Я жду Юлю в кафе в самом центре посткарантинной Москвы. Она заходит в маске. Я в дальнем углу, тоже в маске. Два настороженных персонажа, которые возвращаются в мир людей после снятия ограничений. «Я буду имбирный чай, хоть что-то противовирусное…» – улыбается Юля. Мы выглядим немного нелепо, обеим и страшно, и смешно. Вокруг – расслабленные люди… Спрашиваю про шахматы. «Да. Я активно пользовалась именно этой тактикой, когда играла. Я импульсивный человек, терпение – мое слабое место. Мне нравились острые ситуации, возникающие в игре, ведь часто партии длились долго и нудно. Невыносимо часами передвигать туда-сюда пешки. Я рисковала… И в жизни поступала так же. Не уверена, что это правильно».
Юлия Снигирь: Нет. Случился конфликт с педагогом. Сейчас бы я институт окончила. Хорошо иметь мотивацию, но мне кажется, творческая профессия предполагает какую-то долю пофигизма и легкости. Этого во мне не было. Но зато, как бы пафосно это ни звучало, я всего добилась сама. Я росла в маленьком городе, приехала в Москву ни с чем. С одной стороны, это дало мощный стимул. С другой – я до сих пор чувствую недостаток образования, мне кажется, я много времени теряла, просто чтобы выживать.
Вы первокурсницей снялись в «Обитаемом острове», и вся Россия была завешена билбордами с вашим изображением. Любая другая начинающая актриса была бы счастлива, но, кажется, вы таковой не выглядели?
Ю.С.: Я злилась: «вы меня развесили по всему городу, а я мыльный пузырь, который вы зачем-то надули». Была обижена на весь мир. Казалось, все видят, какая я слабая актриса. Инопланетянка, правильная как пионервожатая. Съемки в Будапеште с Брюсом Уиллисом в «Крепком орешке», попытки делать карьеру в Голливуде – все это тоже уверенности не прибавило. Я снялась в Америке в паре картин, ходила на пробы, но меня это не радовало. Я сразу ощутила: это не мое место, мне было неуютно. Долгое время жила на чемоданах, а потом подумала: «Юля, а зачем ты снимаешь углы то тут, то там, давай найди квартиру надолго». И я нашла.
Это была прекрасная квартира в Беверли-Хиллз. Вы заплатили за год вперед и сбежали через неделю… При этом вас утвердили на роль жены Кеннеди в фильм «Убийство Кеннеди». Вас даже просили не покидать город, а вы…
Ю.С.: Купила билет и улетела в Москву. О том, что я улетаю, сообщила из самолета. Все были в шоке. Я даже не забрала какие-то вещи, они не вместились в чемодан. И знаете, нужно было уехать раньше! Никаких творческих прорывов у меня там не случилось, никаких открытий в себе я там не совершила…
А вы относитесь к актерству как к возможности покопаться в себе и что-то открыть?
Ю.С.: Я отношусь к этому как к работе. Копаться в себе – часть работы. Я это не люблю, это болезненно. Особенно сложно было, когда я играла Салтычиху в «Кровавой барыне». Многие актрисы побоялись согласиться, а я рискнула. Хотя, конечно, эта роль на мне отразилась не лучшим образом. Со мной на протяжении всех съемок происходили мистические вещи. Например, снимаем сцену, где мою героиню тошнит, а потом меня дома всю ночь рвет, приходится вызывать скорую. Снимаем нападение на Салтычиху, и мне нечаянно сворачивают шейный позвонок, я попадаю в больницу. Какие-то проблемы были постоянно.
Вы были как будто в коконе негатива, а как же вы общались с родными, когда возвращались домой вечерами?
Ю.С.: Домашние меня терпели. Они мечтали о том дне, когда закончатся съемки, потому что я была не очень приятным человеком. Хотя сын Федор мне помогал, я на него переключалась… Конечно, та работа расшатывала мою нервную систему. Я в обычной жизни резко на все реагировала, была раздражительной, злилась. В каком-то смысле я «зеркалила» свою героиню, про которую придумала, что она истеричка, неприятно орет, переходя на визг. Иногда на съемочной площадке я взрывалась, повышала голос, во мне было много ярости. Такое случалось пару раз в присутствии группы, и мне становилось стыдно, я просила прощения… Работа оказалась настолько напряженной, что я год после «Кровавой барыни» не могла сниматься, отказывалась от всех историй.
