюлем. И я надевала себе на голову этот тюль и становилась невестой в первый день свадьбы. Потом снимала его — и становилась невестой во второй день. Летом в Хвалынске я видела такие многодневные шумные свадьбы. Они меня впечатляли, я их копировала, придумывала истории.

— Актеры часто говорят, что в вашей профессии ценно не только творчество, но и встречи с замечательными людьми…

— Конечно, со многими очень важными для меня людьми я бы никогда не познакомилась, если бы не совместная работа. Самым богатым на встречи стал фильм «Азазель». Во-первых, это был масштабный проект для Первого канала, и благодаря участию в этих съемках я потом попала на «Последнего героя». Во-вторых, после «Азазеля» я снялась во французской картине: режиссер Александр Адабашьян предложил меня на роль в фильме La fonte des neiges («Таяние снегов»), для которого он написал сценарий. В результате я получила приз во Франции. Александр Артемович вообще стал моим «московским папой», ведь мои родители жили в Санкт-Петербурге. Он всячески меня опекал, кормил, так как Щукинское училище недалеко от его дома. А теперь, когда я ему звоню, он всегда называет меня «ребенок». А оператор «Азазеля» Павел Лебешев позвал меня в масштабный польский проект «Старое предание. Когда солнце было богом» к Ежи Гофману. У нас с Лебешевым вообще сложились какие-то удивительные отношения. Он говорил: «Я тебе сейчас сниму план. Он будет такой красивый, такой красивый! Но ты мне обязательно бутылку поставишь. Птичку…» Он любил определенный виски — с птичкой на этикетке.

И вот он долго выстраивал на меня свет, делал какой-то шедевральный план, а потом к нему подходил художник по свету Миша Жердин, который с ним проработал 25 лет (и с которым я потом вновь встретилась на «Екатерине»). Наклонившись, Миша тихо на ушко шептал Лебешеву: «Марине-то вы свет хорошо поставили. Но у нас в кадре есть еще и ее «мама», и вот ее-то совсем не видно, она темная, как негр!» А маму играла известная польская актриса. Лебешев отвечал: «Ой, я про нее забыл!» Он был увлекающимся человеком и занимался только тем, что ему самому интересно. А если актриса ему не нравилась, он не заботился о том, как она будет выглядеть на экране. Просто уходил с площадки и говорил тому же Мише: «На нее сам поставь свет». Лебешев работал как жил: азартно, страстно и вкусно! Он же потрясающе готовил, всех кормил и меня учил. Помню, мы с ним по всей Польше искали кориандр и кинзу, чтобы приготовить идеальную солянку.

Это удивительно, что меня, двадцатилетнюю девочку, Павел Тимофеевич воспринимал как друга. Я уже вернулась в Москву, а они еще оставались на съемках в Польше, и он мне мог позвонить и сказать: «Слушай, положи мне деньги на телефон». Или спросить: «Ты куда едешь? В Узбекистан? Пусть твои друзья передадут мне казы» — это колбаса из конины, которую он любил. Еще Лебешев часто повторял: «Когда тебя позовут в Голливуд, ты скажи, что у тебя есть личный оператор…» Его уже не было в живых, когда в Доме актера праздновался его день рождения. Это был такой день его памяти. И я вышла на сцену с шоколадным «Оскаром», сказала речь: «Павел Тимофеевич, в этом «Оскаре» слились все ваши страсти — любовь к еде и любовь к кино…»

— А из актеров кто произвел на вас самое сильное впечатление?

— Думаю, встреча с Александром Викторовичем Збруевым на съемках «Северного сияния» дала мне больше, чем все мои ежедневные сидения на занятиях в институте… А на том же «Азазеле» я познакомилась с Мариной Нееловой, которая помогла мне сдать экзамен по актерскому мастерству. В тот момент в Щукинском училище я репетировала отрывок из «Вечно живых», Веронику. Режиссером отрывка был Юрий Борисович Нифонтов. Вместе с ним мы подошли к Марине Мстиславовне, которая когда-то играла эту роль в спектакле «Вечно живые» в «Современнике». И я набралась наглости и спросила у нее совета. Три или четыре дня, сколько мы снимались вместе, она меня от себя не отпускала и все время говорила про то, как надо играть Веронику: «Марина, а стихотворение вы как читаете? Нет, так нельзя его читать.

Даже если вы читаете спиной к партнеру, вы должны затылком чувствовать его глаза. У Даля были такие глаза, я чувствовала его спиной, до дрожи!» Из-за съемок я много пропускала в институте, и меня даже не хотели допускать к экзамену, что приравнивается к вопросу об исключении. Но потом педагоги согласились все-таки посмотреть отрывок и тогда уже что-то решить. Помню, когда в финале занавес закрылся, а потом открылся вновь, я увидела, что у моего художественного руководителя Родиона Юрьевича Овчинникова по щекам катятся слезы. Тогда я получила пятерку по актерскому мастерству — спасибо Марине Мстиславовне, которая подсказала мне важные актерские и женские вещи. Она советы дает редко, но очень точно.

— А какой последний совет она вам дала?

— Совсем недавно мы разговаривали с ней насчет того, на какие роли следует соглашаться, а на какие нет. И Марина Мстиславовна сказала: «Ты не вписываешься в сегодняшнюю героиню с соседнего двора, ты — не из сегодняшнего времени. Не на лубутенах, понимаешь?» Поэтому с кино я не тороплюсь, седьмой месяц уже не снимаюсь. Предложений много, но я не вижу материала, с которым хотела бы работать. Я жду каких-то молодых, наглых режиссеров. Или молодых, наглых сценаристов. Потому что побеждает только творческая наглость. Тому подтверждение — фильм «Ла-Ла Ленд». Режиссер, которому 31 год, снял такое замечательное кино, которое сразу стало классикой.

— И что же вы будете делать, пока не появится предложение сняться в чем-то подобном?

— В театре скоро буду репетировать, это точно. У меня сейчас пять разных предложений, и на каком-то из них я обязательно остановлюсь… Ну и потом, мне есть чем заняться в жизни и кроме работы. У меня маленькие дети, и мне так хочется поселить в их головах как можно больше каких-то прекрасных воспоминаний, ярких моментов, эмоций, из которых потом будет строиться их сила, их уверенность, их умение быть счастливыми.

— И какие же это должны быть воспоминания?

— Мы с мужем специально придумываем традиции для детей. Например, что летом на день рождения Андрюши нам нужно всякий раз отправляться в путешествие в новую страну. Скоро сын пойдет в школу, а день рождения у него летом — значит, все его школьные друзья будут разъезжаться на каникулы. И лучший вариант — чтобы и он тоже уезжал подальше от дома. Зато день рождения дочки — 26 сентября — разгар школьного года. Мы решили, что тут-то и будем устраивать большой детский праздник и отмечать оба детских дня рождения вместе. Андрей-старший к каждому такому празднику делает специальный фильм про самые важные для Андрюши и Катерины события за прошедший год. Мы осознанно не хотим ничего делить между ними: мол, это тебе, а это тебе. У них очень тесные и близкие взаимоотношения, и дай бог, чтобы дети протянули ниточку нужности друг другу и любви на всю жизнь. Это будет самая большая моя победа!

При том что дети сейчас не очень-то совпадают: Андрюша старше сестры на три года, и у него период строительства, а у Катерины — разрушения. И за этим очень забавно наблюдать, потому что она девушка с сильным, настоящим екатерининским характером, и если что-то задумает, запрещать бесполезно. И Андрюша ничего не может поделать: он ее просит, просит, все напрасно. Как-то он, сжав кулаки, жаловался мне: «Она опять так сделала!» Говорю: «Андрюш, ну объясни ей еще раз сам!» А он же понимает, что все доводы уже давно приведены. В общем, постоял, подумал и выдал: «Бог все видит!» Это так по-детски трогательно…

Я Андрюше про Катерину объясняю: «У нее возраст такой. Ты то же самое делал в ее возрасте, и тебе тоже было интересно, как все распадется. Но ты же архитектор, ты можешь заново все построить, и даже еще лучше». Он сейчас помешан на конструкторе, похожем на лего, — детали ярких цветов и при этом прозрачные, на магнитах. Сын возводит большие-большие красивые здания. И придумывает сказки. Вообще, Андрюша очень творческий человек. Я тут пришла в один детский магазин, и консультант мне стала показывать: «Посмотрите, это замечательная книжка, надо здесь дорисовать палочку, здесь домик, здесь уточку, здесь раскрасить». Я говорю: «Знаете, у меня сын не очень любит дорисовывать и раскрашивать, он любит белые листы, чтобы рисовать самому».

Он построил за диваном целый мир, который назвал Чак-Чак. И сказал, что это — как Европа. В Чак-Чак входят разные страны: Тютя, Антипак, страна На-на-на, где все любят музыку. Андрюша погружен в эту потрясающую игру. Недавно мы всей семьей справляли день рождения его плюшевого пса — известного в Чак-Чаке ученого. Андрюша попросил бабушку приготовить торт, и она испекла «Прагу». Я украсила торт девятью свечами, потому что «имениннику» исполнилось девять лет. Андрюша при этом надел пиджак и шляпу, объяснив: «Ну, это же день рождения, надо быть красивым». Все это было очень забавно, потому что вся семья собралась за столом, чтобы поздравить игрушечного пса с днем рождения. И когда я вынесла торт со свечками, сын сказал: «Подожди, ему же надо желание загадать. Он очень хочет семью». Я говорю: «Ну, мы можем его усыновить». Как же Андрюша был счастлив! Для него вообще семья — самое важное. На свой день рождения, который мы отмечали в Дании в Леголенде, он гениально сформулировал свое пожелание, задувая свечи на торте: «Чтобы все были!»

— А вы записываете за сыном интересные фразы, мысли?