Трагедии, драмы – ваша стихия, это как-то связано с характером?
Ю.С.: Возможно, потому, что я по своей натуре мрачный человек. У меня трагический взгляд на мир. Люблю придумать себе чтото ужасное.
Вы вообще кладезь разнообразных страхов. Вас пугают большие скопления людей, хлопки, вы страдаете от клаустрофобии, боитесь смерти…
Ю.С.: Ну да. Про страхи – это сразу ко мне…
Еще у вас есть страх голода, потому что в Москве в первое время вы голодали и падали в обмороки от недоедания. Видимо, поэтому у вас всегда забит холодильник. Еще вы боитесь демонстрировать сильные эмоции. Как вы со всем этим живете, удалось побороть хоть что-то?
Ю.С.: Нет, пока не получается. Както существую. И еще недавно к этой коллекции прибавился страх вируса.
Как вы перенесли долгий и психологически сложный период самоизоляции?
Ю.С.: Погрузилась в мое любимое состояние – «я в поезде», когда ничего не нужно решать и все решено за тебя.
Я поняла, что, если не найду в этом плюсы, сойду с ума. Подумала: окей, я сижу дома, значит, занимаюсь семьей, домом, такое время. Я бесконечно готовила. Варила кокосовую сгущенку, запекала капусту с зирой. Научилась профессионально делать котлеты. Еще чуть-чуть, и я бы заделалась в повара. Но подустала и сказала: «Все! Готовьте сами, не знаю, что сегодня на ужин!»
Вашему сыну Федору четыре, в этом возрасте дети часто повторяют за взрослыми. Он пытался вам помогать?
Ю.С.: Нет, котлеты он со мной не лепил. Хотя это правильная тема, надо попробовать. Но есть одна проблема – он просто съедает все сразу. На какомто дне рождения было развлечение – мастеркласс, как делать пиццу. А он пытался все время съесть ингредиенты. Дают тесто, он начинает его есть. Я говорю: «Нет, Федя, не надо». Дают соусом помазать, он тут же его облизывает.
Что в вас изменилось, когда на свет появился Федор?
Ю.С.: Абсолютно все. Сместились точки отсчета, изменились ценности. Я очень повзрослела… До его рождения не понимала, что меня ждет. Мне говорили то, что и всем беременным: отсыпайся, отдыхай, потом это время закончится. Но мне ужасно хотелось деятельности: «Чем заняться?!» Когда Федя родился, вопросы исчезли.
Часто с ребенком рождается и страх за него. Растет ребенок, растет и страх. Вы спокойная мама?
Ю.С.: Неспокойная. Я курица. Все время кудахчу. Мне кажется, что Федор или замерз, или голодный, или не выспался. Трясусь над режимом. Когда кто-нибудь говорит: «Я со своим ребенком летал на Гоа, днями и ночами он там со мной тусил», – меня это удивляет.
А взять на съемки ребенка – это нормально?
Ю.С.: Зависит от обстоятельств. Федя приезжал на съемки сериала «Хороший человек».
То есть он был на съемках проекта про маньяка?
Ю.С.: Да. Не все же время мы доставали трупы, там и спокойные сцены были. Федор сидел у монитора, тихонечко смотрел. За время дубля он вычислил, кто главный на площадке, подошел к Константину Богомолову и говорит: «Здравствуйте, я Федя! Мне сказали, у вас здесь есть вкусности, можно мне их?» У меня случилась смеховая истерика. Константин Юрьевич не растерялся, сказал, что в буфете есть печенье. Пришлось выдавать…
Был ли у Федора кризис трех лет, который часто родители переживают тяжелее, чем ребенок?
Ю.С.: Сейчас стало полегче, но все равно он свои права отстаивает, скандалит.