— Да, какие-то вещи записываю. Мы ведем рассказ про его Чак-Чак, там же постоянно что-то происходит. А недавно Андрюша сочинил сказку про Ангела, который потерял крылья. Но Человек эти крылья нашел и отдал Ангелу. А тот дал Человеку яблоки. Вообще, сын удивительно видит мир. Как-то сказал, что у каждого человека — свой цвет. Как же я удивилась! Я никому не рассказывала, но до шестнадцати лет сама видела, что все люди — разных цветов. Возможно, это то, что называется энергетикой. А в какой-то момент, в институте, лет в семнадцать, я вдруг потеряла эту свою способность. Но сейчас все возвращается благодаря ребенку, который видит мир точно так же, как видела его я.

— Недаром говорят, что дети — это наше зеркало.

— Да. А в Катерине очень много моей упертости и нетерпения. Мне еще не исполнилось пяти, когда я повела других детей на полигон за маками. В воин­ской части отца был переполох — тогда мы жили в Венгрии. Если мне что-то не нравилось, я дралась. Мама со мной по этому поводу строго разговаривала, объясняла, что нельзя причинять боль другому человеку. Но я этого не понимала до того момента, пока меня саму не укусила одна девочка. На самом деле это такое детское изучение мира.

— Вас наказывали?

— Однажды мама поставила меня на горох. Это был принципиальный момент. Мама мне часто говорила: «Вот поставлю тебя на горох, если ты не перестанешь драться». А я дралась и дралась. Она меня все пугала и пугала. И вот однажды она в очередной раз произнесла: «Что, хочешь на горох?» — «Да ты не поставишь!» — я была в этом абсолютно уверена. А мама спокойно ответила: «В следующий раз, если это произойдет, ты встанешь на горох». И выполнила свое обещание. Я рыдала от обиды. Но именно тогда я поняла, что мама держит слово, и начала ее слову верить. При этом не смирилась, все равно делала что хотела. В общем, продолжаю делать и сейчас. И я смотрю на детей и понимаю — у них от рождения нет границ. Это мы ставим им границы: здесь нельзя, туда не ходи, это не делай, так не принято. Я часто задаюсь вопросом: почему нельзя? Почему не принято? А если есть потребность?! Почему нельзя закричать, когда тебе этого хочется, где-то на улице? А может быть, этот крик даст выход какой-то эмоции и это важно? Поэтому Андрею и Катерине можно все, что безопасно для здоровья. Они должны получать от жизни радость.

— А от чего сейчас получаете радость вы?

— Я не устаю восхищаться своим мужем. Он постоянно дарит мне эмоции. Недавно мы с ним ездили в Японию, и это было одно из самых удивительных путешествий в жизни. Другая планета! Андрей мне и раньше рассказывал о лесах Миядзаки и о том, что там различают невероятное количество оттенков зеленого. Мы с ним гуляли по заповедникам, поднимались в горы с проводником. И я эти оттенки сама увидела. Еще мы побывали на удивительном острове современного искусства в Японии. Там есть деревня, в которой несколько домов современные художники и скульпторы оформили неожиданными инсталляциями.

Например, вдруг загораются лампочки в определенной последовательности и появляется озеро невероятной красоты. Там какие-то бары с фокусниками, где мы в шесть утра играли на барабане, танцевали и дурачились, как дети, — и Андрей, и я… Вообще, это такое чудо, что наши с мужем внутренние дети встретились. (Смеется.) Андрей удивительно видит мир и дарит мне его, каждый раз открывая окна какой-то другой реальности. Он неординарный человек. Я рада, что в наших детях есть Андрей, его краска…

— Марина, но вас ведь интересуют не только радости. В прошлом году вы стали активно помогать благотворительному фонду «Шередарь», который дает возможность детям, победившим тяжелые заболевания, вернуться к обычной жизни.

— Да, хотя мне все это довольно сложно дается. Я восхищаюсь людьми, которые умеют заниматься такими вещами, забывая про свои собственные нужды. Удивительно, с каким самопожертвованием живут Чулпан Хаматова и Юля Пересильд. Я пока так не умею, но учусь. Мне очень хочется верить, что я смогу своей публичностью, своими связями чем-то фонду «Шередарь» помочь. Ведь детям, которые уже победили болезнь, требуется научиться не пугаться жизни, чувствовать счастье. Этот фонд возвращает детство. Здесь ребята катаются на байдарках, лазают в панда-парке по веревочным лестницам, рисуют, участвуют в театральных постановках, общаются со сверстниками, катаются на лошадях. Существуют также смены для братьев и сестер таких детей.

Все ездят туда абсолютно бесплатно. А за то время, которое ребенок проводит в лагере, мама учится отпускать его, давать ему свободу, кислород, а не держать его все время у своего сердца. Дети, приезжая в этот лагерь, на всю смену отключают мобильные телефоны, а родители держат связь с психологами… Когда ко мне обратились за помощью из этого фонда, я согласилась. Поскольку вся эта история — про будущее, про жизнь. Что мне очень близко.