И, наверное, пытается вас воспитывать так же, как вы его?
Ю.С.: Да, рассказывает, что я много сижу в телефоне. Недавно поправил меня. Я спросила: «Ты будешь еще кабачок?» А он сказал: «Нужно говорить: «Будешь ли ты еще кабачков?» Мы решили, что станет лингвистом.
Я поняла, вы про режим, про здоровье. А ваш муж, актер Евгений Цыганов, – про развлечения, как большинство пап? Наверное, он «добрый полицейский»?
Ю.С.: Вообще-то строгий. Он больше про развитие: «а давайте вместе что-нибудь придумаем», «что-нибудь слепим», «куда-нибудь съездим».
Как сказывается на Феде то, что у него много братьев и сестер? Обычно, когда есть старшие дети, малыш быстрее развивается.
Ю.С.: Это да. Федя, например, пошел очень быстро. Как-то он, еще не умея ходить, весь день гулял с братьями и сестрами. И вот вернулся домой и уже умеет ходить. За старшими тянулся.
У вас есть младший брат, которого вы воспитывали. Наверное, вы органично ощущаете себя мамой мальчика?
Ю.С.: Мне кажется, очень правильно, что у меня мальчик. С девочкой мне было бы, наверное, сложнее ладить. И вообще это очень интересное ощущение, Федор растет и начинает чувствовать себя мужчиной. Очень любит делать мне комплименты: «Мама, у тебя такое красивое платье!», «Ты такая красивая». Замечает все: маникюр, прическу. Спрашивает: «У тебя новые туфли?» или «Ты покрасила ногти?» Бывают моменты, когда он заявляет: «Я мужчина!» Но меня этим не возьмешь. Со взаимоотношением полов у меня все сложно. Всегда была такой: сама, сама, «не надо мне дверь открывать».
А теперь, когда вы жена и мама, приняли свою женственность?
Ю.С.: Да, мужчина рядом меня в ней убедил. Он настаивает на этом. И, в общем, Федор ему активно помогает, они объединяются и говорят, что за женщиной нужно ухаживать, помогать ей. Муж с сыном в сговоре. Они меня берегут.
Интересно, что говорит муж, когда вы приходите домой с очередным предложением сыграть жесткую историю?
Ю.С.: «Все здорово, но, может, что- нибудь полегче?»
Но вы его не слушаете и ныряете из одной сложнейшей роли в другую. В «Новом папе», например, сыграли мать неизлечимо больного ребенка. Как вы справлялись с моральной нагрузкой?
Ю.С.: Я старалась на съемках не думать о своем сыне. В книге американского педагога Иваны Чаббак «Мастерство актера» есть такая мысль – «если вы играете смерть близкого человека, представьте себе близкого человека в гробу». Я такое в страшном сне не могу себе представить. Я не суеверна, но боюсь негативных энергий. Когда снималась у Соррентино, даже не пыталась ставить себя на место героини. Мне было достаточно эмпатии. Я ей сочувствовала, ощущала боль за нее.
Что вы чувствовали на премьере в Венеции?
Ю.С.: Эйфорию. Кроме восторга, которым захлебываешься, был какой-то ком в горле. Хотелось зареветь. Теперь я знаю, что такое плакать от счастья. После просмотра зал очень долго аплодировал стоя, и я понимала, что нахожусь рядом с людьми, которых бесконечно уважаю. А потом ко мне подошел Джон Малкович и сказал, что это потрясающе и он абсолютно раздавлен моей ролью. Для меня это, конечно, событие, я считаю его удивительным артистом.
Мне кажется, вы очень амбициозный человек. Чего вы хотите в карьере?
Ю.С.: Я действительно очень амбициозная и не скрываю этого. И я хочу получить «Оскар», сняться у Йоргоса Лантимоса… Но если говорить о желаниях вообще, то их немного: хочу жить в тихом дворе, и чтобы близкие были здоровы. У меня все просто, почти как у героини фильма «Курьер», которая говорила: «Можно я скажу честно? Я хочу маленькую собачку и кабриолет».
0
119.00
